Автор неизвестен - Записи о Масакадо

• Название: Записи о Масакадо
• Автор: Автор неизвестен
• Жанр: Древневосточная литература

Это повествование рассказывает о том времени, когда впервые во все концы Ямато разнеслось имя Тайра. Но люди не славили это имя — они боялись этого человека, который, обуреваемый гневом, поднял мятеж. Отчего же решился он на такое?

Тайра Масакадо (903?–940) — потомок императора в пятом поколении — был обижен за то, что при раздаче должностей был обойден родом Фудзивара, и именно представитель того рода, а не он, Масакадо, занял должность полицмейстера столицы, на которую так рассчитывал. В те же годы он вел в провинции Симоса ожесточенные войны со своими родственниками за земельные наделы отца, которые должны были перейти к нему по наследству. В процессе Масакадо овладел провинциями Хитати, Симоцукэ, Кодзукэ, Мусаси и Сагами подчинив себе половину района Канто. А это немало.

И победы настолько распалили Масакадо, что позабыв подданнический долг перед Государем, в 939 году, он посмел объявить себя «новым императором», чего никогда не случалось ни прежде, ни в последствии.

Более пяти лет бесчинствовал Масакадо, пока родственник его, Тайра-но Садамори не положил этому конец.

Несмотря на то, что мятеж был подавлен, а Масакадо убит, оно положило начало новому этапу японской истории.

Предание приписывает Масакадо знаменитую фразу:

«Люди становятся правителями в этом мире, лишь добывая победу силой».

"Сёмонки" — древнейшее произведение, давшее начало жанру гунки — военной истории.

---

Садамори же, в одночасье лишившийся продовольствия для дороги в тысячу ри, впустую орошал траву горькими слёзами. Пересекали границы земель на выбившихся из сил лошадях, что лизали свежевыпавший снег, с трудом брели в столицу, превозмогая стужу. Всё же Небу было угодно, чтобы они живыми добрались до столицы. Тут же написал он жалобу, где в подробностях изложил о своих бедствиях, и направил её в Государственный совет, и высочайшее решение по этой жалобе было отослано в земельную управу.

11. Масакадо преследует Садамори

В середине шестого месяца прошедшего первого года Тэнгё[25] Садамори отбыл из столицы, а Масакадо, хоть и подтверждена была вина его, затаил в душе измену и замыслил беззакония.

Как раз к тому времени, в начале шестого месяца, Скэ-но Ёсиканэ почил в мире. Садамори пребывал в печали об усопшем, когда Тайра-но Корэскэ-но асон, правитель земли Муцу, направлявшийся к месту службы, по Горной дороге прибыл в управу земли Симоцукэ.

Садамори был знаком с правителем, и, намереваясь вместе с ним пойти в край Осю, он испросил у него разрешения. Воспоследовал ответ: «Буду весьма польщён!». И когда Садамори стал собираться в дорогу, вновь искавший случая напасть Масакадо собрал войско и рыскал в горах, высматривал следы в долинах. По милости Неба Садамори удалось умчаться, подобно ветру, улететь, подобно облаку. Правитель же, опечаленный тем, как повернулось дело, отбыл в свою землю без Садамори.

Для Садамори поутру горы были домом, ввечеру камень был ему изголовьем. Положение его было всё опаснее, думы о нежданном нападении всё тревожнее. Скитаясь, не решался он покинуть землю Хитати, скрываясь, не мог покинуть горы. Взывая к Небу, сетовал он на тягости, припадая к земле, молил о защите. И грустно было ему, и больно. Не мила ему уж и жизнь — да куда деваться. Птица закричит — уж не голоса ли вражеского войска? Трава колыхнётся — уж не неприятельские ли лазутчики? Так в стенаниях влачил он месяцы, в горестях проводил дни. Однако же проходил день за днём, а шума битвы всё не слыхать, и наконец он смог успокоиться.

12. Масакадо в управе земли Мусаси

Во втором месяце восьмого года Сёхэй[26] наместник правителя земли Мусаси Окиё-но Оокими и Скэ-но Минамото-но Цунэмото сражались с управляющим уезда Адати судьёй Мусаси-но Такэсибой. Говорили, что наместник был несправедлив, а управляющий уезда сражался за правое дело. Говорят, вот как вышло. Такэсиба многие годы исправно нёс службу, его хвалили и нареканий не было. По всей земле Мусаси говорили о том, как хорошо он управляет вверенным ему уездом, заботясь о благе народа. Издавна земельная управа не взыскивала недоимок с уезда, и нигде в уезде не наказывали за опоздание с выплатой налогов. Однако же этот наместник Оокими вторгся в уезд ещё до того, как сам правитель прибыл к месту службы.

Такэсиба указал ему, что не было случая в этой земле, чтобы наместник приезжал в уезд прежде правителя. Оокими же усмотрел в этом непочтительность и самовольно ворвался в уезд с войсками. Такэсиба, устрашённый действиями наместника, скрылся в горах и долах. А Оокими, как и задумал, напав на дома Такэсибы и родичей его, обыскал их и ограбил, остальные же дома опечатал и с тем удалился.

Если же посмотреть на деяния этих наместника Оокими и Скэ-но Минамото-но Цунэмото, то высшие у них творили произвол по примеру Чжун Хэ[27] (В летописи «Хуаян го чжи» говорится, что Чжун Хэ, будучи тай-шоу[28], устанавливал непомерные подати, был жаден до богатства и обирал страну), а у низших было сердце лесных разбойников. Высшие — Оокими и Скэ — подобны были палочкам для еды, что тщательно отделяют кости и отбирают жирные куски, низшие же были что муравьи, так и норовили запустить руки в чужое добро, украсть, спрятать и стащить.

И так земля Мусаси опустела, что, казалось, землепашцев там совсем не останется. Тогда писари и прочие мелкие чиновники, вдохновлённые поветрием из Этиго[29], сложили запись в одном свитке о неправедном правлении, и подбросили его к управе. Об этом стало известно всем в уездах этой земли.

Такэсиба уже давно управлял своим уездом, но нареканий на его правление не было. Составил он прошение о возвращении похищенного частного имущества, и послал в управу. Однако же те не только не исправили содеянного, а стали усиленно готовиться к битве. В то время Масакадо, прослышав об этом, известил своих воинов, сказав:

— Этот Такэсиба нам не родич. И тот наместник — тоже не из родичей наших братьев. Однако, дабы пресечь меж ними смуту, недлежит нам направиться в Мусаси.

И в скором времени, возглавив своё войско, прибыл к долине, где скрывался Такэсиба. Такэсиба сказал ему:

— Тот наместник, а с ним и Скэ, собрали войска, взяли жён и детей и поднялись на гору Саяки, что в уезде Хики.

Масакадо и Такэсиба двинулись тогда к земельной управе, а наместник Окиё-но Оокими тоже повёл войско к управе в надежде добраться до неё первым. А Скэ-но Цунэмото не покидал горного убежища. Масакадо встал между Окиё-но Оокими и Такэсибой, и заставил каждого выпить по нескольку чарок, дабы примирить их.

Однако в то время арьергард войска Такэсибы без особой причины окружил место, где укрывался Цунэмото. Цунэмото же был ещё совсем несведущ в военном деле, и его воины в панике разбежались кто куда, о чём сразу же стало ведомо в управе. Так Масакадо не удалось пресечь смуту. Окиё-но Оокими остался в управе, а Масакадо вернулся в свою вотчину.

А Цунэмото решил, что не иначе как Такэсиба подбил наместника и Масакадо расправиться с ним, затаил в душе злобу и бежал в столицу. Дабы отмстить Окиё-но Оокими и Масакадо, задумал он клевету и донёс в Государственный совет о мятеже. Такая весть всполошила всю столицу, напугала всех в городе.

Масакадо через дворцового чиновника Тадзи-но Махито Сукэмаса в двадцать пятый день третьего месяца второго года Тэнгё передал своему господину, Великому министру, бумагу с опровержением тех слухов, а министр получил её в двадцать восьмой день того же месяца.

Ещё Масакадо, собрав доклады правителей пяти земель — Хитати, Симоса, Симоцукэ, Мусаси и Кодзукэ — в доказательство, во второй день пятого месяца того же года представил ещё одно послание с опровержением обвинения в мятеже. А в начале шестого месяца Скэ-но Ёсиканэ-но асон слёг, и, приняв постриг, преставился. После этого некоторое время было тихо. Кроме того, между новым правителем земли Мусаси Кудара-но Садацурой и наместником Окиё-но Оокими согласия не было. Наместника к делам управы не допускали, и он подался в Симоцукэ в обиде на этот мир.

13. Мятежник Фудзивара-но Харуаки

Исходя из прекрасных отзывов из разных земель, заслуги Масакадо признали при дворе. Осыпан он был высочайшими милостями, так что весть о том разошлась далеко за пределы ближних земель.

А жил в то время в земле Хитати Фудзивара-но Харуаки, и с приспешниками своими он своевольничал и притеснял народ. Во время жатвы отбирал весь урожай до последней охапки, даже и то, что должно было идти в казну. То и дело унижал и оскорблял он посланцев из земельной управы, а простых людей запугивал и обирал. Посмотреть на то, что творил он — куда там варварам и и ди[30], послушать о делах его — ни дать ни взять разбойник с большой дороги. Начальник управы земли Хитати, Фудзивара-но Корэтика асон, желая получить налоговое зерно, раз за разом писал ему послания, однако ж Харуаки только противился и отказывал, и в управе так и не появился. Отложившись от государя, всё больше он злобствовал; поступая своевольно, всё буйнее бесчинствовал в стране. Тогда начальник управы послал донесение в Государственный совет, и, следуя приказу, выступил на Харуаки, дабы его покарать. Тот же, захватив жену и детей, в спешке перебрался в уезд Тоёда земли Симоса, по дороге обобрав казённые запасы в уездах Намэката и Коти земли Хитати; количество же украденного указано в подневных записях правителей тех уездов. Писано тогда было в землю Симоса и к Масакадо, чтоб изловили Харуаки и переправили в Хитати. Однако же те ответили, что беглец скрылся, и желания разыскивать его не проявляли. Прослыл Харуаки заклятым врагом земли Хитати, и разбойником в своём уезде.

Грабил Харуаки проезжих на дорогах, и тем кормил семью. Отнимал у людей ценности, и тем платил своей дружине.

Масакадо всегда помогал обездоленным и благоволил несчастным. А тот Харуаки копил в душе змеиный яд, затаил в душе волчью злобу на правителя Корэтику. То думал скрытно зарезать его, а то хотел собрать войско и сразиться с ним. Посоветовался он об этом с Масакадо, и решили они объединиться. Стал Харуаки стягивать силы и готовиться к сражению, и вот все планы были составлены.

14. Масакадо нападает на управу земли Хитати

Масакадо и Харуаки собрали оружие по земле Симоса, призвали воинов из-за её пределов, и в двадцать первый день одиннадцатого месяца второго года Тэнгё выступили в землю Хитати. Начальник управы к тому времени подготовился и уже поджидал их. Тогда Масакадо предложил ему: «Давайте пошлём в земельные управы послание, в котором разрешим Харуаки жить в земле Симоса и скажем, что преследовать его не следует!» Однако же начальник ответил отказом и объявил войну. И когда стали сражаться, со стороны земельной управы полегло ни много ни мало три тысячи воинов, а Масакадо всего с тысячей с лишком окружил управу, обложил её с запада и с востока. Начальнику пришлось признать свою ошибку и сдаться. Случившийся в то время в управе высочайший посланник также кланялся Масакадо с извинениями. Все, кто носил одежды из тонкого шёлка, собирались к Масакадо подобно облакам; редкостных даров навалили горой, как палочки для гадания. Пятнадцать тысяч тан шёлка отняты пятью хозяевами. Дым из печей уж не курится там, где более трёхсот домов обратились дымом! Красавицы, подобные Си Ши, что рисуют на расписных ширмах, сгорают от стыда, лишившись одежд в одночасье. Ограбленные монахи и миряне живут в смертном страхе… Тысячи, десятки тысяч — не счесть отобранных богатств — сёдел, изукрашенных золотом и серебром, шкатулок, инкрустированных самоцветами. Накопленное множеством домов — кто отобрал, кто присвоил, уж и неведомо. Монахи и монахини государственных храмов выполняют прихоти солдатни, немногие оставшиеся в управе мужчины и женщины из знатных родов пребывают в унижении. Горестно, что от кровавых слёз краснеют одежды начальника управы. Прискорбно, что чиновники управы падают ниц в грязь перед захватчиками. Нынче направился солнечный ворон к закату в этот день гнева, и на следующее утро мятежа у правителя отобрали печать и ключи[31]. Лишив должности правителя уезда и государева посланника, Масакадо увёл их с собой. Служащие управы в безутешном горе кто затаился за казёнными постройками, а кто бесцельно блуждал по дорогам. В двадцать девятый день Масакадо прибыл в свою усадьбу Камава в уезде Тоёда. Правителя уезда и посланника поселили в одном доме, и сон не шёл к ним, и кусок не лез в горло, хоть и утомились они от горестей и печалей.