Елена Жаринова - Дети Филонея

• Название: Дети Филонея
• Автор: Елена Жаринова
• Жанр: Научная Фантастика

С главными героями — менеджером Владом Верижниковым, учительницей истории Ульяной Николаевной Жуковой и студенткой Лизой Лапиной — после ночной поездки в метро происходят странные вещи. Они начинают жить двойной жизнью, в двух параллельных реальностях. Одна — обычная, а в другой по сей день существуют советская система и Советский Союз.

---

Николя, незаконный сын настоятеля и константинопольской гетеры, тоже был личностью замечательной. После рождения первенца он постригся в монахи, повинуясь воле отца и правилам Филонеева монастыря. Там он пробыл семнадцать лет. Но в 1097 году, когда в Константинополь вступили крестоносцы, тридцатисемилетний Николя выкинул номер. Он сорвал с себя рясу, надел латы и ушел воевать за Иерусалим под знаменами Гуго Шампанского.

Как известно, в том походе крест одержал победу над полумесяцем. За доблесть Николя был пожалован баронским титулом и небольшой деревенькой Жани в Шампани. Забрав семью, бывший монах вернулся на родину предков. Там на старости лет он выполнил обещание, данное отцу, и посвятил своего первенца в Тайну Девяти мудрецов.

Первенцем Николя была дочь по имени Жозефа. На тот момент — уже тридцатилетняя вдова Робера де Куланжа, принесшего ей титул графини де Гран-Монти. Легкомысленная красавица, Жозефа едва умела писать. В семейной хронике она оставила одну фразу: "Обязуюсь рассказать своему первому чаду о Тайне Девяти мудрецов".

Этот обет Жозефа выполнила из рук вон плохо. Забавы ради она рассказала своему сыну Роберу семейное предание, но при этом не скрывала, что не верит в подобную чепуху. Робер вырос законченным скептиком. Своему сыну Филиппу он не сказал ни слова: к чему дурить парню голову? Но в 1168 году произошло очередное Событие. Роберу к этому времени стукнуло семьдесят, а Филиппу — тридцать два. Семья де Куланж была небогата. Следуя плану де Монсея, они могли бы поправить свои дела. Старика от досады едва не хватил удар. А Филипп и вовсе пришел в ярость. Он не разговаривал с отцом до самой смерти последнего.

Итак, шанс был упущен. Нет, просто отложен! — решил Филипп де Куланж. Он поклялся, что заставит своих потомков поверить в Событие. Его сын Николя едва ли не с колыбели знал Тайну Девяти мудрецов.

Филипп осознал трагедию филонейцев. Она заключалась в скоротечности человеческой жизни… От События до События проходило около ста лет. То, во что верили очевидцы, для потомков становилось призрачной легендой. Страшно тонки были нити тайны, протянутой сквозь века…

Филипп придумал немудреный способ сократить число поколений между Событиями. Он установил правило, согласно которому мужчины из их семьи не имели права жениться раньше сорока лет, а женщины — выходить замуж раньше двадцати пяти.

И все же использовать Событие 1242 года не удалось. Его не ждали так рано — ведь минуло всего семьдесят четыре года. А Николя де Куланж слишком буквально выполнил волю отца. Он женился сорока семи лет от роду и умер через два месяца после рождения дочери Мари.

Тайна Девяти мудрецов могла сгинуть в могиле. Чтобы не допустить этого, Николя перед смертью открылся жене. Он положил ей на колени книгу, которой та раньше никогда не видела, — сшитые листы пергамента между двух дощечек, обтянутых черной кожей. На книге висел замок. Сняв с шеи ключ, Николя отдал его жене. Он взял с нее клятву, что она, во-первых, передаст ключ и книгу дочери. А во-вторых, сама никогда не откроет этот замок.

Неизвестно, как вдова де Куланж выполнила вторую часть клятвы. Но когда Мари исполнилось десять, мать вручила ей отцово наследство.

Юный Шарль д'Арбиньяк как никто понимал прабабку. Ей ничего не объяснили. Как и он теперь, она тоже осталась наедине с семейной хроникой. Но в записях ее деда Филиппа де Куланжа было столько страсти, что Мари поверила им безоговорочно. И наверно, сумела бы наконец оправдать надежды де Монсея. Но в 1242 году ей было всего пятнадцать лет. Все, что она смогла сделать, — это заново записать хронику, прилежно выученную наизусть. И замуж за д'Арбиньяка она вышла в двадцать девять лет. И сыну своему Жильберу хорошенько растолковала смысл События.

Как жаль, что дед Жильбер умер так рано! Шарль его даже не помнил. Дед бы все ему рассказал. Преданный сыном, он нашел бы поддержку у внука… Увы, отец Шарля не поверил ни одному слову Жильбера. Правда, семейную хронику он счел забавным чтивом и держал у себя в спальне — до тех пор, пока ее не увидел Шарль.

Мальчику строго-настрого запретили трогать книгу и задавать о ней вопросы. Ее спрятали в библиотеке. С тем же успехом можно было спрятать подранка от кровяной гончей! Шарль навсегда заболел Тайной, к которой едва прикоснулся. Очень скоро он отыскал книгу и читал ее, когда родители уезжали из дому. Снова и снова он восхищался гением Монсея и переживал разочарование вместе с несчастными Куланжами… Вот и сейчас он не заметил, как пролетело время. Верный Дориан заглянул в комнату:

— Господь с вами, месье Шарль! Вы все читаете? Вот-вот позвонят к обеду. Бегите скорей, ставьте на место эту проклятущую книгу.

— Иду, иду, — раздраженно отозвался мальчик. Проводив нетерпеливым взглядом слугу, он снова склонился над книгой.

— Пора прощаться, — шепнул он. Потом открыл первую страницу, где рукой Мари д'Арбиньяк было написано: "Я, Филипп де Монсей…"

— Я не подведу вас, сударь, — твердо сказал мальчик. — Можете быть уверены: моим потомкам не придется кусать себе локти.

Снова 26 апреля, среда

— С каждым днем возрастают темпы роста производительности труда ленинградских рабочих. Коллектив машиностроительного завода досрочно выполнил план первого квартала. А красильщицы и мотальщицы фабрики имени Желябова в который раз приняли на себя повышенные индивидуальные обязательства. И всюду пример рабочим коллективам подают коммунисты…

Влад вяло водил курсором по схеме, сверяясь с разложенными на столе образцами. Радиоточка бубнила о трудовых победах прямо над головой. Эта психотерапия внушала чувство стыда: вот видишь, и хлеборобы, и сталевары, и монтажники… Что говорить, даже красильщицы и мотальщицы не жалеют сил, вкалывая на благо страны. И только некоторые несознательные инженеры который час не могут найти ошибку в собственной схеме.

Чертеж генератора Тетеркина вернула ему со словами:

— Будем считать, Владлен Андреевич, что вы мне этого не показывали.

При этом она не преминула исключить его из списка на премиальные. Вот сволочь! Но даже на этой мысли сосредоточиться Влад не мог. Он смотрел на стриженый затылок Людочки и думал об Ульяне.

Надо же, как человека может изуродовать одежда! В его квартире, между постелью и ванной, в его черной рубашке Ульяна была красива. Тоненькая и гибкая, как девочка, с растрепанными русыми волосами.

И с лицом что-то случилось. Оно стало живым, словно внутри зажгли лампочку. Блестели из-под ресниц глаза. Щеки то розовели, то бледнели, и тогда на веки ложилась голубая тень.

В тот первый вечер он на руках отнес ее в спальню. Бабочка уже выпорхнула из кокона. Убогие шмотки остались в гостиной на ковре. Нагая, горячая, она прятала лицо у него на плече. И вдруг на кровати вся сжалась, дернула на себя одеяло.

Влад протянул к ней руки. Пробормотал какую-то пошлость, дескать, ты замерзла, родная, дай, я тебя согрею… А она вдруг оттолкнула его и прошипела с нешуточной злобой:

— Прекрати.

Влад обиделся. Что он, насильник что ли? Была бы честь предложена. Но пока он делал каменное лицо, Ульяна вдруг расплакалась, резко вскидывая плечи. Она свернулась эмбрионом и зарылась лицом в покрывало. На спине беззащитно выпятилась хребтинка.

Влад пошатнулся от нахлынувшей нежности. Он упал рядом и сгреб ее в охапку, не обращая внимания на слабые пинки в бок. Он ласково, но настойчиво развернул ее к себе. Он ловил сквозь всхлипы сбивчивые слова:

— Пусти! Ты просто из жалости… Я так не хочу…

— Дурочка, — прошептал он. — Глупая мышь. Причем здесь жалость? Ты хоть видела себя в зеркале?

И он заставил ее посмотреться в трюмо. Сначала она отвела глаза, а потом уставилась на свое отражение, приоткрыв рот. Она не узнала себя. Будто и в самом деле случилось какое-то чудесное превращение. Будто ведьмино варево придало волосам туманную прелесть, припухшим от плача губам цвет, коже прозрачную белизну, и так далее, и тому подобное — от чего у Влада до сих пор кружилась голова.

Постичь природу своего чувства Влад не мог. Он лишь недоумевал: как это его так не на шутку скрутило? Он знал, что влюблен, но понятия не имел, что теперь делать.

Они провели вместе три дня. Он встречал ее после работы и вез к себе. Но каждый вечер Ульяна собиралась домой. Она задумчиво встряхивала юбку и джемпер и смотрела на них, словно Золушка после бала на свои лохмотья. Влад молчал. С непонятной ему самому жестокостью он доставлял ей эти несколько минут мучений. Потом, не выдержав, шептал:

— Пожалуйста! Останься, Мышка…

— Да? — неуверенно говорила она. — Тогда придется звонить маме.

Юбка и джемпер летели в сторону. Запахнув рубашку, она набирала номер.

— Мамочка, я не приду. Ну, я потом тебе все объясню. Ну прости меня! Да что за глупости, мам, ну кому какое дело? Послушай, мне четвертый десяток, что здесь неприличного?! Имею я право на личную жизнь или нет? Уф-ф-ф…