Зэди Смит - О красоте

• Название: О красоте
• Автор: Зэди Смит
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-98695-053-2

В своем новом романе Зэди Смит повествует о двух университетских профессорах-врагах. Белси и Кипсе, чьи семьи оказываются тесно связанными друг с другом. Это комедия положений, разворачивающаяся в академическом межкультурном пространстве, такая же яркая, как и первый роман Смит "Белые зубы".В доме Белси, в Бостоне, исповедуют идеи равенства всех людей, бесспорное превосходство демократии, все модные теории об искусстве, пренебрегают идеей богатства и презирают политику. В доме Кипсов говорят о реальной политике, о деньгах, об экономике, объявляют равенство мифом, а мультикультурализм - модной выдумкой. Это противостояние приводит ко многим трагикомическим событиям…Это роман о любви, о понимании того, что есть красота. В 2006 году Зэди Смит получила за роман "О красоте" премию "Оранж" (Orange Broadband Prize for Fiction) - одну из самых престижных в англоязычном мире премий.

---

- Если это случится, - ровным голосом, между глотками кофе, сказал он, - Монти Кипе станет свояком. И не чьим-нибудь. Нашим.

- Говард, - так же невозмутимо ответила Кики, - прошу, давай без показательных выступлений. Мы не на сцене. Я уже сказала: сейчас об этом говорить не хочу. Ты меня слышал?

Говард слегка кивнул.

- Леви нужны деньги на такси. Если уж тебе приспичило волноваться, поволнуйся об этом. А не о Кипсах.

- Кипсах? - раздался откуда-то голос Леви. - Каких таких Кипсах? Гдей-то они?

Этого псевдобруклинского акцента не было ни у Говарда, ни у Кики, да и у Леви он появился всего три года назад, когда ему стукнуло двенадцать. Джером и Зора родились в Англии, Леви в Америке. Разные американские акценты его детей казались Говарду несколько искусственными - не впитанными в стенах этого дома, не перенятыми от матери. Но Левин был самым труднообъяснимым. Бруклин? Белси жили триста с лишним километров севернее. Сегодня утром Говард решил, наконец, высказаться на эту тему (хотя жена не раз просила его не вмешиваться), но возникший из коридора Леви обезоружил его широкой улыбкой.

- Леви, дорогуша, - сказала Кики, - скажи, ты знаешь, кто я? Ты в принципе обращаешь хоть внимание на то, что происходит вокруг? Помнишь, кто такой Джером? Что он твой брат? Что он в отъезде? Что он пересек большой океан и сейчас живет в месте под названием Англия?

Леви держал в руке кроссовки. Хмуро отмахнувшись ими от материнского сарказма, он сел обуваться.

- Ну и что? Типа, я в курсе, кто эти Кипсы? Да знать я не знаю никаких Кипсов.

- Джером, ступай в школу.

- Я теперь тоже Джером?

- Леви, в школу!

- Ну, вечно ты так… Я просто спросил, и все, а ты вечно… - Тут Леви состроил неопределенную мину, и подразумеваемое слово осталось неясным.

- Монти Кипе. Человек, на которого в Англии работает твой брат, - устало сдалась Кики.

Говард с интересом наблюдал, как Леви добивается этой уступки, простодушностью нейтрализуя едкую Ки- кину иронию.

- Вот видишь, - сказал Леви так, словно в этом доме он единственный поборник вежливости и здравого смысла. - Ведь нетрудно?

- Стало быть, это письмо от Кипса? - спросила Зора, спустившись по ступеням и став за плечом матери. Их поза - дочь, склонившаяся над матерью, - точь- в-точь повторяла картину Пикассо с крепкотелыми разносчицами воды. - Папа, на этот раз мы ему ответим вместе - мы уничтожим его. За кого он выступает? За британских республиканцев?{2}

- Нет-нет, и близко ничего такого. Это от Джерома. Он женится, - сказал Говард. Он отвернулся и, не обращая внимания на распахнувшийся халат, подошел к стеклянным дверям в сад. - На дочери Кипса. Очевидно, это забавно. Ваша мать находит это уморительным.

- Нет, дорогуша, - сказала Кики. - Кажется, мы как раз выяснили: я не нахожу это уморительным. На мой взгляд, по е-мейлу в семь строк вряд ли можно понять, что к чему. А раз невозможно сказать, что все это значит, я не горю желанием впопыхах решать…

- Вы серьезно? - встряла Зора.

Выхватив у матери листок, она почти вплотную поднесла его к близоруким глазам.

- Что за шутки, твою мать?

Прижавшись лбом к толстому стеклу, Говард чувствовал, как его брови пропитываются влагой. На улице все шел и шел демократичный снег Восточного побережья, выбеливая подряд садовые кресла и столы, деревья, почтовые ящики, заборные столбы. Говард выдохнул на стекло ядерный гриб и стер его рукавом.

- Зора, не пора ли на занятия? И не надо в моем доме таких слов. А? Ну да! Да ну? Нет! - пресекла Кики все Зорины попытки высказаться. - Все? Пусть Леви дойдет с тобой до стоянки такси. Сегодня я не смогу его отвезти; хочешь, спроси у Говарда, может, он его отвезет, в чем, правда, я сомневаюсь. А я позвоню Джерому.

- Меня не надо подвозить, - сказал Леви, и тут только Говард по-настоящему заметил сына и его обновку: тонкий черный женский чулок на голове, завязанный сзади узлом с небрежной, похожей на сосок пипочкой.

- Ты не сможешь ему позвонить, - тихо сказал Говард. И оперативно отступил с глаз долой за их гигантский холодильник. - У него нет денег на телефоне.

- Что ты сказал? - спросила Кики. - А? Не слышу.

Внезапно она возникла за его спиной.

- Где у тебя записан телефон Кипсов? - осведомилась она, хотя обоим был известен ответ.

Говард молчал.

- Ах, да, конечно, - сказала Кики, - он записан в ежедневнике, том самом ежедневнике, забытом в Мичигане на знаменитой конференции, на которой тебе было недосуг думать о таких пустяках, так жена и дети.

- Давай не сейчас, а? - попросил Говард. У виновного одна возможность - умолять об отсрочке приговора.

- И так всегда, Говард. Что бы ни случилось - расхлебывать мне, мне отвечать за твои поступки, и…

Говард шарахнул кулаком по холодильнику.

- Прошу, не надо. Дверца отскочила, она и так уже… Все разморозится, закрой плотнее, плотнее, еще… Ну, хорошо: это печально. Печально, если так все оно и есть, но как раз этого мы пока не знаем. Сейчас имеет смысл без суеты, потихоньку выяснить, что за чепуха там творится. Давай успокоимся и поговорим - например, когда мы… Когда приедет Джером и нам в принципе будет, о чем говорить. Согласен?

- Хватит ссориться, - тихонько буркнул, а затем громко воззвал Леви из дальнего угла кухни.

- Мы не ссоримся, дорогуша, - сказала Кики и наклонилась вперед.

Она нагнула голову и размотала широкий огненно- красный платок. Две ее толстые тугие косы спускались до попы, как бараньи рога, если те раскрутить. На ощупь выровняв концы платка, Кики запрокинула голову и дважды обмотала ткань, завязав ее на прежний манер, только туже. После этого Кики оперлась о стол и повернулась к детям подтянутым, непререкаемым лицом.

- Все, спектакль окончен. Зур, в горшке возле кактуса было несколько долларов. Дай их Леви. Если там ничего нет, одолжи ему из своих, я потом верну. У меня в этом месяце туговато с финансами. Хорошо. Иди и учись. Чему-нибудь. Чему угодно.

Когда через несколько минут за детьми закрылась дверь, Кики повернулась к мужу с выражением, в котором только он мог прочесть каждую строку и каждую сноску. Говард беспричинно улыбнулся. Ответной улыбки не последовало. Говард посерьезнел. Случись сейчас схватка, даже идиот не поставил бы на него. Нынешняя Кики (которую однажды, двадцать восемь лет назад, в первый день в их первом доме, Говард перекинул через плечо, словно легкий скатанный ковер, чтобы потом положить и самому лечь сверху) весила верных сто тринадцать килограммов и выглядела на двадцать лет моложе него. Женщины ее этнической принадлежности почти избавлены от морщин, а у Кики, благодаря набранному весу, кожа вообще была поразительно гладкой и упругой. В пятьдесят два года у жены сохранилось совершенно девичье лицо. Красивое лицо норовистой девчонки.

Она метнулась назад в кухню и так стремительно пронеслась мимо, что он рухнул в стоявшее поблизости кресло-качалку. Подлетев к столу, она стала яростно набивать сумку совершенно не нужными на работе предметами. Заговорила, глядя в сторону:

- Знаешь, что меня поражает? То, что один и тот же человек в чем-то профессор профессором, а в чем-то - дремучий кретин! Посмотри «Азбуку для родителей», Гови. Ты узнаешь, что подобные действия приводят к абсолютно противоположному результату. Абсолютно противоположному.

- Но, черт возьми, - задумчиво сказал Говард из кресла-качалки, - все всегда и происходит совершенно не так, как мне хочется, а наоборот.

Кики застыла на месте.

- Ну да. Ты у нас вечно ущемлен. Твоя жизнь - разгул потерь.

Это был намек на недавнее кошмарное происшествие. Предложение распахнуть в их супружеском особняке дверь в прихожую страданий. Предложение было отклонено. И Кики приступила к решению привычной задачки - как разместить маленький рюкзачок посередине широченной спины.

Говард встал и благопристойно запахнул банный халат.

- У нас есть хотя бы их адрес? - спросил он. - Домашний адрес?

Словно ярмарочный умелец читать мысли, Кики сжала виски и медленно заговорила. И хотя ее поза выражала саркастичность, глаза ее были мокры.

- Мне хочется понять, что, по-твоему, мы тебе сделали. Твои родные. Что мы тебе сделали? Лишили тебя чего-то?

Говард со вздохом отвел глаза.

- Мне все равно во вторник читать доклад в Кембридже… Могу вылететь в Лондон днем раньше, если только…

Кики хлопнула по столу.

- Бог мой! На дворе не 1910-й год, Джером волен жениться, на ком душа пожелает. Или, по-твоему, надо заказать визитные карточки и велеть ему встречаться с дочерьми только тех преподавателей, которых ты…

- А мог этот адрес быть в зеленом молескине?

Она смахнула повисшие на ресницах слезы.

- Понятия не имею, где он мог быть, - передразнила она его. - Ищи сам. Вдруг обнаружится под слоем мусора в твоем свинарнике.