Сьюзен Коллинз - Сойка-пересмешница

• Название: Сойка-пересмешница
• Автор: Сьюзен Коллинз
• Жанр: Боевая фантастика

---

— Ты был слишком увлечен планом Бити наэлектризировать соленое озеро, — говорит Цезарь.

— Слишком занят игрой в союзников с другими. Я не должен был позволять им разделять нас! — Пит взрывается. — Тогда я и потерял ее.

— Когда ты остался у дерева, в которое ударяет молния, а она вместе с Джоанной Мейсон потащили катушку с проводом к воде, — поясняет Цезарь.

— Я не хотел этого! — Пит краснеет от волнения. — Но я не мог спорить с Бити, не показав, что мы собираемся разбить союз. Когда тот провод обрезали, все стало просто сумасшедшим. Помню лишь отрывки. Как пытался найти ее. Как видел Брута, убивающего Чэфа. Как я сам убивал Брута. Я знаю, что она звала меня. Потом молния ударила в дерево и силовое поле… взорвалось.

— Китнисс взорвала его, Пит, — говорит Цезарь. — Ты же видел запись.

— Она не ведала, что творит. Никто из нас не понимал плана Бити. Вы же видели, как она пыталась сообразить, что же делать с тем проводом, — огрызается Пит.

— Ладно. Просто это выглядит подозрительно, — говорит Цезарь. — Как будто она с самого начала была посвящена в план мятежников.

Пит поднимается на ноги, наклоняется к лицу Цезаря, сжимая руки на подлокотниках кресла своего интервьюера. — Правда? И в ее планы входила Джоанна, чуть не прикончившая ее? Электрошок, который ее парализовал? Ради взрыва? — он уже кричит. — Она не знала, Цезарь! Никто из нас не знал ничего, кроме того, что мы пытались помочь друг другу выжить!

Цезарь кладет руку на грудь Питу в одновременно и примирительном, и защитном жесте.

— Ладно, Пит, я тебе верю.

— Вот и хорошо, — Пит отстраняется от Цезаря, убирает руки и проводит ими по волосам, спутывая аккуратные стильные белые локоны. Сильно расстроенный, он падает в свое кресло.

Цезарь ждет минуту, разглядывая Пита.

— А как насчет твоего ментора, Хеймитча Эбернети?

Лицо Пита становится суровым.

— Я не знаю, что было известно Хеймитчу.

— Мог он быть частью заговора? — спрашивает Цезарь.

— Он никогда не упоминал об этом, — говорит Пит.

Цезарь продолжает настаивать.

— А что подсказывает тебе твое сердце?

— Что мне не стоило доверять ему, — говорит Пит. — Это все.

Я не видела Хеймитча с того времени, как напала на него на планолёте и оставила на его лице длинные порезы. Я знаю, что здесь ему было плохо. Дистрикт-13 строго запрещает производство или потребление опьяняющих напитков, и даже алкоголь для натирания держится в больнице под замком. В конце концов, Хеймитча принудили к трезвости, безо всяких тайников или домашнего варева для облегчения его переходного периода. Они оставили его в изолированном месте, пока он не протрезвел, так как не хотели выставлять его напоказ. Это, должно быть, было мучительно, но я перестала симпатизировать Хеймитчу когда поняла, что он обманул нас. Надеюсь, он смотрит Капитолийское телевидение сейчас и видит, что Пит тоже его осуждает.

Цезарь хлопает Пита по плечу.

— Мы можем прекратить, если хочешь.

— А нам ещё есть, что обсудить? — с оттенком иронии спрашивает Пит.

— Я планировал спросить тебя, что ты думаешь о войне, но если ты слишком расстроен… — начинает Цезарь.

— О, я не настолько расстроен, чтобы не ответить на это, — Пит делает глубокий вдох и смотрит прямо в камеру. — Я хочу, чтобы все, кто смотрит — неважно, на стороне Капитолия вы или мятежников — остановились всего на миг и подумали, что значит эта война. Для человечества. Сражаясь друг с другом раньше мы были близки к вымиранию. Теперь наше количество стало ещё меньше. А наше положение — ещё более бедным. Это именно то, чего мы хотим? Поубивать друг друга? В надежде на что? Что какой-то благородный род унаследует дымящиеся останки?

— Я не очень… Не уверен, что понимаю, о чем ты… — говорит Цезарь.

— Мы не можем воевать друг с другом, Цезарь, — объясняет Пит. — Нас останется не так много, чтобы продолжать военные действия. Если все не сложат оружие — и я говорю, что это нужно сделать как можно скорее — все это, в любом случае, закончится.

— То есть… ты взываешь к разоружению? — спрашивает Цезарь.

— Да. Я взываю к разоружению, — устало говорит Пит. — А теперь почему бы нам не попросить охрану отвести меня обратно в апартаменты, чтобы я мог построить очередную сотню карточных домиков?

Цезарь поворачивается к камере.

— Что ж. Думаю, на этом закончим. Возвращаемся к обычной программе.

Передача заканчивается музыкой, а потом появляется женщина, которая зачитывает список ожидаемого в Капитолии дефицита: свежие фрукты, солнечные батареи, мыло. Я смотрю на нее с непривычной заинтересованностью, потому что знаю, что все будут ожидать моей реакции на интервью. Но я в любом случае не смогу так быстро все обдумать — радость от того, что увидела Пита живым и невредимым, его защиту моей невиновности в сотрудничестве с мятежниками и его несомненную причастность к Капитолию, проявившееся в призыве прекратить огонь. О, это прозвучало, словно он осуждал обе стороны, ведущие эту войну! Но на данном этапе незначительных побед мятежников прекращение огня может привести лишь к возвращению к предыдущему статусу. Или даже хуже.

Позади себя я слышу обвинения в адрес Пита. Слова "предатель", "обманщик" и "враг" отскакивают от стен. Так как я не могу ни присоединиться к оскорблениям мятежников, ни возразить им, лучшее, что я могу сделать — убраться отсюда. И только я добираюсь до двери, голос Койн перекрикивает остальных.

— Тебя никто не отпускал, солдат Эвердин.

Один из людей Койн берет меня за руку. Правда, это не агрессивное движение, но после арены я чувствую себя беззащитной при каждом незнакомом прикосновении. Я вырываю руку и бегу по коридору. Шагов погони не слышно, но я не останавливаюсь. Мой разум быстро составляет список моих тайных укрытий, и я сматываюсь в каморку с продовольствием, свернувшись клубком вокруг коробки с мелом.

— Ты жив, — шепчу я, прижимая ладони к щекам и ощущая столь широкую улыбку, что она, должно быть, выглядит как гримаса.

Пит жив. И он предатель. Но сейчас мне наплевать. На то, что он говорит или на тех, для кого он это говорит; важно только то, что он по-прежнему может говорить.

Спустя некоторое время дверь открывается и кто-то проскальзывает внутрь. Гейл медленно опускается рядом со мной, и из его носа капает кровь.

— Что случилось? — спрашиваю я.

— Я оказался на пути Боггса, — отвечает он, пожав плечами.

Я вытираю его нос своим рукавом. — Будь осторожнее! — я стараюсь быть нежной. Промокаю, а не вытираю. — Это который из них?

— О, да ты знаешь, он правая рука Койн. Тот, который пытался остановить тебя, — он отстраняет мою руку. — Перестань! Из-за тебя я истеку кровью до смерти.

Тонкая струйка превращается в ручей. Я прекращаю попытки оказать первую помощь.

— Ты дрался с Боггсом?

— Нет, просто загородил ему проход к двери, когда он попытался преследовать тебя. Его локоть попал мне в нос, — говорит Гейл.

— Они наверняка накажут тебя, — говорю я.

— Уже наказали, — он поднимает вверх запястье.

Я непонимающе смотрю на него.

— Койн забрала мой комуникаф.

Я закусываю губу, стараясь оставаться серьезной. Но это кажется такой глупостью.

— Простите, солдат Гейл Хоторн.

— Не стоит, солдат Китнисс Эвердин, — он ухмыляется. — Я все равно чувствовал себя придурком, пока разгуливал с ним.

Мы оба начинаем смеяться.

— Думаю, это было понижение в должности.

Это одна из немногих хороших вещёй в Тринадцатом. Возвращение Гейла. Как только давление Капитолия по поводу нашей с Питом свадьбы сошло на нет, мы с Гейлом смогли вернуть нашу дружбу. И он не пытается подтолкнуть ее е чему-то большему — поцеловать меня или заговорить о любви. То ли потому, что я была слишком больна, то ли потому, что дает мне немного пространства, то ли потому, что знает, что это было бы жестоко, учитывая, что Пит находится в руках у Капитолия. Какой бы не была причина, у меня снова есть кто-то, с кем можно делиться секретами.

— Кто эти люди? — спрашиваю.

— Они — это мы. Будь у нас вместо угля ядерное оружие, — отвечает он.

— Мне не нравится мысль о том, что в Темные времена Двенадцатый мог отказать мятежникам в поддержке.

— Мог. Случись так, нам пришлось бы либо сдаться, либо начать ядерную войну, — говорит Гейл. — В этом смысле тот факт, что они выжили, вообще невероятен.

Может, потому, что на моей обуви все ещё остался пепел нашего дистрикта, но впервые я почувствовала к жителям Тринадцатого то, в чем они отказали мне: уважение. За то, что остались в живых вопреки всему. Первые годы, должно быть, были ужасны: после того, как город разбомбили в пух и прах, они ютились в комнатках под землей. Население ушло, не имея возможности обратиться за помощью. На протяжении последних семидесяти пяти лет они учились быть самостоятельными, создавали из своих жителей армию и строили новое общество без посторонней помощи. Они могли бы стать ещё могущественнее, если бы эпидемия оспы не нанесла урон рождаемости и не сделала их столь отчаянно нуждающимися в обновлении генофонда и селекции. Да, они милитаристы, чрезмерно следующие заданной программе и отчасти лишенные чувства юмора, но они здесь. И собираются помериться силами с Капитолием.