Александр Тюрин - НФ Хокку II

• Название: НФ Хокку II
• Автор: Александр Тюрин
• Жанр: Фэнтези

---

Господа, до сих пор меня гложат сомнения, а были ли вообще войска на поле битвы? Существовал ли реально Челубей? Или Пересвет бился со своим темным двойником – Ослябей. (Судя по семантике имен, слово Пересвет происходит от понятия "трансцедентальный свет", а Ослябя символизирует ослабление духовной силы.)

Более того, мы не можем полностью отвергать и то, что поле битвы существовало только в сознании Сергия Радонежского, где он мысленно сражался с врагами русской земледельческой цивилизации.

Все сознания подобны и отражаются друг в друге, так что внутренняя битва Сергия могла отразиться в душах русских как самая настоящая сеча, тем более что энергетически она никоим образом не уступала истинному сражению.

Впрочем, смеем мы задаться и другим вопросом. Насколько достоверно плотское существование отца Сергия? Ведь его житие и летописные свидетельства вещественными доказательствами, что говорится, не являются.

Не был ли образ святого подвижника продуктом коллективного бессознательного?

Допустим, народ бессознательно, но коллективно генерирует объект "Святой Сергий", тот создает условный пространственно-временной континуум, вмещающий освободительную "Куликовскую битву". Этот замкнутый континуум прививается к стволу базисного времени и становится энергетической емкостью в народной памяти. Вздохновленный Светлым Прошлым народ пробивает себе новый путь к Лучшему Будущему.

Смею предположить, что генерация виртуальных исторических событий, внесение измнений в Прошлое является достаточно распространенной практикой, в том числе и на нашей планете.

Ряд свидетельств указывает на то, что и знаменитое сражение на Каталаунских полях, где было убито до полумиллиона гуннов, является виртуальныым. Ведь через два года после потери всего своего кочевого племени царь Атилла является, как ни в чем не бывало, во главе огромного воинства под стены Рима. Однако история уже отвернулась от него со всеми вытекающими для царя последствиями...

Господа, в связи с моим срочным отбытием на Альдебаран, где сейчас история, можно сказать, придумывается на ходу, я вынужден сегодня распрощаться с вами. Но я уверен, что к следующей нашей встрече доселе незаметные изменения Прошлого сделают вас гораздо более снисходительными к высказанной мной концепции.

Александр Тюрин. Властелин памяти

Творец, в знак того, что тварь может быть лишь подобной, но не равной ему, внес немалые изьяны в нашу природу.

Смирение, о мои любезные ученики, вот единственный щит, которым мы можем прикрыть свои несовершенства. Увы, мы столь часто пренебрегаем этим тяжелым вооружением.

К числу наших несовершенств относится и память. Как знаки на песке стирается то, что укрыто в ней. Имена, облики, побуждения . В отличие от сосуда с вином, который сохраняет как сладкую жидкость, так и горький осадок на дне, в сосуде нашей памяти со временем пропадает горечь тех ошибок, которые мы совершили в силу гордыни или малодушия.

И, тем не менее, сегодня, когда мой дух уже готов вернуться к своему источнику, я поведаю вам одну историю, что приключилась со мной в самом начале моего земного пути.

То было время великих держав, деливших меж собой землю, воду и даже воздух. Иногда во главе империй стояли мудрые правители, сберегавшие силы своих подданных, но куда чаще слабые правители расстрачивали силы народов ради нелепых, а то и просто постыдных целей.

Пришел я на этот свет в городе, имеющем странное имя Ленинград, там обучался в школе, где давали лишь суетные преходящие знания вместо того, чтобы направлять на постижение великих начал. После школы я не почувствовал склонности ни к одному из занятий и поэтому выпала мне доля нести нелегкую воинскую повинность.

Будучи в солдатах, вдосталь нахлебался я невзгод, немало пострадав и от своеволия разнузданных дедов нашего десантно-штурмового батальона. Однако, в конце концов, испытания укрепили мое тело и волю. Я научился сосредотачиваться на многих вещах сразу, ходить неслышным шагом и сбивать противника с ног первым же ударом.

В то время моя страна вела войну с диким и злобным народом, проживающим в горах Хиндукуш. Души наших врагов не были смягчены ни проповедью миролюбия, ни красотою художества, ни тонким стихом из трех строк.

Летательные машины моей молодости были громоздки и в них помещалось много людей. Туманным осенним утром вертолет доставил меня и двадцать моих товарищей в гористую местность, где, похоже, от Сотворения Мира не росла даже трава.

Каждый из нас нес на себе тяжелое скорострельное ружье АКС, называемое калаш, триста патронов к нему, много другой амуниции и съестных припасов. Хотя мы были навьчены как верблюды, нам надлежало быть быстрыми и ловкими как снежные барсы. Ведь все мы получили строгое веление: изловить или лишить жизни одного из самых дерзких и жестоких вражеских эмиров по имени Фаюдхан.

Вскоре ко всем трудностям высокогорных переходов добавилось ненастье. Днем сильный ветер хлестал нас по лицу каменной крошкой и пытался сбросить в пропасть. Ночью мороз сковывал ледяной корой нашу одежду, так что стыли и наливались тяжелой болью конечности, лишая нас сна и отдыха.

Властителям судеб из небесных долин было угодно, чтобы враг обнаружил нас раньше, чем мы его. Мои товарищи пали геройской смертью, пролив дыхание жизни на ледяные камни.

Я не бежал боя, но таинственные нити предназначения позволили мне уничтожить огневую точку противника навесным выстрелом из подствольного гранатомета и выйти из ущелья, которое стало могилой для моих товарищей.

Я спасся от засады, но не знал, куда держать путь. Не было у меня устройства дальноговорения, а определители положения в пространстве еще не появились в ту пору. Я бесцельно блуждал в горах и лишь наткнулся на изувеченные тела тех моих товарищей, что попали в плен к Фаюдхану и приняли мученическую смерть от его руки.

Спустя неделю ничего не осталось от съестных припасов. Стала иссякать моя жизненная сила, которую я тогда еще не умел извлекать из сокровенных источников, угасало тепло в солнечном сплетении, холодная слизь наполняла легкие и мочевой пузырь. Однажды подстрелил я хищную птицу, но так и не нашел хвороста, чтобы поджарить ее, а когда пробовал есть сырой, меня вырвало желчью.

Истомившись душой и телом, я забился в какую-то расселину и решил, что уже достаточно созрел для смерти. Пошел снег и скоро белая пелена закрыла меня от серого набрякшего неба. Кажется, я заснул. Но сон этот не отдал меня в объятия смерти...

Как будто теплый червячок прополз по моему позвоночнику и я открыл глаза. Сквозь проталину в лицо ударил жаркий солнечный луч. Я выбрался из укрытия по ранее незамеченному лазу, оказался на другом склоне и вскоре увидел небольшое плато.

Собственно, это была всего лишь площадка, защищенная с трех сторон скалами, а с четвертой – стеной, сложенной из необработанных камней. К стене как будто прислонилось несколько приземистых построек, одну из них можно было посчитать домом, хотя вход был просто занавешен бараньей шкурой.

Я подумал, что это, наверное, база Фаюдхана и вытащил из кармашка куртки осколочную гранату. Ненависть к врагу была такова, что я едва сдерживал вой в глотке. Я готов был сорвать с гранаты кольцо, вбежать в дом и уничтожить свою плоть вместе с проклятым эмиром.

Еще понаблюдав за постройками, и, не заметив ничего подозрительного, я вошел в дом, выставив вперед ствол калаша.

Там была всего одна сумеречная комната, застеленная грязными коврами, в углу стояла жаровня с теплящимися угольками, в стенных нишах мерцало серебро сосудов и задумчивой тьмой грудились книги в старинных переплетах.

На ковре сидел человек неопределенного возраста, как мне показалось вначале, окаменевший, в большом тюрбане. Потом я заметил, что веки его иногда двигаются, но взгляд устремлен не поймешь куда. Косит под факира, подумал я.

Я обшарил всю комнату и не нашел ничего съестного.

Тогда я подошел к человеку и попытался обратить на себя его внимание, но он как будто спал с открытыми глазами. Анаши обкурился и приторчал, решил я. У факира, значит, кайфа полные штаны, а мне тут от голодухи загибаться! Хрен тебе!

Я передернул затвор и приставил ствол автомата к тюрбану "анашиста". Сознание мое было тогда сильно затемнено и я сказал:

– Эй, очнись, пень. Или я тебя отправлю на встречу с гуриями, которые мигом открутят тебе твои протухшие яйца.

Едва я сказал это, как почувствовал другой ствол, который был приставлен уже к моей голове.

Краем глаза я видел, что мной занялся воин свирепой наружности, чья борода, казалось, росла от глаз, и, что более неприятно, палец его выбрал люфт на спусковом крючке автомата.

Однако воин говорил на моем языке, при том без противных искажений.

– Положи оружие, иначе голова твоя разлетится как гнилой арбуз.