Автор неизвестен - Махабхарата. Рамаяна

• Название: Махабхарата. Рамаяна
• Автор: Автор неизвестен
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Мифы. Легенды. Эпос
• Год: 1974

В ведийский период истории древней Индии происходит становление эпического творчества. Эпические поэмы относятся к письменным памятникам и являются одними из важнейших и существенных источников по истории и культуре древней Индии первой половины I тыс. до н. э. Эпические поэмы складывались и редактировались на протяжении многих столетий, в них нашли отражение и явления ведийской эпохи. К основным эпическим памятникам древней Индии относятся поэмы «Махабхарата» и «Рамаяна».

В переводе на русский язык «Махабхарата» означает «Великое сказание о потомках Бхараты» или «Сказание о великой битве бхаратов». Это героическая поэма, состоящая из 18 книг, и содержит около ста тысяч шлок (двустиший). Сюжет «Махабхараты» — история рождения, воспитания и соперничества двух ветвей царского рода Бхаратов: Кауравов, ста сыновей царя Дхритараштры, старшим среди которых был Дуръодхана, и Пандавов — пяти их двоюродных братьев во главе с Юдхиштхирой. Кауравы воплощают в эпосе темное начало. Пандавы — светлое, божественное. Основную нить сюжета составляет соперничество двоюродных братьев за царство и столицу — город Хастинапуру, царем которой становится старший из Пандавов мудрый и благородный Юдхиштхира.

Второй памятник древнеиндийской эпической поэзии посвящён деяниям Рамы, одного из любимых героев Индии и сопредельных с ней стран. «Рамаяна» содержит 24 тысячи шлок (в четыре раза меньше, чем «Махабхарата»), разделённых на семь книг.

В обоих произведениях переплелись правда, вымысел и аллегория. Считается, что «Махабхарату» создал мудрец Вьяс, а «Рамаяну» — Вальмики. Однако в том виде, в каком эти творения дошли до нас, они не могут принадлежать какому-то одному автору и не относятся по времени создания к одному веку. Современная форма этих великих эпических поэм — результат многочисленных и непрерывных добавлений и изменений.

Перевод «Махабхарата» С. Липкина, подстрочные переводы О. Волковой и Б. Захарьина. Текст «Рамаяны» печатается в переводе В. Потаповой с подстрочными переводами и прозаическими введениями Б. Захарьина. Переводы с санскрита.

Вступительная статья П. Гринцера.

Примечания А. Ибрагимова (2-46), Вл. Быкова (162–172), Б. Захарьина (47-161, 173–295).

Прилагается словарь имен собственных (Б. Захарьин, А. Ибрагимов).

---

На рассвете враждующие войска вступили в битву. Бхимасена напал на кауравов — сыновей царя Дхритараштры. Ему на помощь поспешили близнецы На́кула и Сахаде́ва, и сыновья Драупади, и предводитель войска Дхриштадьюмна. Царь кауравов Дуръйодхана и его братья оказались достойными противниками пандавов. Арджуна вступил в упорный поединок с Бхишмой, Юдхиштхира — с Шальей, Шикхандин — с Ашваттхаманом. Погибли в битве сыновья Вираты, царя матсьев, — Уттара и Швета. Пандавы потеряли в первый день сражения сотни тысяч воинов. Кауравы, имея численное превосходство, стали теснить пандавов. Могучий Бхишма, дед кауравов и пандавов, истреблял войско Юдхиштхиры.

[Смерть Бхишмы]

Та же книга, главы 107, 114, 119.

[Рассказ возничего Санджайи слепому царю Дхритараштре] [Бхишма открывает тайну своей смерти]

Санджайя сказал[101]: «И как только стемнело,
И поле сражения скрылось всецело,

Увидел Юдхиштхира сумрак беззвездный,
Увидел, что Бхишма преследует грозный

Владельцев его колесниц средь потемок,
Увидел, о Бхараты славный потомок,

Что войско, оружие бросив, не бьется,
А в страхе бежит от того полководца,

Что со́макам трепет внушил грознолицый:
Они повернули свои колесницы.

Подумав, Юдхиштхира принял решенье:
«Отступим, в бою потерпев пораженье».

И в этот же час, о властитель державы,
Войска отвели и твои кауравы,

И воины стали на отдых желанный,
Чтоб зажили за ночь тяжелые раны.

Пандавы не спали: в душе у них смута,
Измучил их Бхишма, воюющий люто,

А Бхишму, дивясь его доблестной силе,
Твои сыновья в это время почтили.

Так было, — и тьма наступила ночная,
Рассудок всех тварей земных затемняя.

Пред ликом той тьмы, ненавистницы света,
Пандавы с друзьями сошлись для совета.

Юдхиштхира Кришне сказал поздней ночью:
«Я мужество Бхишмы увидел воочью.

Он войско мое и мертвит и кровавит:
Так слон тростниковые заросли давит.

Смертельно он войско мое поражает:
Так пламя сухую траву пожирает.

На Бхишму, разящего нас, погляди ты:
Он страшен, как Такша́ка, змей ядовитый!

Бывает, что трудно в сражении Яме,
Трепещет и Индра, играя громами,

А с ним — и Кубе́ра, сокровищ владетель,
Вару́на, владетель раскинутых петель:

Все боги познали в бою униженье, —
Один только Бхишма всесилен в сраженье!

Со мною связал себя Бхишма обетом:
«Попросишь — всегда помогу я советом,

Но в сече, — какая бы ни была, — всюду
Сражаться для блага Дуръйодханы буду».

Так пусть он поведает, — нам во спасенье, —
Как можем его уничтожить в сраженье.

О Кришна, могучий блюститель завета,
Пойдем и попросим у Бхишмы совета.

Услышим благие, полезные речи:
Как скажет мне Бхишма, так сделаю в сече.

Губительный в битве, он помыслом кроток,
Как добрый отец, нас взрастил он, сироток…

О воинский долг, ты проклятья достоин:
Убийцей отца должен сделаться воин!»[102]

Ответствовал Кришна: «О Правды Основа![103]
Люблю я тобой изреченное слово!

Пойдем — и да Бхишма найти нам поможет
То средство, что в битве его уничтожит!»

Приняв на совете такое решенье, и
Оставив доспехи и вооруженье,

Пять братьев-пандавов с блистающим Кришной
Отправились к Бхишме тропою неслышной.

Пред Бхишмой склонились они, почитая
Того, чья всесильна отвага святая,

Опоры ища у него и защиты, —
И так их приветствовал муж знаменитый:

«О Кришна, не знающий лицеприятства!
О Арджуна, Завоеватель Богатства![104]

Сын Долга Юдхиштхира, и Бхимасена,
И два близнеца, чье бесстрашье бесценно!

Для вашего блага что сделать мне надо?
Для вас потрудиться — всегда мне отрада!»

Промолвил Сын Долга, познавший мытарства:
«О, как нам опять обрести свое царство!

О, как победить, — помоги нам советом, —
Но подданных не истребляя при этом!

Скажи нам, лишь правде избравший служенье:
Как можем тебя уничтожить в сраженье?

Средь множества стрел и окутанный дымом,
Всегда остаешься ты неуязвимым.

Нет слабого места в тебе, — так поведай:
Как битву с тобою закончить победой?»

Ответствовал отпрыск Реки и Шантану:
«От вас, о пандавы, скрывать я не стану,

Воистину вам говорю: во вселенной
Никто не сильней меня силой военной.

Ты прав, утверждая, что даже и боги,
Ведомые Индрою и при подмоге

Бесовской, как только нагрянут войною, —
Бессильны окажутся передо мною.

Покуда со мною мой лук, — я спокоен:
В бою ни один не сразит меня воин,

Но если оружья лишусь боевого,
Я быструю смерть обрету от любого.

Кончаю всегда с неприятелем сечу,
Как только я признак дурной запримечу:

Оружье ли выпадет; будут ли сбиты
Доспехи и знамя; пощады, защиты

Попросит ли недруг испуганным взглядом;
Окажется ль слабая женщина рядом,

Иль женское имя носящий мужчина,
Иль муж, одного лишь имеющий сына, —

При этих приметах неблагоприятных
Я битв не желаю и подвигов ратных.

Есть в войске твоем властелин колесницы,
Отважный владетель могучей десницы,

Шикха́ндин[105], что в битве крушит все преграды,
Родившийся девочкой отпрыск Друпады.

Сменил он свой пол, — нам известна причина,
А все же был женщиной этот мужчина.

Пусть Арджуна двинется бранной тропою,
Поставив Шикхандина перед собою.

При этой неблагоприятной примете
Из лука стрелять я не стану, о дети.

Тогда-то пусть Арджуна, мощный и смелый,
Вонзит в мое тело смертельные стрелы.

Лишь двое меня уничтожить способны:
То Кришна и Арджуна богоподобный.

Пусть Арджуна, воин с великой судьбою,
Поставив Шикхандина перед собою,

Повергнет меня: ты совету последуй
И в царство свое возвратишься с победой.

Увидишь ты снова свое возвышенье,
Разбив сыновей Дхритараштры в сраженье».

Почтительно воины с Бхишмой простились,
Воздав ему славу, назад воротились».

[Арджуна сражается с Бхишмой, прикрываясь Шикхандином]

«Построилось войско Юдхиштхиры к бою
Поставив Шикхандина перед собою,

Напали пандавы на Бхишму седого,
Разили воителя снова и снова

Секирой, и палицей, и булавою,
И дротиками, и стрелой боевою.

Вот эта стрела — с золотым опереньем,
Вот эта — страшна своим мощным пареньем,

А эти похожи на зубы теленка,
А эти, пылая, несутся вдогонку,

А эти — всех прочих острее, длиннее,
Ты скажешь: то кожу сменившие змеи!

Но, кровью облитый, страдая от боли,
Сын Ганги не бросил военное поле.

Зажглись его стрелы, как молний зарницы,
И громом был грохот его колесницы,

А лук — словно огнь, в бранной сече добытый:
Служил ему топливом каждый убитый,

Как вихрь, раздувающий пламя, — секира,
А сам он — как пламя в день гибели мира![106]

Он гнал колесницы врага, всемогущий,
И вдруг появлялся в их скачущей гуще.

Казалось, как ветер сейчас он взовьется!
Он вражеских войск обошел полководца[107]

И вторгся, стремительный, в их середину,
И громом колес он наполнил равнину,

И воины в страхе на Бхишму глядели,
И волосы дыбом вздымались на теле.[108]

Иль то небожители, гордо нагрянув,
Теснят ошалелую рать великанов?[109]

Шикхандин метнул в него острые стрелы, —
И лук потерял богатырь поседелый,

Упали при новом воинственном кличе
И знамя его, и его колесничий.

Лук, более мощный, схватил он, великий
Сын Ганги, но Арджуна Багряноликий[110]

Метнул три стрелы, запылавших багрово.
Тут Бхишма лишился и лука второго.

Сын Ганги все время менял свои луки,
Но Арджуна, этот Левша Сильнорукий,

Исполненный силы и удали ратной,
Оружье его разбивал многократно.

А Бхишма, сражением тем изнуренный,
Облизывал рта уголки, разъяренный.

Он дротик схватил, что сразил бы и скалы,
Метнул его в Арджуну воин усталый.

Сверкал, словно молния, дротик летучий,
Но Арджуны стрелы нахлынули тучей, —

Сильнейшего из венценосных потомков[111]
Пять стрел полетело, и на́ пять обломков

Был дротик разбит. Иль сквозь тучи пробилась —
И молния на́ пять частей раздробилась?

Держав покоритель, чьи подвиги громки,
Разгневанный Бхишма взглянул на обломки,

Подумал: «В душе моей горечь и мука,
Но я бы сразил из единого лука

Всех братьев-пандавов стрелой своей скорой,
Не сделайся Кришна пандавам опорой!

На них не пойду я отныне войною,
Подвигнут на это причиной двойною:

Отважных пандавов убить невозможно,
К тому же обличье Шикхандина ложно, —

Хотя он считается доблестным мужем,
Мы женскую сущность его обнаружим!

Когда-то Сатьявати, дочь рыболова,
Взял в жены Шантану — и молвил мне слово:

«Ты сам изберешь себе, сын мой, кончину,
Ты сам своей смерти назначишь годину».

Как видно, в сей жизни достиг я предела,
И смерти моей, видно, время приспело».

От стрел не искал уже Бхишма защиты,
Сквозь щит и броню многократно пробитый.

Шикхандин, порывистый в схватках и спорах,
В грудь Бхишмы метнул девять стрел златоперых,

Но Бхишма не дрогнул: спокойна вершина,
Хотя у подножья трясется равнина!

С усмешкою Арджуна, в битвах счастливый,
Из лука метнул двадцать стрел, из Гандивы,

В противнике двадцать пробил он отверстий,
Но Бхишма не дрогнул, исполненный чести,

Не дрогнул, хоть хлынула кровь из отверстий,
И стрел оперенных вошло в него двести!

Обрушило полчище воинов стрелы,
Но Бхишма, израненный и ослабелый,

Стоял, не колеблясь, как мира основа.
И Арджуна, яростью движимый, снова

Шикхандина перед собою поставил,
Стрелу в престарелого Бхишму направил,

Разбил его лук, удивлявший величьем,
Свалил его знамя совместно с возничим.

Почувствовал Бхишма погибели холод,
Лук более мощный схватил, но расколот

И этот был острой стрелой на три части…
Потребно ли Бхишме военное счастье?

Не луков, а жертв он свершал приношенье,
От Арджуны не защищаясь в сраженье!

Надел новый щит, новый меч обнажил он.
«Победу иль смерть обрету!» — порешил он.

Но стрелы взлетели, и щит раскололи,
И выбили меч из десницы: дотоле

Еще не знавал он позора такого!
И вздрогнуло войско пандавов от рева

Юдхиштхиры: «Смело, с бесстрашным стараньем,
На старого Бхишму всем войском нагрянем!»

Низверглись на Бхишму, как ливень великий,
Трезубцы и копья, секиры и пики,

И стрелы взвивались крылато и звонко
И в старца вонзались, как зубы теленка[112].

Оглохла равнина от львиного рыка:
Пандавы рычали, как львы, о владыка,

Рычали твои сыновья-кауравы,
И Бхишме желали победы и славы.

Так двигалась битва на утре десятом.
Был родичу родич тогда супостатом,

Была водоверть, — будто Ганга святая
Ревела, в нутро Океана впадая.

На землю нахлынули крови потоки,
В которых и близкий тонул, и далекий.

Теряя колеса, и оси, и дышла,
Сшибались в бою колесницы; и пришлый

И здешний в предсмертных мученьях терзались.
Слоны в гущу всадников грозно врезались,

Топча лошадей, колесницы и конных,
И стрелы впивались в слонов разъяренных,

И падали грузно слоны друг на друга,
И воплями их оглашалась округа,

И долы тряслись, и вершины дрожали,
И люди стонали, и лошади ржали.

Пандавы на Бхишму, исполнены гнева,
Напали со стрелами справа и слева.

«Хватай! Опрокидывай! Бей в поясницу!» —
Кричали бойцы, окружив колесницу.

И места не стало у Бхишмы на теле,
Где б стрелы, как струи дождя, не блестели,

Торча, словно иглы, средь крови и грязи,
Как на ощетинившемся дикобразе!

Так Бхишма упал на глазах твоей рати,
Упал с колесницы, о царь, на закате,

К востоку упал головой, грозноликий, —
Бессмертных и смертных послышались крики.

Упал он — и наши сердца с ним упали.
Он землю заставил заплакать в печали,

Упал он, как Индры поникшее знамя,
И ливнями небо заплакало с нами.

Упал, придавил богатырь престарелый
Не землю, а в теле застрявшие стрелы».

[Воины прощаются с Бхишмой]