Мэри Расселл - Птица малая

• Название: Птица малая
• Автор: Мэри Расселл
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-035666-8

Планета Ракхат системы Альфа Центавра.

Мир загадочной древней цивилизации.

Мир, на который отправляется первая экспедиция землян, спонсируемая… Ватиканом.

На борту звездолета — астроном, инженер, врач, специалист по компьютерам и четыре миссионера-иезуита.

Так начинается один из самых оригинальных и увлекательных фантастических романов нашего времени, который критики сравнивают с произведениями Артура Кларка, Герберта Уэллса и Рэя Брэдбери.

---

Утерянные слова возвращались к нему, всплывая, точно пузырьки воздуха сквозь воду, врываясь в рассудок. У слова «инвалид» есть два смысла, два произношения. «Потерявший законную силу», — думал Эмилио. Я — инвалид.

Он застыл, напрягшись в ожидании шторма, но ощутил лишь пустоту. Это уже прошло, подумал Эмилио и вернулся мыслями к гренку. Еще не решаясь говорить без репетиции, он предварительно выстроил это предложение.

— Брат Эдвард, — сказал он наконец, — не будете ли вы столь добры, чтобы разломить хлеб на маленькие куски, а затем оставить меня одного?

— Конечно, сэр, — сказал Эдвард, хлопоча над подносом и расставляя все так, чтобы можно было легко достать.

— Это все было на английском, да?

— Да. Причем на очень хорошем английском, сэр.

— Если я буду путаться, вы мне говорите.

— Конечно, сэр.

Изоляция и пытки часто приводят к подобной дезориентации, к смешению языков. У Эдварда Бера было много опыта по уходу за такими людьми — тела разрушены, души надломлены, психика расшатана. Оценив эту особенную ситуацию и человека, который в нее попал, брат Эдвард как бы надел маску британского дворецкого, вроде бы забавлявшую Сандоса и позволявшую тому сохранять некоторое достоинство во время самых неловких моментов. С Сандосом следовало обращаться аккуратно. Его физическое состояние было столь плачевным, а положение в обществе столь сложным, что хотелось защитить его от воспоминаний о том, скольких друзей он потерял на Ракхате, как быстро их миссия пришла от надежд к краху и каким недавним все это было для него. Будучи сам вдовцом, Эдвард Бер уважал чужое горе.

— В конце концов все наладится, сэр, — сказал Эдвард после того, как раскрошил тост и пододвинул тарелку к Сандосу. — Старайтесь относиться к себе с терпением.

Повернувшись к окну, Эдвард раздвинул шторы, вытянувшись всем своим полным телом. Жена звала его Тедди Бером[7]. — из любви и потому что сложением он напоминал плюшевого медвежонка.

— Если вам понадобится что-то, — сказал он Сандосу, — я рядом.

Затем Эдвард ушел.

Чтобы прикончить единственный гренок, потребовалось полчаса, и процесс этот был не из приятных; но никто не следил, и Сандос справился. Затем, к своему непреходящему удивлению, он ощутил, что его одолевает вялость, и заснул на солнце, обмякнув в кресле, стоящем возле окна.

Всего через несколько минут его разбудил стук в приоткрытую дверь. Сандос не мог повязать носовой платок вокруг дверной ручки — старинный обычай иезуитов, означавший «не беспокоить». Можно было попросить брата Эдварда сделать это вместо него, но Сандос об этом не подумал. В последнее время он вообще думал мало — к счастью. Вот сны, конечно, были безжалостны… Стук повторился.

— Входите, — позвал он, ожидая, что это Эдвард, пришедший за тарелками.

Но вместо него увидел секретаря отца Генерала, Йоханнеса Фолькера, странным образом сочетавшего в себе мягкость и жесткость. Испугавшись, Сандос поднялся на ноги и отступил, отгораживаясь от гостя стулом.

У Йоханнеса Фолькера был высокий, пронзительный голос, резонировавший в маленькой пустой комнате Сандоса, и Джон Кандотти услышал его еще из холла. Дверь в комнату была, как всегда, открыта, поэтому Джону не понадобилось стучать, чтобы вклиниться в разговор.

— Конечно, доктор Сандос, — говорил Фолькер, когда Джон вступил в комнату, — отец Генерал предпочел бы услышать, что вы решили остаться с нами…

— Отец Генерал очень добр, — прошептал Сандос, бросив на Джона усталый взгляд. Он стоял в углу, прижавшись спиной к стене. — Мне нужно немного времени. Я не стану досаждать вам дольше, чем необходимо.

— Ах… Видите, Кандотти? — сказал Фолькер, поворачиваясь к Джону. — Он непреклонен. Жаль, но бывают ситуации, когда уход человека полезен Ордену, — отрывисто произнес Фолькер, возвращаясь взглядом к Сандосу, — и я бы одобрил такое благородное решение. Естественно, мы будем рады предоставить вам прибежище, доктор Сандос, пока вы полностью не восстановите силы.

«Ничего себе, — подумал Джон Кандотти. — С чего ты так спешишь?»

Разгневанный, он уже собирался послать австрийца подальше, но тут увидел, что Сандоса начало трясти. Сперва Джон приписал это болезни. Ведь Сандос едва не умер. И все еще был очень слаб.

— Сядьте, святой отец, — негромко сказал Джон и двинулся к нему, чтобы проводить к креслу.

Остановившись позади Сандоса, он пристально посмотрел на Фолькера.

— Отец Фолькер, полагаю, отцу Сандосу не мешает немного отдохнуть. Сейчас же.

— О Боже. Я утомил вас. Простите.

Не дожидаясь дальнейших понуканий, Фолькер направился к двери.

— Фолькер болван, — презрительно сказал Джон Кандотти, когда шаги секретаря затихли в отдалении. — Не позволяйте ему запугивать себя. Вы можете оставаться здесь сколько вам нужно. Мы вовсе не торопимся сдавать вашу комнату кому-то еще. — Поскольку в этой комнате было больше не на что сесть, он примостился на край кровати. — Вам плохо? Вы выглядите слегка… — «Напуганным», — подумал он, но сказал: — Больным.

— Это… трудно. Быть окруженным столькими людьми.

— Могу вообразить, — сказал Джон машинально, но затем взял слова назад: — Простите. Я сказал глупость. Мне этого не вообразить, верно?

Мелькнула безрадостная улыбка:

— Надеюсь, что нет.

Поостыв, Джон отказался от мысли учить этого человека реальной жизни.

— Послушайте, святой отец, надеюсь, вы не против, я тут думал, как помочь вашим рукам, — сказал он чуть погодя, не вполне понимая, почему ему неловко об этом говорить.

Сам Сандос не пытался их прятать. Наверное, причина во всех делах, которые этот парень не может выполнять сам. Обрезать ногти, побриться, сходить в туалет. Только представишь все это, как пробирает дрожь. Порывшись в своем портфеле, Джон вынул пару тонких кожаных перчаток — пальцы отрезаны, края умело завернуты и подшиты.

— Со временем хирург, вероятно, сможет восстановить ваши кисти, но, видите ли, я подумал, что пока перчатки помогут вам продержаться. Вряд ли это добавит рукам ловкости, но, возможно, таким способом вы сумеете сжимать предметы.

Сандос смотрел на него, широко раскрыв глаза.

— Я хочу сказать, вам стоит их испытать. Если не сработает, ничего страшного. Всего лишь пара перчаток, верно?

— Спасибо, — сказал Сандос странным голосом. Довольный, что Сандос не обиделся на его предложение, Джон помог ему втиснуть невероятно длинные, покрытые шрамами пальцы в перчатки. Какого дьявола они сотворили это с ним? — недоумевал Джон, стараясь обращаться осторожней с чувствительной новой тканью, затянувшейся лишь недавно. Все мышцы ладоней были тщательно отделены от костей, удваивая длину пальцев, и кисти Сандоса напомнили Джону скелеты времен его детских Хэллоуинов.

— Как мне теперь кажется, — сказал Джон, — хлопок подошел бы тут лучше. Все в порядке. Если эта пара износится, я сделаю другую. Я придумал, как приладить ложку в маленькую петлю, чтобы вам было легче есть. Иногда лучшим решением является самое простое, правда?

«Заткнись, Джон, ты болтаешь лишнее», — сказал он себе. Занятый надеванием перчаток, он совершенно не замечал слез, катившихся по изможденному бесстрастному лицу Сандоса. Закончив со второй перчаткой, Джон поднял глаза. И его улыбка испуганно увяла.

Сандос молча плакал, наверное, минут пять, неподвижный, словно икона. Джон оставался с ним, сидя на кровати и ожидая, пока он вернется из тех далей, куда его унесли воспоминания.

— Отец Кандотти, — наконец сказал Сандос, похоже, не заметив слез, высыхавших на его лице, — если когда-нибудь я захочу исповедаться, то позову вас.

Джон Кандотти, на сей раз утративший дар речи, начал понимать, зачем его вызвали в Рим.

— Спасибо, что пришли, — сказал Сандос.

Кандотти кивнул, затем еще раз, словно подтверждая что-то, и тихо ушел.

4

Аресибо, Пуэрто-Рико: март, 2019

Когда к нему пришло решение, Джимми Квинн брился, сгорбившись перед зеркалом, висевшим, само собой, слишком низко, чтобы отражать его лицо. Большинство его лучших идей приходило именно так. Иногда они посещали Джимми в душе, когда он сгибался, стараясь впихнуть голову под струи. Джимми гадал: может, искривление шеи каким-то образом увеличивает приток крови к его мозгу? Энн Эдвардс должна знать — нужно спросить у нее, когда он в следующий раз поедет к ним ужинать.

Только что родившаяся замечательная идея выбрала для появления удачное время. Джимми обещал Пегги Сунг, что найдет какой-нибудь способ уравновесить интересы сотрудников и владельцев Аресибо, но ничего не придумал. И это удивило Джимми, потому что обычно ему удавалось угодить себе и в то же время своим родителям, своим учителям, своим приятелям и подружкам. Это не так уж сложно, когда ставишь себя на место других. Джимми нравилось ладить с людьми. Пока, однако, он обнаружил, что единственный способ ладить с японским руководством аресибского радиотелескопа — это вести себя тихо и в точности выполнять приказы.