Автор неизвестен - Махабхарата. Рамаяна

• Название: Махабхарата. Рамаяна
• Автор: Автор неизвестен
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Мифы. Легенды. Эпос
• Год: 1974

В ведийский период истории древней Индии происходит становление эпического творчества. Эпические поэмы относятся к письменным памятникам и являются одними из важнейших и существенных источников по истории и культуре древней Индии первой половины I тыс. до н. э. Эпические поэмы складывались и редактировались на протяжении многих столетий, в них нашли отражение и явления ведийской эпохи. К основным эпическим памятникам древней Индии относятся поэмы «Махабхарата» и «Рамаяна».

В переводе на русский язык «Махабхарата» означает «Великое сказание о потомках Бхараты» или «Сказание о великой битве бхаратов». Это героическая поэма, состоящая из 18 книг, и содержит около ста тысяч шлок (двустиший). Сюжет «Махабхараты» — история рождения, воспитания и соперничества двух ветвей царского рода Бхаратов: Кауравов, ста сыновей царя Дхритараштры, старшим среди которых был Дуръодхана, и Пандавов — пяти их двоюродных братьев во главе с Юдхиштхирой. Кауравы воплощают в эпосе темное начало. Пандавы — светлое, божественное. Основную нить сюжета составляет соперничество двоюродных братьев за царство и столицу — город Хастинапуру, царем которой становится старший из Пандавов мудрый и благородный Юдхиштхира.

Второй памятник древнеиндийской эпической поэзии посвящён деяниям Рамы, одного из любимых героев Индии и сопредельных с ней стран. «Рамаяна» содержит 24 тысячи шлок (в четыре раза меньше, чем «Махабхарата»), разделённых на семь книг.

В обоих произведениях переплелись правда, вымысел и аллегория. Считается, что «Махабхарату» создал мудрец Вьяс, а «Рамаяну» — Вальмики. Однако в том виде, в каком эти творения дошли до нас, они не могут принадлежать какому-то одному автору и не относятся по времени создания к одному веку. Современная форма этих великих эпических поэм — результат многочисленных и непрерывных добавлений и изменений.

Перевод «Махабхарата» С. Липкина, подстрочные переводы О. Волковой и Б. Захарьина. Текст «Рамаяны» печатается в переводе В. Потаповой с подстрочными переводами и прозаическими введениями Б. Захарьина. Переводы с санскрита.

Вступительная статья П. Гринцера.

Примечания А. Ибрагимова (2-46), Вл. Быкова (162–172), Б. Захарьина (47-161, 173–295).

Прилагается словарь имен собственных (Б. Захарьин, А. Ибрагимов).

---

[Три ученика мудрого старца]

Затем совершили обряд погребальный.
Жрецы и вельможи, весь город печальный,

Простились навеки с царем знаменитым,
Коварной, змеиною силой убитым.

Замолкли унылые звуки рыданий, —
Другого избрали царя горожане.

То был Джанаме́джая, отрок незрелый,
Парикшита сын благородный и смелый.

Вы помните матери змей предсказанье?
Сказала она сыновьям в наказанье:

«Придет властелин в заповедное время,
Предаст он огню ядовитое племя.

Придет Джанамеджая, змей уничтожит,
Змеиному роду конец он положит».

Не знал о заклятии отрок-властитель,
И царствовал мудро державы блюститель.

Однажды, питая к богам уваженье,
Он жертвенное совершал приношенье.

Молитвы не молкли, и пламя не гасло,
Горело, шипело топлёное масло.

Рожден от Сара́мы, божественной суки,
Щенок прибежал на веселые звуки.

Смотрел он, как масло лилось в изобилье.
Тут братья царя его крепко избили.

Он ринулся к матери с визгом и лаем.
Сарама, — из сказа правдивого знаем, —

Считалась одним из творений почетных,
Являлась праматерью диких животных.

Спросила: «Сынок, кто побил тебя, милый?
Кто горя причина, обидчик постылый?»

«Царя Джанамеджаи старшие братья
Побили меня. Заслужил он проклятья!»

«Но ты пред царем виноват, очевидно?»
«Вины за мной нет, потому и обидно.

Спокойно стоял я, не пел, не плясал я,
И масла топленого там не лизал я».

Сарама, разгневана горестью сына,
Помчалась, предстала глазам властелина,

Предстала с обидой, с такими словами:
«Ни в чем не виновен мой сын перед вами,

А так как, ни в чем не повинный, избит он,
То будешь ты роком всевластным испытан,

Узнаешь ты мощь рокового удара,
Настигнет владыку нежданная кара».

Впервые в печали, впервые в тревоге,
Сидел Джанамеджая в царском чертоге.

Он думал: «Жреца мне домашнего надо,
От слов его чистых мне будет отрада,

Грехов моих действие он уничтожит,
Советом утешит, молитвой поможет».

В то время жил некий подвижник в покое.
Учились у мудрого юношей трое,

Учились его совершенному знанью
И Ве́да, и А́руни, и Упама́нью.

Вот Аруни кликнул мудрец поседелый:
«Ступай и отверстье в запруде заделай».

Отправился Аруни, начал трудиться,
Но это не ладится, то не годится,

И что ни предпримет и что ни построит,
Отверстье в запруде никак не закроет.

Хорошее средство искал он, горюя,
Нашел — и подумал: «Вот так поступлю я».

К воде наклонился он, широкогрудый.
Закрыл своим телом отверстье запруды.

Так несколько суток в воде пролежал он,
И собственным телом поток задержал он.

Наставник давно его ждал, волновался:
«Куда это Аруни верный девался?»

Он юношам молвил: «Что делать нам ныне?
Давайте все трое пойдемте к плотине».

Пришли — и воскликнул дающий обеты:
«Эй, Аруни, сын мой, мы ждем тебя, где ты?

Поняв, что друзья у реки появились,
Тотчас из отверстия Аруни вылез.

Сказал он, представ пред учителем:
«Вот я! Работал весь день и всю ночь напролет я,

Не смог я заделать отверстье в плотине,
И в реку вошел я по этой причине.

Хотел я с порученным справиться делом.
Поток задержал своим собственным телом.

Услышав твой голос, я выпустил воду
И встал, твоему благодарный приходу.

Приказывай: видишь, стою пред тобою,
Доволен я буду работой любою».

Ответил учитель: «За это смиренье,
За то, что исполнил мое повеленье,

Ты вечное счастье получишь в награду,
От гимнов священных познаешь усладу,

Сердца озаришь просвещенной беседой, —
Ступай же и людям закон проповедуй».

…Другой ученик, молодой Упаманью,
Однажды учителя внял приказанью:

«Иди, Упаманью, мой сын, по долине,
Смотреть за коровами будешь отныне».

Весь день проведя за работою мирной,
Пастух возвратился — румяный и жирный.

Увидев, что, полный, веселый, стоит он,
Воскликнул учитель: «Ты слишком упитан!

Но где ты источник нашел пропитанья?»
А тот: «Я прошу у людей подаянья».

Наставник ответил: «Со мною ты связан,
Ты жертвовать мне пропитанье обязан».

Сказал мудрецу Упаманью: «Понятно».
Послушный, он к стаду вернулся обратно.

Домой на закате пришел он однажды:
Ни голода, видно, не знал он, ни жажды!

Опять перед старцем, румяный, стоит он.
Воскликнул учитель: «Ты слишком упитан!

А я-то считал, что живешь ты не сладко,
Добытое — мне отдаешь без остатка!

Но где ты теперь достаешь пропитанье?»
А тот: «Отдаю тебе все подаянье,

Но я на Судьбу не ропщу, не горюю:
Я милостыню собираю вторую».

Воскликнул наставник: «Ты честь попираешь,
Ты жаден, мой сын, ты людей обираешь.

Притом ты и мне оскорбленье наносишь,
Когда подаянье вторично ты просишь».

Сказал Упаманью святому: «Понятно».
Послушный, он к стаду вернулся обратно.

Вот вскоре на время покинул он стадо:
Вручить подаянье учителю надо.

Опять перед старцем, румяный, стоит он.
Воскликнул наставник: «Ты слишком упитан!

Ты все подаянье сполна мне приносишь,
Вторично ты к людям не ходишь, не просишь,

Живешь ты, моим подчиняясь условьям, —
Но чем?» — «Молоком я питаюсь коровьим», —

Сказал Упаманью с глубоким поклоном.
А старец: «Пошел ты путем незаконным.

Тебе дозволенья на это я не́ дал,
Чтоб вкус моего молока ты изведал».

Сказал мудрецу Упаманью: «Понятно».
Послушный, он к стаду вернулся обратно.

С коровами побыл их друг неразлучный,
Пришел на закате по-прежнему тучный.

И вот пред учителем робко стоит он.
Воскликнул мудрец: «Ты все так же упитан!

Ты все подаянье сполна мне приносишь.
Вторично ты к людям не ходишь, не просишь,

Живешь, молоком не питаясь коровьим, —
Скажи, почему же ты пышешь здоровьем?»

Сказал ученик: «О наставник почтенный!
Теперь я питаюсь обильною пеной:

Ее подают мне губами своими
Телята, сося материнское вымя».

Наставник сказал: «Благородны телята.
Добру, состраданью верны они свято.

Тебя сожалея, — узнай же им цену! —
Они испускают обильную пену.

Страдают они от своей благостыни.
Не смей же и пеной питаться отныне!»

Святому ответив послушливым словом,
Опять Упаманью вернулся к коровам.

Жрецу отдавал он суму с пропитаньем,
А после не шел за вторым подаяньем,

Не пил молока и не трогал он пены.
Почувствовал голод страдалец смиренный!

Однажды, унылой дорогой блуждая,
Четвертые сутки в лесу голодая,

Увидел он листья растения арки[171],
Что были, увы, непригодны для варки,

На вкус отвратительны, горьки и едки.
Но листья сорвал он, в отчаянье, с ветки,

Поел их — и вздрогнул от боли великой:
Ослеп он, калекою стал, горемыкой.

Он долго скитался, не зная удачи,
И в яму внезапно свалился, незрячий…

Воскликнул учитель, подвластный обетам:
«Отныне для юноши — все под запретом,

Он крепко теперь на меня рассердился,
Надолго теперь он со мной разлучился!»

Учитель пришел на дорогу лесную.
Он крикнул, приблизившись к яме вплотную:

«Да будет успех твоему упованью!
Ответствуй мне, где ты, мой сын Упаманью?»

«Я здесь! — загудело с травой и листами, —
Учитель, я здесь, оказался я в яме!»

Наставник спросил: «Как ты в яму свалился?»
«Затем и свалился, что зренья лишился.

Прельстился я листьями арки-растенья,
Поел их и сразу лишился я зренья».

Наставник сказал: «Помолись двуединым,
Дневной и вечерней зари властелинам,

Восславь близнецов — и вернешь себе зренье:
Даруют они и богам исцеленье».

Незрячий воскликнул, восстав на дороге:
«Я славлю вас, перворожденные боги!

Томительно яркие, вы лучезарны,
Живое поет вам напев благодарный.

Вы — светлые птицы, могучи в полете,
Две ткани на дивном станке вы прядете.

День белою тканью блестит мирозданью,
А ночь опускается черною тканью.

Есть в стойбищах ваших, обильных, прекрасных,
Двенадцать раз тридцать коров ярко-красных.

Все вместе приносят теленка с восходом,
Теленок такой именуется годом.

У вас — колесо, что вращается вечно,
Окружность того колеса бесконечна,

Вращается быстро, не зная износа,
И в том колесе — все земные колеса.

Оно обладает покоем и сменой,
Двенадцатью спицами, осью бесценной,

Дает оно возраст и землям и водам,
И то колесо именуется годом.

Вы — всадники света, вы — первые ласки,
И вестники цвета, и пестрые краски.

Пьют амриту боги, бессмертья напиток,
Я знаю, вы — амриты этой избыток.

Младенцы к груди материнской припали,
Вы — то молоко, что возникло вначале.

Ашви́ны, для вас облака — изголовье,
Лишь вы, близнецы, мне вернете здоровье.

Лишь вас почитая, мы будем здоровы.
Недаром расцвечены вами коровы.

И я, обездоленный, жалкий и нищий,
Прошу вас: небесной подайте мне пищи!»

Воспеты незрячим, отведавшим арки,
Явились два бога, томительно ярки.

«Лепешки поешь, — предложили с любовью, —
Мы рады, слепой, твоему славословью».

«Нельзя мне поесть, так как буду наказан:
Наставнику пищу отдать я обязан».

Владыки восхода, владыки заката
Сказали: «Наставник твой тоже когда-то

Вознес нам хваленья, источникам света,
Лепешку от нас получил он за это,

Он съел ее сам, чтобы сделаться чище,
Он тоже не отдал наставнику пищи.

Весьма мы довольны тобой, Упаманью,
Да будет награда смиренью, страданью.

И ты поступи, как наставник твой прежде,
Свой путь продолжая к добру и надежде!»

Поел он лепешки — и зренье обрел он.
Явился к наставнику, радости полон.

Наставник сказал: «Я доволен тобою.
Ты будешь обласкан счастливой Судьбою».

Так был он испытан большим испытаньем,
Но радость пришла к нему вслед за страданьем.

Учился у старца и юноша третий,
Чьи силы тогда находились в расцвете.

«О Веда, — наставник сказал, — поработай
Ты в доме моем, послужи мне с охотой,

Придут к тебе благо, и свет, и победа».
«Согласен», и ответил учителю Веда.

Так Веда занялся работой домашней,
А также и садом, и лугом, и пашней.

Сушил его зной, и терзал его холод,
Изведал он жажду, познал он и голод,

Но, вечно приветливый, кроткий, веселый,
Влачил он без ропота жребий тяжелый,

Тащил он, как вол, непомерное бремя.
Провел у наставника долгое время.

Сказал ему жрец: «Я доволен тобою.
Пошел ты прямой, справедливой тропою.

Нужна и в труде терпеливом отвага.
Теперь ты достиг совершенного блага».

Простился наставник с послушливым Ведой:
«О Веда, ступай и закон проповедуй».

Он стал проповедовать, знанью причастный.
Услышал о нем Джанамеджая властный.

Сказал ему: «Стань моим другом всегдашним,
Жрецом и наставником стань мне домашним.

Грехов моих действие ты уничтожишь,
Советом утешишь, молитвой поможешь».

И юноши стали учиться у Веды,
К нему собираясь для мудрой беседы,

Но, помня житья подневольного тягость,
Он к ним проявлял снисхожденье и благость,

Они познавали отраду ученья,
Не зная в учительском доме лишенья,

Не зная трудов ни зимою, ни летом…
Главу «Махабхараты» кончим на этом.

[Приключения Уттанки, ученика Веды]