Дэниел Мейсон - Настройщик

• Название: Настройщик
• Автор: Дэниел Мейсон
• Жанр: Современная проза

В октябре 1886 года настройщик Эдгар Дрейк получает неожиданное предписание из Министерства обороны Великобритании: он должен оставить свою жену и спокойную жизнь в Лондоне и отправиться в джунгли Бирмы для настройки раритетного фортепиано. Фортепиано принадлежало майору, военному хирургу, чьи нестандартные миротворческие методы — поэзия, медицина, а теперь и музыка, — вносили покой в колонизированные районы Мьянмы, но вызывали вопросы его руководства.

Во время путешествия через всю Европу к Красному морю, а затем через Индию в Бирму, повстречав самых разных людей — военных, мистиков, бандитов, очаровательных женщин, на поверку оказывающихся авантюристками и мошенницами, — в глубине джунглей, на берегах бирманской реки, Эдгар осознал, что мир более загадочен и опасен, чем он мог себе представить.

---

В это, когда составлялся данными отчет, Лимбинский союз продолжал наращивать силу. Твет Нга Лю также не сходит со сцены, постоянно напоминая о себе золой сожженных городов и трупами вырезанных крестьян. Все попытки переговоров потерпели неудачу. На своем посту в Маэ Луин я не имел возможности установить контакт с Лимбинским союзом, и мои попытки связаться с Твет Нга Лю также не имели успеха. До сего дня немногим британцам приходилось воочию видеть его, и возникает даже сомнение, существует ли этот человек на самом деле или он просто легенда, выросшая на основании ужасных свидетельств о нападениях дакоитов. Как бы то ни было, за поимку Бандитского Вождя, живого или мертвого, была назначена награда. Это часть той деятельности, которая ведется с целью установить мир на плато Шан.

Эдгар прочел весь доклад не отрываясь. Там были и другие короткие заметки Кэррола. Все похожие друг на друга, они пестрели этнографическими и естественно-научными подробностями. На первой странице одной из них, где был обзор торговых путей, сверху доктор нацарапал: «Пожалуйста, приложите это к другим документам, чтобы настройщик получил представление о географии края». Там было два приложения: первое — о горных тропах, способных пропускать артиллерию, а другое представляло собой сводку о съедобных растениях «на случай, если экспедиция потеряется без съестных припасов». Здесь можно было видеть рисунки цветков в разрезе с наименованиями растений на пяти различных местных диалектах.

Контраст между докладами доктора и остальными официальными военными бумагами был поразительным, и Эдгар задумался, не это ли послужило одной из причин неприязни к доктору со стороны некоторых военных чинов. Он знал, что большинство офицеров имеют дворянское происхождение и учились в лучших учебных заведениях. Можно было представить себе их неприятие такого человека, как доктор, который вышел из более скромной среды, но казался куда более культурным и образованным. «Возможно, именно поэтому он понравился мне», — подумал Эдгар. Когда Эдгар окончил школу, он оставил родительский дом, отправившись в Сити обучаться у настройщика. Это был эксцентричный старичок, убежденный в том, что хороший настройщик должен хорошо знать не только инструмент, но и разбираться в физике, философии и поэзии. Поэтому Эдгар, хоть и не обучался в университете, к двадцатому дню своего рождения имел лучшее образование, чем многие из тех, кто закончил его.

«Есть и другие схожие черты, — думал он. — Наши занятия во многом схожи, в них, как в немногих других, нет классовых различий — ведь все люди болеют и инструменты тоже, а концертные рояли расстраиваются точно так же, как пианино в заштатных кабачках». Эдгар хотел бы знать, какое значение все это имело для доктора. Сам он рано понял, что есть существенная разница между тем, что в тебе, твоей профессии нуждаются и ощущением того, что здесь принят. Хотя он часто бывал в домах высшего общества, где владельцы дорогих инструментов заводили с ним салонные беседы о музыке, он никогда не чувствовал себя там желанным гостем. И это отчетливое понимание чуждости здесь рождало, напротив, причастность к другому кругу: он часто чувствовал себя на удивление своим среди плотников, кузнецов или грузчиков, с которыми ему часто приходилось общаться по роду своей деятельности. Он вспомнил, как рассказал Кэтрин об этом чувстве отчужденности к светскому обществу. Это случилось вскоре после свадьбы, когда они однажды утром гуляли по берегу Темзы. Кэтрин лишь рассмеялась и поцеловала его, ее щеки раскраснелись от морозца, губы были теплыми и влажными. Он помнил это почти так же хорошо, как и ее слова: «Честное слово, мне нет дела до того, к какому обществу тебе удобнее принадлежать, мне нужно только, чтобы ты принадлежал мне». Вообще Эдгар находил себе друзей по интересам, руководствуясь тем чувством, которое сейчас, на пароходе, идущем в Рангун, испытывал к доктору.

«Жаль, что доктор так ничего и не написал о самом рояле, — подумал он, — потому что именно он, герой всей этой авантюры, и его отсутствие во всех материалах — самое большое упущение». Эдгар продолжал думать о Кэрроле. «Кэррол заставил армейских чинов читать его труды по естественной истории, и было бы только честно, если бы их заставили прочесть еще и о рояле», — эта мысль понравилась ему. В творческом порыве, когда в груди росло ощущение общей с доктором миссии, он встал, достал чернильницу, перо и бумагу, зажег новую свечу от той, которая уже почти догорела, и начал писать.

«Господа!

Я пишу к вам с борта нашего парохода, направляющегося в Рангун. Уже четырнадцатый день длится наше путешествие, и в дороге для меня были большим развлечением красоты, открывающиеся перед нами, а также те материалы, очень информативные, которые предоставило мне ваше министерство. Однако я обратил внимание на то, что очень мало в них сказано, собственно, о цели моей миссии, а именно о самом рояле. Поэтому в целях исторических, а также для сведения служащих Военного министерства я почел необходимым собственноручно записать следующее. Прошу поделиться этими сведениями со всеми, с кем сочтете нужным. Господа, если вас заинтересует какая-либо дополнительная информация, я с большим удовольствием предоставлю ее вам.

История возникновения рояля „Эрард“

История возникновения рояля марки „Эрард“ вполне естественно может иметь два начала: начало, собственно, рождения фортепиано и история жизни ее создателя Себастьена Эрарда. Но первая длинна и замысловата, хоть и весьма любопытна. (Это слишком большое испытание для моего пера, ибо я настройщик, интересующийся историей, а не историк, интересующийся настройкой.) Достаточно сказать, что после изобретения фортепиано Кристофори в начале восемнадцатого века инструмент претерпел значительные модификации, рояли „Эрард“, как и все современные его собратья, зародились в русле этой славной традиции.

Себастьен Эрард родился в Германии, в Страсбурге, но в шестнадцать лет, в 1768 году, переехал в Париж, где пошел в ученики к мастеру по клавесинам. Не будет преувеличением сказать, что юноша оказался чрезвычайно талантлив и вскоре, закончив обучение, открыл собственную мастерскую. Прочие парижские мастера почувствовали угрозу своему бизнесу со стороны одаренного молодого человека и развернули против него целую кампанию, после того как он изобрел механический клавесин. Это был инструмент с многочисленными регистрами, с плектрами из перьев и воловьей кожи, и все это приводилось в действие изощренным педальным механизмом, о котором никто до сей поры не слыхивал. Но инструмент производил такое впечатление, что, невзирая на бойкот, герцогиня Виллеруа взяла юного Эрарда под свое покровительство. Эрард приступил к изготовлению фортепиано, и высокородные друзья герцогини покупали их у него. Этим он перешел дорогу импортерам, потому что его фортепиано составляли серьезную конкуренцию ввозимым из Англии инструментам. Была попытка совершить налет на его дом, но налетчики были остановлены никем иным, как гвардией Луи XVI. Эрард стал настолько популярен, что сам король выдал ему неограниченную лицензию на торговлю.

Несмотря на покровительство короля, Эрард постепенно стал задумываться о путешествии за границу и в середине 80-х годов прошлого столетия отправился в Лондон, где открыл еще одну мастерскую на Грейт-Мальборо-стрит. Он был там и во время Французской революции, 14 июля 1789 года, когда была взята Бастилия, и тремя годами позже, когда Францию захлестнула волна террора. Это, я уверен, вам хорошо известно. Тысячи буржуа тогда бежали из страны, многие были приговорены к казни на гильотине. Но вот факт, известный немногим: те, кто бежали или были казнены, оставили после себя тысячи произведений искусства, а также и музыкальные инструменты. Что бы ни говорили о французских вкусах, вероятно, стоит отметить, что даже среди революционного кошмара, когда ученые и музыканты кончали свои дни на плахе, нашелся кто-то, кто решил, что музыка достойна защиты. Была организована Временная комиссия, занимающаяся всем, что касалось искусства. И Бартоломео Бруни, посредственный скрипач из итальянского Театра комедии, был назначен директором по инвентаризации. В течение четырнадцати месяцев он собирал инструменты, оставшиеся от осужденных. Было собрано более трехсот, каждый из которых был связан с трагической историей его хозяина. Антуан Лавуазье, знаменитый химик, расстался с жизнью и оставил после себя циммермановский концертный рояль, изготовленный во Франции. Огромное количество инструментов, на которых играют по сей день, имеют схожую судьбу. Среди собранных тогда фортепиано было шестьдесят четыре рояля французского производства, из них больше всего было инструментов Эрарда — всего 12.

Трудно сказать, отражало ли это преимущественно вкусы Бруни или жертв террора, но это, вероятно, в наибольшей степени укрепило репутацию Эрарда как лучшего производителя роялей. Заслуживает упоминания, что ни сам Себастьен, ни его брат Жан-Батист, который оставался в Париже, не были подвергнуты революционному суду, даже несмотря на покровительство короля. Дальнейшая судьба одиннадцати из этих двенадцати инструментов известна. Я настраивал все те, которые в настоящее время находятся в Англии.