Ларри Бонд - Водоворот

• Название: Водоворот
• Автор: Ларри Бонд
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 1994
• ISBN: 5-85585-146-Х 5-85585-144-3(Кн. I) 5-85585-145-1(Кн. ll)

Издательство представляет второй — после романа «Котел»— бестселлер американского писателя Ларри Бонда «Водоворот». События в этом романе происходят в самой богатой стране Черного континента — в ЮАР — во время острого политического кризиса. Драматическая ситуация в ЮАР грозит обернуться катастрофой для всего мира…

---

Все говорило о том, что Иэн Шерфилд — восходящая звезда. Оставалось сделать всего один шаг до аккредитации в Белом доме. А это, в свою очередь, — верный путь к месту политического обозревателя или даже к собственной программе в наиболее престижные вечерние часы. В тридцать два ему был почти гарантирован успех.

И тут он совершил ошибку. Ничего особенного. Если бы речь шла о деле, в меньшей степени затрагивающем личные амбиции.

Его пригласили на Пи-Би-Эс принять участие в дискуссионном шоу под названием «Объективность в средствах массовой информации». Другим участником был один из наиболее известных комментаторов. Иэн как сейчас помнит все подробности той встречи. Когда комментатора попросили привести пример необъективности в ежедневных выпусках вечерних новостей, этот надутый индюк битый час нудно распространялся о собственной непредвзятости и беспристрастности.

И тут Иэн завелся. Спровоцированный ведущим, он насел на своего оппонента, с примерами в руках доказывая, что в комментариях последнего его политические пристрастия всегда доминируют над объективной подачей информации. Это было красивое зрелище: аудитория рукоплескала, а комментатор бросил на него испепеляющий взгляд.

Поначалу он и думать забыл об этом эпизоде — пока его обещанное назначение не сорвалось и вместо этого он не был направлен на работу в кейптаунский корпункт.

Только тогда он понял, как обосрался с тем телебоссом. ЮАР по праву считалась концом карьеры для любого честолюбивого журналиста. Когда в стране не было волнений, оттуда вообще было нечего передавать. Когда же страсти накалялись, службы безопасности попросту налагали запрет на освещение тех или иных событий, и тогда отснятый материал вообще невозможно было никуда переправить. И что того хуже, само правительство проводило политику жесткого дозирования информации. Это означало, что нельзя снимать ни разгон демонстрации против апартеида[5], ни стрельбу по черным профсоюзным активистам. В результате корреспондентам, работающим в ЮАР, практически не отводилось эфирного времени. А эфирное время, минуты или секунды, в течение которых ты присутствуешь на экране, для тележурналиста — это все. Именно по ним судят о его способностях.

Иэн вполне отдавал себе отчет в том, как низко пал. С тех пор как он прибыл сюда полгода назад, ему удалось отправить в Нью-Йорк по каналам спутниковой связи несколько десятков репортажей, но на экранах Америки они в общей сложности заняли от силы четыре минуты двадцать три секунды. А это, по телевизионным меркам, означало полное забвение.

— Эй, Шерфилд, ты что, заснул? Нам пора!

Резкий голос Ноулза вывел Иэна из мрачных раздумий, и он поднял глаза. Увешанный всевозможными приспособлениями, со звукозаписывающим оборудованием в обеих руках, его оператор скорее напоминал вьючное животное.

— Я готов и даже полон решимости, но нет сил. — Иэн протянул руку и взял у Ноулза пару коробок. — Давай помогу. Ты мне нужен живой и без грыжи.

Они направились к своему автомобилю, изрядно потрепанному микроавтобусу фирмы «Форд». Еще одно никому не нужное путешествие, еще один потерянный день. В сердцах Иэн поддал ногой камешек, валявшийся на дороге, и тот приземлился аккурат возле до блеска начищенных ботинок сурового полицейского в сером мундире.

— Черт, — пробормотал Ноулз себе под нос. Полицейский бросил на них ледяной взгляд и, когда они поравнялись с ним, вытянул вперед левую руку:

— Ваши документы!

Иэн с оператором остановились, сбросили на землю свои принадлежности и принялись шарить по карманам в поисках паспортов и лицензии. Южноафриканец принялся как бы нехотя просматривать документы с презрительной усмешкой на вытянутом лице. Наконец он поднял глаза.

— Журналисты?

Иэн явно различил в голосе полисмена нотки презрения, и в нем начала закипать волна гнева, но он сдержал себя.

— Верно, мы американские журналисты. А что, какие-то проблемы?

Некоторое время полицейский пристально смотрел на него.

— Нет, господин Шерфилд, никаких проблем. Вы свободны — пока. Но на будущее я посоветовал бы вам держаться более уважительно к представителям власти.

Иэн протянул руку за паспортами и лицензией, но прямо у него на глазах они упали на землю — это полицейский нарочно разжал пальцы и выпустил их из рук. В одно мгновение в нем всколыхнулись все накопившиеся за долгие месяцы обиды и унижения. На какую-то долю секунды он представил себе туловище полицейского как одну большую мишень. Сначала — солнечное сплетение. Затем — этот задранный нос. Иэн напряг мышцы, готовясь к атаке: сейчас он покажет, чему успел научиться в Штатах за два года занятий в секции самообороны.

И тут он заметил в глазах противника победоносный блеск. Странно. Чему это он так радуется? В последние доли секунды Иэну удалось сдержаться, и к нему вернулась способность рассуждать здраво. Этот ублюдок нарочно провоцирует его. Но стоит только попасться на его удочку, и беды не оберешься. Большой беды.

Ни слова не говоря, Иэн нагнулся и поднял рассыпавшиеся бумага. Не хватает только, чтобы его депортировали.

Открывая дверцу микроавтобуса, Ноулз кинул взгляд через плечо.

— Этот сукин сын все еще следит за нами, — бросил он.

Не оборачиваясь, Иэн сел за руль своей «фиесты».

— Может, у него не стоит, вот он и завидует всем подряд.

Оператор рассмеялся и захлопнул дверцу.

— Ладно, Иэн, не вешай нос. Если правительство когда-нибудь даст разгуляться фашистским молодчикам, тут будет столько крови, что хватит на целую серию репортажей.

Отъезжая от тротуара, Иэн следил за неподвижной фигурой в форме: полицейский по-прежнему не отрывал от них глаз. Возможно, Ноулз прав. Однако эта мысль почему-то настроения ему не подняла.

29 МАЯ. МИНИСТЕРСТВО ПРАВОПОРЯДКА, ПРЕТОРИЯ, ЮЖНАЯ АФРИКА

Кабинет Карла Форстера был под стать своему хозяину. Обшарпанный пол из твердых пород древесины и чистые белые стены, лишенные каких-либо портретов или картин, ограничивали пространство этой маленькой комнаты, где стояли только письменный стол и стул. Тихое гудение кондиционера — вот, пожалуй, единственная уступка, которую Форстер делал современности.

Делал он ее, конечно же, неохотно, поскольку, подобно многим африканерам, Карл Форстер обожал прошлое. Исполненное мифов, состоящее из постоянных жертв, трудностей и героических смертей, оно наполняло всю его жизнь.

Триста лет назад его предки, покинув родную Голландию, бросили вызов морской стихии, чтобы поселиться на самой южной оконечности Африки — мысе Доброй Надежды, — соблазненные, подобно тысячам других, обещанием свободных земель. В последующие десятилетия они покорили местные племена, постепенно обустраивая свои фермы, выросшие посреди безлюдной пустыни. Эти фермеры-скотоводы, или буры, считали себя прямыми духовными наследниками иудейских патриархов, которые с Божьей помощью вели свою паству и последователей на землю обетованную.

Почти полтора столетия спустя клан Форстера участвовал в Великом переселении с мыса Доброй Надежды, гоня свой скот и слуг сначала в Наталь, а затем, через Драконовы горы, на широкие равнины Трансвааля в надежде избавиться не только от британского колониального господства, но и от вмешательства в их жизнь миссионеров-аболиционистов.

Бог помог им одержать победу над воинственными зулусами, но не защитил от британцев, которые шли за ними по пятам. Было это незадолго до того, как британская колониальная администрация со своими войсками положила глаз на расположенные севернее золотоносные земли контролируемого африканерами Трансвааля.

Когда здесь на пороге двадцатого века разразилась война, дед Форстера сражался в рядах повстанцев, совершая рейды в тыл врага, оккупировавшего занятые им когда-то территории. Он провел немало рискованных операций, прежде чем его схватили и казнили. Его жена, заключенная в английский концентрационный лагерь, умерла от голода и тифа, вместе с двадцатью шестью тысячами других бурских женщин и детей.

Отец Форстера, священник Голландской реформатской церкви, ничего не забыл и не простил англичанам. Поэтому когда началась вторая мировая война, вышеупомянутый священник присоединился к сотням тысяч других африканеров, которые открыто молились за победу нацистов и тайно содействовали этой победе. Разочарованный поражением Германии, он в 1948 году приветствовал выборы, благодаря которым к власти пришла Националистическая партия, — большинство в ней составляли буры, — и объявила апартеид основополагающим принципом государственного устройства.

От папы-священника его единственный сын унаследовал три вещи, не подверженные воздействию времени: неизменное презрение к англичанам и прочим иностранцам, твердую уверенность, что разделение людей на расы — это творение рук Божьих, а также непреклонную решимость сохранить господство африканеров и чистоту крови.