Дик Френсис - Дикие лошади

• Название: Дикие лошади
• Автор: Дик Френсис
• Издательство: ЭКСМО-Пресс
• Жанр: Детектив
• Год: 1998
• ISBN: 5-04-001344-2

В город своего детства приезжает кинорежиссер Томас Лайон снимать фильм, в основу которого легла реальная история жизни и трагической смерти молодой женщины, произошедшая почти тридцать лет назад. Но прошлое неумолимо вторгается в настоящее. Томас, ненароком «разворошивший осиное гнездо», вплотную подбирается к разгадке убийства. Расплата не заставляет себя ждать. Случайные на первый взгляд нападения на членов съемочной группы и самого режиссера выстраиваются в логическую цепочку, первое звено которой — исповедь летописца Ньюмаркетских скачек Валентина Кларка, умирающего на руках Лайона…

---

— Вы играете? — учтиво поинтересовался я, имея в виду пианино.

— Моя дочь играет. Люси, вы видели ее.

— М-м… — Я кивнул и набрал побольше воздуха. — В общем-то я хотел расспросить вас об Ивонн.

— О ком?

— Об Ивонн. О вашей жене.

— Соня, — с усилием сказал он. — Ее звали Соня.

— В книге Говарда Тайлера она Ивонн.

— Да, — согласился он, — Ивонн. Я читал эту книгу.

Казалось, он не испытывал ни горя, ни гнева, поэтому я спросил:

— Что вы думаете о ней?

Неожиданно он рассмеялся:

— Куча вздора. Призрачные любовники! И этот аристократический сморчок, который в книге вроде бы как я! Сапожники.

— В фильме вы будете далеко не сморчком.

— Значит, это правда? Нэш Рурк — это я?

— Он играет человека, жена которого была найдена повешенной.

— Что вы знаете? — Солнечное сияние его настроения и улыбку в его глазах, несомненно, нельзя было подделать. — Все это было чертовски давно. Я и плевка не дам за то, что вы скажете в фильме. Я едва могу вспомнить Соню, и это факт. Это была другая жизнь. Я оставил ее позади. Делайте эту ерундовину, если вам хочется. Я досыта наелся этой мерзостью. Понимаете, мне было двадцать два, когда я женился на Соне, и еще не было двадцати пяти, когда она умерла, и я на самом деле был еще ребенком. Ребенком, который играет в большого ньюмаркетского тренера скаковых лошадей. После этого дела люди стали забирать своих лошадей. Я свернул бизнес, перебрался сюда и живу здесь нормально, тихо, никаких сожалений.

Поскольку казалось, что он обсуждает вопрос совершенно спокойно, я спросил:

— Почему… э… почему умерла ваша жена?

— Называйте ее Соня. Я не думаю о ней как о своей жене. Моя жена здесь, в этом доме. Мать Люси. Мы женаты уже двадцать три года, и нам хорошо друг с другом.

Во всей его личности чувствовалось нескрываемое удовлетворение своей жизнью. У него было обветренное лицо и исчерченные прожилками щеки человека, проводящего много времени на свежем воздухе, на загорелой коже резко выделялись светлые брови. В синих глазах не крылось ни капли хитрости. Зубы его были от природы белыми и здоровыми. В его длинных конечностях и крепкой шее не было заметно никакого напряжения. Я думал, что вряд ли он наделен великим умом, но взамен того он был одним из тех прирожденных счастливчиков, которые могут довольствоваться малым.

— Вы можете ответить на мой вопрос? — напомнил я.

— О Соне? Нет, я думаю, что не могу сказать вам, почему она умерла, поскольку не знаю этого.

Я подумал, что это первая ложь, которую я услышал от него.

— Меня забирали в полицию, — улыбнулся он. — Для помощи следствию, сказали они прессе. Потому что все, конечно, думали, что это сделал я. Вопросы целыми днями! Я просто говорил, что не знаю, почему она умерла. Я говорил это снова и снова. А они продолжали спрашивать. Они думали, что заставят меня признаться, понимаете? — Он засмеялся. — Как будто они всегда имели дело с дураками, которые признавались в том, чего не делали. Я не мог видеть, как это произошло, понимаете? Если ты не делал чего-то, ты просто настаиваешь на этом. В Англии по крайней мере. Никаких настоящих пыток, понимаете? Они отменили пытки. — Он снова засмеялся над своей шуткой. — Я сказал им, чтобы они отцепились от меня и искали того, кто действительно убил ее, но они даже ухом не повели. Они не могли придумать больше ничего — только заставить меня сознаться. Я хочу сказать, это был идиотизм. Вот вы сознались бы в убийстве, если вы этого не делали?

— Думаю, нет.

— Конечно, нет. Час за часом такое! Я перестал слушать. Я не позволил им довести меня до кондиции. Я просто сидел там, как чурбан, и регулярно повторял, чтобы они отцепились.

— Им, должно быть, это не очень понравилось, — сухо сказал я.

— Вы что, за них?

— На самом деле нет, — заверил я его. — Я думаю, вы были великолепны.

— Я был молод, — весело ответил он. — Они не давали мне спать. Тупые ослы не знали, что я часто просиживал по полночи с больными лошадьми. Только так и надо. Я мотал головой, когда они болтали вздор о Соне. Это их бесило.

— Хм-м, — пробормотал я и осторожно спросил: — Вы видели… Соню… Я хочу сказать… э…

— Видел ли я ее в петле? Нет. Я видел ее в морге, несколько часов спустя после того, как они забрали ее. К тому времени они придали ей приличный вид.

— Значит, это не вы нашли ее?

— Нет. Считаю, что в этом мне повезло. Один из моих конюхов нашел ее, когда я ехал на север, на Йоркские скачки. Полиция завернула меня назад, и они уже решили, что я убил ее. Соня висела в стойле, которое мы тогда не использовали. Парень, который нашел ее, выблевал свою жратву на неделю вперед, бедный олух.

— Вы думаете, она повесилась?

— Это не было похоже на нее. — Уэллс выразил свои застарелые сомнения. — Там были сложены тюки сена, с которых она могла спрыгнуть. — Он покачал головой. — Никто не знает правды об этом, и, честно говоря, так лучше. Я читал в этой статейке из «Барабанного боя» о том, что вы собираетесь узнать правду. Ну, если говорить честно, я не хочу этого. Я не хочу, чтобы беспокоили мою жену и Люси. Это нечестно по отношению к ним. Просто сочините для фильма любую историю, какую захотите. Если вы не сделаете там меня убийцей, то для меня оно и так сойдет.

— В фильме вы не убиваете ее, — сказал я.

— Значит, все хорошо.

— Но я должен сказать, отчего она умерла.

Он без малейшего раздражения повторил:

— Я не знаю, отчего она умерла, я говорил вам.

— Да, я знаю, но вы должны были думать об этом.

Он выдал мне искреннюю веселую улыбку и никаких сведений, и я отчетливо понял, с чем пришлось иметь дело полицейским следователям двадцать шесть лет назад: непробиваемая кирпичная стена.

— В книге Говарда Тайлера, — произнес я, — Ивонн грезит о любовниках-жокеях. Где… я хочу сказать… у вас есть догадки, откуда он взял эту идею?

Джексон Уэллс рассмеялся, на сей раз затаенно.

— Говард Тайлер не спрашивал меня об этом.

— Да, — согласился я. — Он говорил мне, что вообще не пытался увидеться с вами.

— Не пытался. Я впервые узнал об этой книге, «Неспокойные времена», от знакомых, они сказали, что она обо мне и Соне.

— А у нее были… ну… видения?

Снова затаенное искрометное веселье.

— Я не знаю, — ответил он. — Могли быть. Вся наша женитьба была в некотором роде понарошку. Мы были детьми, играющими во взрослых. Этот писатель, он сочинил нас совершенно не так. Но я не обижаюсь, поверьте.

— Но любовники-грезы — это так впечатляет, — настаивал я. — Откуда это?

Джексон Уэллс поразмышлял без видимого волнения.

— Я полагаю, — произнес он наконец, — что вам стоит расспросить эту ее задаваку сестрицу.

— Сестрицу… вы имеете в виду вдову Руперта Висборо?

Он кивнул.

— Одри. Сестра Сони. Одри вышла замуж за члена Жокейского клуба и никогда не позволяла мне забыть об этом. Одри говорила Соне, что та впустую растратилась на меня. Я не был для нее достаточно хорош, понимаете? — Он беззаботно усмехнулся. — Когда я читал эту книгу, я все время слышал ядовитый голосок Одри.

Ошеломленный простой глубиной этого восприятия, я сидел молча и думал, что же спросить у него еще; думал, должен ли я задать вопрос, почему страшная смерть загадочной свояченицы так глубоко и навечно погубила шансы Руперта Висборо на политическую карьеру?

Насколько действительно для Вестминстера была неприемлема связь с загадочной смертью? Несчастье семьи, бросающее тень на репутацию человека, может послужить препятствием, но если прощались грехи сыновей и дочерей, то нераскрытая смерть более отдаленной родственницы, вне сомнений, должна быть всего лишь мелочью.

Прежде чем я смог подыскать слова, открылась дверь и вошла Люси, столь же солнечная, как и ее отец.

— Мама хочет узнать, не желаете ли вы чего-нибудь, например, выпить?

Я счел, что этим вопросом миссис Уэллс настаивает на моем уходе, и поднялся.

Джексон Уэллс представил меня своей дочери:

— Люси, это Томас Лайон, воплощение зла в образе кинорежиссера, если верить вчерашнему «Барабанному бою».

Глаза ее расширились, и она с таким же озорным спокойствием, какое я подметил в ее отце, сказала:

— Я видела вас по телику, но ни рогов, ни хвоста не заметила! Как здорово, должно быть, делать фильм с Нэшем Рурком!

Я спросил:

— Вы хотите попасть в фильм?

— Что вы имеете в виду?

Я объяснил, что мы набираем в Хантингдоне местных жителей для создания «толпы» для съемок скачек на ипподроме.

— Нам нужны люди, чтобы они охали и ахали…

— И кричали «подтяни задницу»? — усмехнулась она.

— Точно.

— Па?..

Первым побуждением ее отца было отказать. Когда он покачал головой, я сказал:

— Никто не будет знать, кто вы такие. Скажем, ваша фамилия Бой-ива… Кстати, что такое бой-ива?