Г. Коган - Ф.М.Достоевский. Новые материалы и исследования

• Название: Ф.М.Достоевский. Новые материалы и исследования
• Автор: Г. Коган
• Издательство: Наука
• Жанр: Языкознание
• Год: 1973

В первый раздел тома включены неизвестные художественные и публицистические тексты Достоевского, во втором разделе опубликованы дневники и воспоминания современников (например, дневник жены писателя А. Г. Достоевской), третий раздел составляет обширная публикация "Письма о Достоевском" (1837-1881), в четвёртом разделе помещены разыскания и сообщения (например, о надзоре за Достоевским, отразившемся в документах III Отделения), обзоры материалов, характеризующих влияние Достоевского на западноевропейскую литературу и театр, составляют пятый раздел.

---

В февральской книжке журнала "Слово" 1880 г. напечатана статья Цебриковой о "Братьях Карамазовых": "Двойственное творчество".

1289

Кто были эти литераторы, не установлено.

1290

Фельетон Буренина в № 1380 "Нового времени" — "Визит музы. Новогодняя поэма".

1291

Имеется в виду брошюра Киреева "Избавимся ли мы от нигилизма? (Записка, представленная в 1879 году)". Ее печатный текст вклеен в дневник Киреева (лл. 35-50). Эта брошюра вышла в свет только в 1882 г. под инициалами А. К. и с предисловием, датированным 28 марта 1881 г. Как средство против нигилизма Киреев предлагал "удержание высокого уровня образования в наших гимназиях и университетах" и рекомендовал "опору на церковь" — "вернейшую опору, или, лучше, основу семьи и государства".

1292

мой дорогой (франц.).

1293

Это письмо Достоевского к Б. Б. Полякову неизвестно.

1294

Письмо написано на бланке:

"Книжная торговля Ф. М. Достоевского (исключительно для иногородних). С.-Петербург. Кузнечный переулок, д. 5, кв. 10".

1295

Вероятно, Достоевский прислал Румянцеву последнее прижизненное издание "Униженных и оскорбленных" (СПб., 1879).

1296

Владимир Константинович Савостьянов (1853-1899) — муж племянницы Достоевского, Варвары Андреевны.

1297

Екатерина Федоровна Юнге (1843-1913) — художница и мемуаристка. См. о ней в моих публикациях: Лит. наследство. — Т. 75. — Кн. 2-я. — С. 535-541 и "Лит. газета". — 1971. — № 33. — 11 августа.

1298

22 февраля 1880 г. был казнен по приговору военного суда народоволец И. О. Млодецкий, стрелявший двумя днями ранее в М. Т. Лорис-Меликова — главного начальника Верховной распорядительной комиссии по охранению порядка и общественного спокойствия.

Д. Н. Садовников в своем дневнике, озаглавленном "Встречи с И. С. Тургеневым. — Пятницы у поэта Я. П. Полонского в 1880 году", отмечает под датой 22 февраля:

"Разговор заходит о Млодецком, который казнен сегодня утром. Достоевский был на казни".

Далее он приводит слова Достоевского:

"…Я был свидетелем казни. Народу собралось до 50 000 человек".

"Самое появление его на месте казни, — замечает Садовников, — объясняю как желание извлечь нечто для своих патологических сочинений последнего времени" (Сб. Русское прошлое. — № 3. — Пг., 1923. — С. 102-103. См. с. 137-139 настоящего тома).

Еще до этого события, 20 февраля, у Достоевского был припадок эпилепсии; после припадка он обычно в течение нескольких дней плохо себя чувствовал.

1299

Речь идет о письме Юнге к матери (без даты), в котором она писала о "Братьях Карамазовых":

"Эта вещь совсем разбередила меня, в ночи я не могла спать и горячие слезы проливала; но это наслаждение — проливать слезы над произведением искусства <…> Если бы знал Достоевский, сколько он мне доставил этих слез и сколько утешения своими произведениями, ему бы, верно, было приятно. Еще во время войны, когда бывало на душе так тяжело, что сил нет, один "Дневник писателя" утешал меня. Бывало, читаешь и думаешь: утопия все это, а между тем в душу входит что-то утешающе-сладкое, потому что видно там любящее сердце, душу, понимающую все, понимающую и веру <…> Мне тогда много раз хотелось поехать к нему, написать ему; но, конечно, при моей застенчивости, не сделала. Думала, посмеется только человек надо мной, что ему за дело до моих восторгов и мнений? Если бы все его поклонники со всей России стали бы ездить к нему с выражением чувств?! Но теперь, если бы я была в Петербурге, я бы пошла к нему, и он уже сам был бы виноват. Разве не описал он, как было приятно старцу Зосиме, когда к нему пришла простая русская глупая баба со своим русским простым спасибо?! И я бы пришла и сказала "спасибо", — спасибо, что он думал и высказал вещи, которые без слов наполняли душу и мучили меня; спасибо, что он не гнушается войти в скверное, преступное сердце и выкопать там нечто и прекрасное, за то, что любит деток, за художественное наслаждение его образами, за слезы, за то, что с ним я забыла ежедневные заботы и мелочи жизни и как-то вознеслась над ними. Невольно сравниваешь Достоевского с европейскими романистами — я беру лучших из них — французов: Золя, Гонкур и Доде, — они все честные, желают лучшего; но, боже мой, как мелко плавают! А этот… и реалист, такой реалист, как никто из них! Его лица — совсем живые люди! Вам кажется, будто вы знавали их или видели где-то, будто вы знаете тембр их голоса. Еще более реальности придает этим людям высокохудожественный прием — не описывать их, а давать читателю знакомиться с ними постепенно, как это бывает в жизни. Наблюдатель Достоевский такой тонкий и глубокий, что можно только поражаться, — это, конечно, не новость. И, вместе с этим крайним реализмом, можно ли на свете найти еще такого поэта и идеалиста?! Ведь это почти достижение идеала искусства, — человек, который реалист, точный исследователь, психолог, идеалист и философ. Да, он еще и философ, — у него совсем философский ум, а между тем он, вероятно, не получил философского образования; видно, философы бывают врожденные, как гении. Говорить ли тебе, что я ревела, читая рассказ бабы об умершем ребенке?! И как он так знает женское сердце?! Должно быть, и это врожденное: сила его любви дала ему понять женское и детское сердце. А какое впечатление всего хода романа! Как перед грозою, собираются, собираются тучи, и ты видишь — неминуема уже гроза, — так и тут: собираются события, воздух становится все гуще и невыносимее, и так сильно впечатление, что хочется, чтоб уж он убил его поскорее, чтобы уже было кончено. Прочла я вчера вечером об <истязании?> детей и Великого инквизитора, не могла больше читать, да и провалялась до утра, думая об этом всем и сочиняя письмо к Достоевскому. Мне так вдруг захотелось исповедоваться ему и услышать от него какое-нибудь нужное мне слово! Захотела исповедоваться ему потому именно, что он все поймет и никем не гнушается. Я бы, может быть, была действительно способна это сделать, если бы он позволил. Право, я какая-то сумасшедшая! Все-таки, если увидишь его, передай ему мое спасибо" (Юнге Е. Ф. Воспоминания (1843-1860 гг.). — С. V-VII).

1300

Из письма Юнге к Достоевскому:

"Вы позволили мне писать вам, многоуважаемый Федор Михайлович, как же противостоять такому искушению? <…> Не могу выразить вам, как сильно я ценю вас как писателя и мыслителя <…> Вот почему в год войны я часто была на пороге, чтобы идти к вам, но никогда не могла решиться и просто мучилась этим, особенно в то время, когда вы прекратили "Дневник", — мне так хотелось упросить вас продолжать нам это утешение. Вы посвятили свое время не менее прекрасному труду. Много бы хотелось сказать про "Карамазовых", много мыслей и чувств пробудила во мне эта чудесная повесть, но боюсь надоесть вам <…> С одной стороны, я теперь рада, что моей мамаше вздумалось показать вам мое письмо. Вы, вероятно, увидели из него, что оно не предназначалось для ваших ушей, и это гораздо лучше. Если б я прямо написала вам, я, конечно, не высказалась бы так откровенно, искала бы фраз, и вышло бы не то. Моя мама передала мне, что вы говорили, что я могла бы писать, и хвалили мое письмо <…> Вы, вероятно <…>, поняли самое главное, что я бесконечно благодарна вам вообще всегда и в частности теперь, когда вы отнеслись ко мне ласково, и что я была бы счастлива, если б мои, может быть, глупые, но искренние, правдивые слова доставили вам самое малейшее удовольствие" (Письма. — IV. — С. 408-410).

На это послание Достоевский ответил Юнге 11 апреля обширным письмом (Письма. — IV. — С. 135-137).

1301

А. М. Достоевский, вероятно, нуждавшийся в протекции.

В записке, относящейся к этому времени и датированной "вторник", гр. А. И. Толстая писала: "Простите, дорогая Анна Григорьевна, мою докучливость насчет "Карамазовых", хочется доставить удовольствие Кате к празднику. Родная, скажите, неужели Федор Михайлович намерен хоть когда-нибудь написать к Кате? Да наградит его бог за такое доброе дело…" (Авт. // ЦГАЛИ. — Ф. 212. — Оп. 1. — Ед. хр. 215).

1302

О публичных чтениях Достоевского см. подробно в "Воспоминаниях" А. Г. Достоевской. — С. 350-354.

1303

Речь идет о литературном вечере, состоявшемся 28 марта в зале Благородного собрания и привлекшем, по словам хроникера, "громадную массу публики". Выступление Тургенева не состоялось из-за его внезапного нездоровья. После выступлений О. Ф. Миллера, прочитавшего "Люцерн" Толстого, Я. П. Полонского, П. И. Вейнберга и пианистки Сергеевич, во втором отделении выступил Достоевский.