Виктор Кудинов - Неволя

• Название: Неволя
• Автор: Виктор Кудинов
• Жанр: История

---

Вечером Бабиджа поехал к Нагатаю, прихватив с собой арабскую шкатулку из черного дерева.

Дом Нагатай-бека находился за городом, среди садов и пригородных усадеб знати. Чтобы до него добраться, Бабидже понадобилось пересечь весь город, проехать мимо дворца хана, где появляться в настоящее время было небезопасно, ибо ханская стража хватала всех подозрительных. Но Бабиджа, пренебрегая этой опасностью, пустился в путь и через полтора часа достиг пределов города.

Каменная высокая ограда окружала обширную усадьбу Нагатая, которая состояла из большого сада, вместительного широкого дома и множества хозяйственных служб. Въехав в ворота, Бабиджа сразу увидел господский дом, белевший стенами и черневший проемами окон и дверей сквозь длинные ветви диких виноградных лоз, прикрывавших летом стены густой листвой.

Оставив остроносые туфли за порогом, в одних теплых носках Бабиджа прошел в просторную горницу Нагатая, всю устланную шерстяными пестрыми коврами.

Толстый Нагатай возлежал на подушках, охал и жаловался на нездоровье. Все у него болело, и, видимо, это было так: лицо было желтое и опухшее, глаза утратили былую живость и блеск.

Нагатай-бек, сын Ахмыла, был большой тархан, освобожденный милостью хана Джанибека от всех податей. Три его жены и два взрослых сына умерли от того же мора, что и дети и жены Бабиджи, но пятеро дочерей остались живы. Все дочери бека вышли красавицы, и он их отдал замуж за влиятельных людей. Судьба разбросала их по всем улусам Дешт-и-Кипчак: две дочери жили в Хорезме, третья в Дербенте, четвертая - у ногаев, лишь пятой не повезло: Джани овдовела на первом году замужества. Возвратив калым отцу Ибрагим-багадура, Нагатай вернул дочь к родному очагу, к обоюдной радости её и своей.

Джани была любимой дочерью Нагатая, от четвертой жены, кипчачки, умершей вскоре после родов: и нравом, и лицом она напоминала мать свою, горячо любимую беком; так же, как та, была домовита и хозяйственна. Кроме нее, не было в доме человека, кто бы так разумно мог распорядиться его богатым состоянием. С дочерью Нагатай не знал забот и постоянно благодарил Аллаха, что тот послал ему это дитя и он, Нагатай, мог теперь, на старости лет, пребывать в покое и молитвах, ничуть не беспокоясь о своих табунах, отарах, шерсти, которую каждую осень настригали по нескольку сот тюков, о пастбищах и прочем богатстве.

Бабиджа вначале повел разговор, как принято, о хозяйстве, полюбопытствовал, сколько Нагатаю чабаны настригли овечьей шерсти, каких он намерен продать кобылиц, чем он лечится и каких приглашает лекарей, но затем Бабиджа, как бы невзначай, упомянул о верности хану Бердибеку и сообщил, что хана признали военачальники - эмир Мамай, эмир Могул-Буги, эмир Амед, эмир Намгудай, надеясь на этот раз услышать от Нагатая то, зачем он сюда прибыл. Однако бек слушал, вздыхал и, выражая печаль на своем полном лице, как бы говорил: "О чем ты мне толкуешь? Разве не видишь, как мне плохо? Я совсем болен..."

Тогда Бабиджа пошел на хитрость, он склонился к уху Нагатая и шепнул:

- Ищут царевича. Люди указывают, что он скрывается где-то тут, поблизости. Плохо придется тому, у кого обнаружат его.

- Что же делать? Что же делать? - прошептал вдруг Нагатай, бледнея, мелкий пот бисеринками проступил по всему его лбу.

Сделав вид, что он не заметил беспокойства Нагатая, Бабиджа сказал, поглаживая свою бороденку:

- Я знаю - ты не дашь приют человеку, которого разыскивает хан. Ведь в противном случае ты потеряешь все. Мой тебе совет - держись от этого подальше.

После этого Бабиджа замолчал и закрыл глаза, так он посидел некоторое время, потом спросил:

- Помнишь ли ты наш уговор?

Нагатай ответил не сразу - он был удручен собственными мыслями

- А? Что? Какой уговор?

- Насчет твоей дочери. Я богат, одинок, нет у меня наследника. Кому все достанется после меня? Ты тоже одинок, у тебя тоже нет наследника, но у тебя есть дочь... Мое имущество и угодья приносят в год пятьдесят тысяч динар.

- Да, да... понимаю. - Нагатай посмотрел на Бабиджу, будто затравленный. - О Джани... ты ведь знаешь, дорогой Бабиджа, что это нельзя решить так сразу, а сейчас...

Тогда Бабиджа признался:

- Твой друг думает о тебе. Ты послушай, - он подвинулся к нему поближе и зашептал в самое ухо: - Мне удалось отвести от тебя большую беду.

- О чем ты говоришь? - удивился толстяк, хотя прекрасно понял, на что намекнул Бабиджа, и весь затрясся от страха.

- А вот о чем, - ответил тот как ни в чем не бывало. - Платок царевича Кильдибека найден одним человеком у тебя в доме. Этот человек верен мне. А платка царевича больше нет.

Нагатай не стал отпираться. Он прижал руку к сердцу в знак благодарности и наклонил голову, после этого он посмотрел на Бабиджу долгим умоляющим взглядом, как бы спрашивая: что же делать? И Бабиджа сказал:

- Я думаю вот что. Если царевич ещё у тебя, он должен немедленно покинуть твой дом ради сохранения своей царственной жизни и твоей.

И тут Бабидже пришло на ум прекрасное решение: он вспомнил, как царевич Бердибек проник во дворец.

- Пусть он переоденется в женское платье, сядет на ишака. Мой человек проводит его на окраину города, в караван-сарай. Там его будет поджидать дервиш Мансур. Дервиш достанет ему коня, одежду и поможет перебраться к ногаям. Завтра с утра мой человек прибудет к твоему дому.

- Да, да, - закивал большой головой Нагатай, - сделаем все, как ты сказал. Ты пришел вовремя, Бабиджа. Я никогда не забуду твоей доброты. Ты поступил как настоящий друг.

Теперь, слушая Нагатая, кивал головой и Бабиджа, а когда тот кончил говорить, развернул тряпку и достал резную деревянную шкатулочку.

- Это небольшой подарок для Джани.

Нагатай принял шкатулочку дрожащими руками.

- К нашему разговору мы ещё вернемся, - сказал толстый бек. - Потом как-нибудь. У нас будет время.

Глава четырнадцатая

Бабиджа в глубоком раздумье прибыл домой. Дело, которое он должен исполнить, было столь опасно, что могло охладить любого храбреца, а он отнюдь не такой храбрый человек, чтобы стать пособником бегства царевича Кильдибека. Это все равно что самому добровольно подставить голову под меч. Но разве мог он поступить иначе? В жизни каждого человека наступает время, когда он должен сделать решительный шаг и самому - не Богу - определить свою судьбу. Такое время наступило и для Бабиджи-бека. Он взвешивал все "за" и "против" и все более убеждался, что нет у него иного пути, как следовать велению своего сердца, прислушиваться к его зову. А сердце говорило: если царевича найдут в доме Нагатая, пропадет Джани, не появится на свет их будущий наследник, - в то, что у него и Джани будет сын, он верил, как в звезду пророка, - а это значит, всему конец - его надеждам, его помыслам, его жизни. Разве можно в таком случае поддаваться страху, колебаниям, ожиданиям? Только правильное, верное решение может помочь выпутаться из столь опасного дела. И решение это было найдено. Но как сделать, чтобы все свершилось благополучно и для него, и для Нагатая, и для царевича?

Неподвижно и долго сидел он в своей горнице, лишь изредка теребя кончиками пальцев бороду, смотря в одну точку на ковре и глубоко вздыхая от безысходности и напрасных раздумий. И когда уже, казалось, ничего нельзя придумать разумного, его вдруг осенило: Озноби! Вот кто ему поможет! Если Озноби защищают небесные силы, они защитят его и в этот раз. Кроме всего прочего, как помнит Бабиджа, у него нет тамги. Он позвал Ахмеда, и тот подтвердил, что Озноби действительно не клеймен. Бабиджа возликовал. Это перст Божий!

Если Озноби и попадется, то от него всегда можно отказаться, а доказать, чей это раб, просто невозможно. Царевич Кильдибек будет одет в женское платье, Озноби и в голову не придет, что на ишаке, которого он поведет, сидит мужчина, царевич из рода Чингисидов! Но тут же лицо Бабиджи омрачилось снова - Озноби не знает дороги к караван-сараю!

"Тогда, - рассуждал Бабиджа, - впереди пойдет кто-нибудь из слуг, хотя бы тот же Ахмед. Конечно, - обрадовался бек, - Ахмед будет идти впереди и указывать дорогу! А если царевича схватят, Ахмед прирежет Озноби! Он это умеет делать ловко и быстро, как туркмен. Никто и не заметит".

В радостном возбуждении потер Бабиджа руки, погладил жиденькую бородку, приосанился и с торжествующей улыбкой обвел блестевшими глазами спальню, точно перед ним - толпа восторженных почитателей. Как он умен, хитер, изворотлив! Да Нагатай пропал бы без него! Совсем пропал! Сколько раз он, Бабиджа, выручал его. Да за него не только одну дочь - двух отдать можно! Но Нагатай не понимает этого, потому что глуп! Ну, погоди, вот избавятся они от царевича Кильдибека, тогда и разговаривать можно будет по-иному. Лишь бы повезло и бегство царевича удалось.

Утром Михаилу выдали поношенный, ещё крепкий халат, высокую шапку и старые сапоги, и вместе с Ахмедом отправился он в другую часть города. Ему объяснили, что он должен делать - вести ишака с женщиной, по дороге ни с кем не разговаривать, прикинуться немым. А куда вести, ему будет указывать Ахмед, идущий впереди.