Дональд Маккейг - Ретт Батлер

• Название: Ретт Батлер
• Автор: Дональд Маккейг
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-34009-5

Впервые на русском языке! Долгожданный новый роман о любви Ретта Батлера и Скарлетт О'Хара! Ретт Батлер, герой бессмертного романа Маргарет Митчелл «Унесенные ветром»… Его имя вызывает самые разные чувства, настолько сложный и многогранный образ создала писательница. Ренегат, отщепенец, бунтарь, игрок, пылкий любовник, южанин — и до сих пор загадка для читателей.

И вот наконец перед вами долгожданное продолжение знаменитой истории. Вернее, та же история, но увиденная глазами Ретта Батлера и изложенная американским писателем Дональдом Маккейгом. Здесь рассказывается о юных годах Ретта и о становлении его характера в непростых отношениях с деспотичным и безжалостным отцом. Здесь находят объяснение многие поступки Ретта, которые озадачивали читателей романа Митчелл. Здесь появляются как новые персонажи, так и уже хорошо знакомые нам герои, спутники Ретта на разных этапах его жизни.

Наследники Маргарет Митчелл не случайно выбрали Дональда Маккейга для создания авторизованного романа о Ретте Батлере. Маккейг не впервые обращается к теме Гражданской войны в Америке. Его роман «Лестница Иакова», за который он получил несколько престижных наград, был назван «лучшим из когда-либо написанных произведений о Гражданской войне».

---

Текумсе принялся грызть удила.

— Хороший мальчик. Интересно, сколько понадобится краски, чтобы замазать грехи этого дома?

— Ты часто здесь бывал? — спросила Розмари.

Ретт пожал плечами.

— В молодости, когда переполняло отчаяние. В последний раз…

— Ретт?

Капли теплого сентябрьского дождя блестели на булыжниках, когда юный Ретт Батлер верхом на Текумсе ехал к особняку Фишеров. Дождь покрывал рябью серую гавань, а далекий форт Самтер то проступал, то вновь заволакивался туманом.

Ретт был мрачнее тучи. Вчера вечером Генри, Эдгар и старик Джек Раванель дочиста спустили его выигрыш в покер. Ретт перепил и вышел из заведения мисс Полли лишь на рассвете; яркий солнечный свет заставил его сильно прищуриться. «Радитебя, малышка Розмари, — подумалон, — я должен изменить свою жизнь».

Накануне Генри Кершо был грубее обычного, подхалимство Эдгара Пурьерараздражало еще сильнее, а старый Раванель, как заметил Батлер, с заботливостью рыси не спускал с него глаз, будто с жирненького кролика.

Почему Ретт вернулся в Чарльстон? Чтобы выставить напоказ свой позор в Вест-Пойнте перед политическими соратниками отца? Есть масса мест, куда бы он поехал, будь у него выбор, так много дел, которыми следовало бы заняться. Ретт Батлер устал от надоедливых глупцов, устал от поразительного уныния на скучных, предсказуемых лицах. После скверной ночи он, выйдя на у лицу, вдохнул соленого воздуха. Нужно пойти к Розмари. Сестричка Розмари — вот кого он любит.

Когда бабушка Фишер сама открыла ему дверь, все надежды Ретта рухнули.

— Прости, Ретт. Ума не приложу, как твой отец узнал, что ты навещаешь сестру! Никогда не видела его таким взбешенным. Будь я мужчиной, он бы точно вызвал меня на дуэль. — Мадам Фишер поджала губы, — Розмари — дочь Лэнгстона, ничего не поделаешь.

— Где она? — хриплым голосом спросил Ретт.

— В Броутоне. Лэнгстон сказал, что не выпустит ее из своего дома до самой твоей смерти или пока ты не покинешь эти места. Черт бы его побрал! Входи, поговорим. Я не свободна от городских толков и…

Стук копыт Текумсе заглушил ее слова.

Ретт гнал коня галопом по скользким от дождя булыжникам через весь город. Извозчики бранились ему вслед, всадники с трудом успевали придержать лошадей, слуги отскакивали с пути. Громадный жеребец без устали несся вперед, как паровая машина.

Спустя час Ретт пустил Текумсе легким галопом, потом — шагом. Разгоряченный конь замотал головой, и брызги пены с его морды полетели на Ретта.

Молодой Батлер пребывал в уверенности, что предстоящие годы ничем не отличаются от тех, что он прожил. Он предан опале и всегда будет в немилости. Был одиноким и навсегда останется один. Ретт смог выдержать всеобщую нелюбовь. Но не смог бы жить не любя.

В сумерках он свернул на дорожку к дому полковника Раванеля. Джека не так давно втянули в весьма сомнительную финансовую махинацию, и он скрывался здесь от судебных приставов.

Дорожка была запущенная, заросшая. На заднем дворе Ретт расседлал Текумсе и досуха растер его. Ноги коня дрожали от усталости.

Старик Джек, сидя на веранде, не шевелился.

— Ты едва не загнал его, мальчик, — произнес он. — Восхищаюсь этим конем. Если желаешь его смерти, лучше продай его мне.

— Сено в сарае, Джек?

— Где ж ему быть. Возьми еще ведро у колодца.

Пока Ретт поил измученное животное, он прошептал:

— Господи, только не ты, Текумсе. Я не вынесу, если ты умрешь.

Конь ткнулся мордой в ведро.

За сельским домиком Раванелей (язык не поворачивался назвать его величественно «дом плантатора»), выстроенным дедом Джека, давно никто не ухаживал. Ретт поднялся по заросшим мхом ступенькам.

На крыльце пахло сыростью, как будто множество речных туманов сгустились в гнилую древесину и облезлую краску.

Джек, не вставая, вяло приветствовал Батлера.

— К нашим услугам вся плантация, Батлер. Развлечения остались в городе. Черт, как хочется обратно в город…

От перспективы очередной ночной попойки у Ретта подвело живот.

— Что-то вид у тебя не самый бодрый, сынок. Бьюсь об заклад, не все ладно наличном фронте. — Джек подвинул молодому собеседнику почти полную бутылку виски, — С этим забудешь о женщине. Залечит все любовные раны, неудачи и грехи. Поможет забыть все горести.

И хотя старый распутник редко угощал, Ретт был сейчас слишком не в духе, чтобы что-то подозревать. Он отпил большой глоток прямо из бутылки.

— Она, наверное, красотка, — разглагольствовал Джек. —

Любовь, мой мальчик…

— Не говори мне о любви, Джек. Я Ретт, помнишь? И я тебя знаю.

— Правда? — После некоторой заминки Джек вернулся к знакомой шутливой манере. — Ну конечно, тебе ли не знать. Кто знает старину Джека лучше, чем его друзья. Эй, Ретт, лови момент!

Будь Ретт повеселее, он бы насторожился, но отчаяние заслонило от него все, кроме собственного мрачного будущего.

Джек, оставив бутылку, вошел в дом.

Всю ночь молодой Батлер пил и пил. Луна почти села, а он не останавливался, хотя уже едва дышал. Вечерняя звезда опустилась к горизонту, когда Джек, позевывая, вышел наружу.

— Человек рождается для страданий, верно, Ретт?

Ретт уже не пьянел, хмель словно выветрился, осталось одно раздражение.

— Говори что хочешь, Джек.

— Я говорю, что смотреть больно, когда умный парень так духом падает. Похоже, если бы сам Иисус Христос пришел на эту веранду с ключами от рая, ты бы и от этого отказался.

Ретт посмотрел воспаленными глазами на старого прохвоста.

— Тебе, верно, что-то ну ясно, Джек. Говори начистоту.

И вот спустя много лет Ретт не может отвести глаз от ветхого дома.

— О чем задумался? — спросила Розмари.

— Прости, сестренка. Замечтался. Эдгар Пурьер любил приходить к Джеку. Эдгар обожает играть на слабостях стариков. А Эндрю это ненавидел. Он был порядочнее отца.

— А ты?

Ретт, поразмыслив, ответил:

— Я думал, мне больше всего подходит преисподняя.

Кусок старой черепицы, соскользнув с поросшей мхом крыши, с треском упал на землю. Текумсе прижал уши.

— Тихо, малыш, тихо, — Ретт уверенно натянул поводья.

Мэг с Клео разместились позади на сиденье для слуг. Ретт почувствовал жаркое детское дыхание в шею.

— Мамочка, нам еще далеко?

— Недалеко, милая, — ответила Розмари, — Смотри! Вон там, в реке, коряга. Правда, похожа на орла?

Ретт щелкнул поводьями, и Текумсе, потанцевав на месте, пустился проворной рысью.

К ним приближалась маленькая повозка, которая, как и низкорослая лошадка, тащившая ее, была мрачного черного цвета. Когда они поравнялись с Тунисом Бонно, тот коснулся шляпы, приветствуя Розмари.

Ретт так же поприветствовал миссис Бонно.

Руфи Прескотт Бонно, довольно светлокожая пухленькая молодая женщина, была затянута в корсет и едва дышала.

— Добрый день, капитан Батлер. Чудесный день, вы согласны?

— «Весны и лета чище и блаженней представший предо мною лик…»[20]

Миссис Бонно продолжала улыбаться.

— Мой отец, преподобный Прескотт, учил меня писать.

Я больше знакома с проповедями доктора Донна, чем с его поэзией.

Ретт потянулся.

— Но ведь такой день просто создан для поэзии, правда?

Тунис сказал:

— Здравствуй, Текумсе. Мисс Розмари, вижу, вы хорошо заботитесь о коне. — Он кивнул на сиденье для слуг.

— Малышка мисс Мэг, как поживаете?

Мэг прижала пальчик к губам.

— Капитан Батлер, — сказала Руфи, — каждое воскресенье в Первой африканской церкви мы молимся за то, чтобы ваша с Тунисом поездка прошла удачно.

— Ну, — улыбнулся Ретт, — и я молюсь.

— Получили письмо от папаши Томаса, — сообщил Тунис.

— Родители Туниса, — объяснил Ретт Розмари, — эмигрировали в Канаду.

— У отца моего мужа, — вмешалась Руфи, — есть дом в Кингстоне, в Онтарио, миссис Хейнз. Томас Бонно говорит, что там лучше.

— Папа говорит, — подхватил Тунис, — в Канаде холодно до чертиков.

Ретт придержал Текумсе.

— Тунис, клянусь, этот конь не был таким пугливым, когда я оставлял его тебе.

— Выходит, у негров лошадям больше причин быть пугливыми, чем у белых, — с каменным выражением лица ответил Тунис.

— Может, поэтому, — согласился Ретт. — Приятно было увидеться, миссис Бонно. Передайте мои благодарности церкви за молитвы.