Борис Толчинский - Боги выбирают сильных

• Название: Боги выбирают сильных
• Автор: Борис Толчинский
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 1999
• ISBN: 5-224-00355-5, 5-224-00357-1

Как историческое повествование, эпопея "Божественный мир" использует самые яркие и увлекательные моменты действительной истории человечества. События и герои, как правило, собирательны.

Перед нами историко-фантастическая мелодрама. Герои исполнены решимости постичь сокровенные тайны мира. В центре эпопеи Б.А.Толчинского судьбы членов царствующей семьи, крупнейшей державы мира, их борьба с жестокими обстоятельствами, грезы, успехи и поражения. Огромное богатство человеческой истории, собранное воедино, удивительный мир, понятный и незнакомый, борьба миров, идей, характеров.

---

— Я читала его речь, — сказала Медея. — Искусная смесь избранной правды и откровенной лжи. Сенаторам непросто будет выделить первое из второго!

— О чем ты говоришь, подруга?! Кто станет этим заниматься? Дядя представил дело так, что мы — жестокие и вероломные интриганы, посягнувшие на самое святое, что есть у членов Высокородного Сената, — на их честь. А он, Энносигей, — единственный защитник справедливости, закона и этой поруганной «бесстыдным правительством» чести! Понятно, такое объяснение устроило сенаторов. Измены дщери Фортунатов не оказалось — имели место похищение, убийство и провокация врагов; такое еще можно пережить. И благородное собрание дружно выразило сочувствие коллеге Марцеллину в связи с утратой любимой дочери… Вот так, подруга: я просчиталась! Я думала, что Доротея любит Варга и выберет его, а не отца. Я и теперь так думаю. Но я надеялась, что дядя прибежит ко мне, моля как-то уладить это дело… Он поступил циничнее и проще: между дочерью и властью он выбрал власть! О, Медея! Как я могла такое проглядеть?! Я, та, которая, подобно Корнелию, пренебрегла родными и выбрала мирскую власть! Мне это непростительно, подруга…

— Нужно отыскать Доротею. Когда ее увидят в добром здравии, всем станет ясно, что обвинения Марцеллина беспочвенны, что это просто клевета.

София всплеснула руками и воскликнула:

— Vice versa![27] Если она появится сейчас в Темисии, дядя тем более заявит, что это мы похитили его дочь, однако, испугавшись крупного скандала, решили возвратить ее. Это во-первых. А во-вторых, Дора у Варга, и Свенельд у него… Варг не отдаст их нам по доброй воле!

— Не обязательно испрашивать его согласия, София.

— Нет, не могу, Медея, не могу… Оставим эту тему. Я попытаюсь тихо замять скандал. На наше счастье, комиссию по расследованию возглавил Леонтий Виталин. Это достойный человек, он не позволит дяде огульно обвинить нас. Расследование не завершится скоро; мы его затянем и запутаем. У меня наготове десятки фиктивных улик против правительства; эти улики будут подброшены комиссии сенатора Виталина как свидетельства нашей виновности… — …А когда комиссия увидит, что эти улики лживы, не будет веры и уликам твоего дяди! — подхватила Медея.

— Вот именно, — кивнула София. — Лучший способ дискредитировать оппонентов — это показать абсурдность их обвинений. Дядя заявляет, что мы, обойдя закон, подбросили герцогу Круну сто империалов? Очень хорошо. Сенаторы увидят документы, в которых фигурируют сто тысяч империалов! Скажи, Медея, кто поверит, что мы передали варвару сто тысяч империалов, или пять тонн золота?! Дядя заявляет, мол, мы использовали подставных игроков? Прекрасно. Мы предъявим в Сенат документы, свидетельствующие о том, что многие плебейские магнаты нагрели руки на войне в Нарбоннской Галлии, и дядя, очень вероятно, сам даст расследованию задний ход. Он ничего не сможет доказать! А если и докажет, я что-нибудь придумаю другое, и дяде мало не покажется. Пусть просчиталась я однажды — вторично я не ошибусь!

Медея подошла к Софии своей неслышной, почти воздушной, походкой и, обняв ее, проговорила:

— Вот так-то лучше! Такой тебя люблю, вместе с такой готова следовать до берегов Коцита! Ты вызвала меня в Темисию, и это значит, я тебе нужна. Мне надлежит заняться этим делом?

София покачала головой.

— Нет, подруга, это дело слишком мелко для тебя. Помнишь, что я тебе всегда говорила? «Не предавай меня, Тамина, и далеко пойдешь!».

Так и случится: ты отправишься в город, отстоящий от космополиса на четыре тысячи герм.

Медея потемнела лицом. В голосе Софии ей послышалась издевка, и Медея попыталась вспомнить, когда и чем могла навлечь на себя немилость подруги. На память ничего не приходило, и Медея Тамина невольно задала себе вопрос: а не желает ли София попросту избавиться от нее, от той, кто слишком много знает, — как она уже избавилась от Марсия Милиссина и от других, кто тоже слишком много знал?!

София прочитала мысли подруги по выражению ее лица и, ободряюще улыбнувшись, пояснила:

— Отправишься на родину, в Гелиополь. А ты подумала другое? Возможно, ты решила, что я хочу назначить тебя послом к лестригонам?!

— В Гелиополь? — удивленно переспросила Медея. — Но что мне делать там, в Гелиополе?!

— В Гелиополе, как тебе известно, правит князь Лициний Гонорин.

Ему недавно исполнилось семьдесят два года; из них последние двадцать девять лет он на посту архонта Илифии. Ты только вдумайся, Медея, — я еще не родилась, а этот князь уже управлял «золотой провинцией»! Может быть, довольно? Три месяца тому назад, когда отец лежал с инфарктом и я замещала его, мне довелось побывать в Гелиополе и пообщаться с Лицинием Гонорином. О-о-о, ты бы видела этот маразм! Неудивительно, что местные аристократы недолюбливают нас — мы сами вызываем их презрение, доколе позволяем выжившему из ума ретрограду управлять важнейшей провинцией Империи. Лициний Гонорин — всеобщее посмешище! И он не хочет добровольно уходить в отставку, так как считает себя другом нашей семьи. А мне неважно, чей он друг! Мне важно, чтобы во дворце архонта был умный и надежный человек, который бы поднял провинцию, сам подружился с отверженными нобилями и подружил с ними меня. Ты поняла, подруга?

— Да, разумеется, — кивнула Медея. — Мне надлежит собрать досье на нашего архонта, с тем чтобы ты смогла его свалить.

София с интересом посмотрела на подругу и улыбнулась своей неподражаемой таинственной улыбкой, которая всегда смущала людей, хорошо Софию знавших. Вот и теперь Медея затаила дыхание…

— Я что-нибудь не то сказала? — осторожно спросила она.

В ответ София извлекла из своего рабочего стола папку, в какой обычно держат документы, и произнесла:

— Немного, но достаточно. Нет, подруга, досье на старого Лициния мне не нужно. А что мне нужно, я тебе уже сказала. Вернее, кто.

В это мгновение Медея внезапно догадалась, чего ждет от нее подруга. Сердце подпрыгнуло в груди, Медею Тамину бросило в жар и дрожь, глаза сами собой закрылись, всего лишь на одно короткое мгновение, но сердце… сердце не желало умерять свой исступленный танец, и ужас в душе Медеи сражался с торжеством. Ужас был как при падении в бездну, а торжество возникло потому, что в честолюбивых упованиях своих Медея всегда стремилась в эту бездну, не в эту, может быть, так в равную по глубине… Затем явилось недоверие — слишком невероятной казалась разуму догадка, — и с волнением в голосе Медея молвила:

— Я не желаю понимать тебя, София.

Наслаждаясь впечатлением, которое ее слова производили на подругу, София раздельно проговорила:

— Ну что ж, тогда скажу открытым текстом: на днях Божественный Виктор утвердит тебя, Медея Тамина, архонтессой Илифии. Конечно, если ты согласна.

— Нет, это невозможно!.. — простонала Медея.

В попытке найти оправдание своим нечаянным словам она бросила взгляд на две звездочки на рукаве своего платья: сколь крохотными ей они теперь казались!

София перехватила взгляд подруги и рассмеялась.

— Напрасно ты надела это платье, Медея. Оно порядком устарело.

Вот, полюбуйся. Тебе это должно понравиться.

Стараясь унять дрожь, Медея приняла из рук Софии бумагу. Это оказалась копия императорского эдикта о присвоении очередных гражданских и военных чинов, а также священнических санов; подобные эдикты издаются ежегодно, в один из дней Фортуналий. В списке утвержденных в чине претора Медея Тамина нашла себя.

— Однако я бы на твоем месте не стала добавлять третью звезду на это старое платье, — с иронией произнесла София. — В нем ты не смотришься. Гораздо лучше ты будешь выглядеть в генеральском мундире с одной большой звездой.

Сердце колотилось неистово, точно пыталось выпрыгнуть из груди.

Голос Софии Медея слышала словно во сне, но, при всем при том, смысл сказанного подругой долетал до ее сознания. «Я получу чин прокуратора», — поняла она. Перед глазами вдруг ясно проявился образ отца, Квинтия Тамина. Отец никогда в нее не верил. Вернее, верил, потому и добился разрешение на поездку дочери в столицу, для сдачи экзаменов в Императорский Университет. «Дерзай, — говорил ей на прощание Квинтий Тамин, — и моли богов послать тебе удачу в этом городе коррупции, обмана и разврата!». Так говорил он, но сам на удачу Медеи не очень надеялся.

Когда она поступила в Университет, отец написал ей: «Хочешь достичь чего-то в жизни — работай днем и ночью, думай много, говори мало, пиши еще меньше; кто знает, вдруг боги смилостивятся, и к тридцати годам тебе удастся стать магистром».

Медея вспомнила то письмо и невольно улыбнулась. Чин магистра достался ей в двадцать пять лет, чин доктора — еще через два года, после триумфального завершения процесса над Ульпинами; в форменный калазирис мандатора облачилась она всего четыре месяца тому назад, когда возглавила разведшколу «Везувий». Отцу об этом назначении написать она не могла, зато выслала свою фотографию в новом мундире. «Когда отец увидит меня со звездой прокуратора, он лишится дара речи; просить богов об этом у него и в мыслях не было!», — подумала Медея.