Дэвид Дикинсон - Спи, милый принц

• Название: Спи, милый принц
• Автор: Дэвид Дикинсон
• Издательство: СЛОВО/SLOVO
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2006
• ISBN: 5-85050-873-2

«Спи, милый принц» — первый роман английского писателя Дэвида Дикинсона о детективных расследованиях лорда Пауэрскорта.

Семейство принца Уэльского в шоке — принца шантажируют! Ситуация становится еще более серьезной, когда его сына, Эдди, наследника короны, находят с перерезанным горлом. Лорду Пауэрскорту доверяют трудную задачу найти убийцу. И конечно же, он справится с ней, но только вот понравится ли результат его расследований королевскому семейству?

Дикинсону удается создать яркие характеры, атмосферу эпохи. Его знание истории и искусства, а также умение придумать увлекательный сюжет делают роман интересным для любителей и детектива, и интеллектуальной прозы.

---

— Куда мы направляемся? И почему такая спешка?

— Спешка? Спешка? Да скачи мы хоть на диких конях, и то не поспели бы вовремя. Мы направляемся в Сандринхем, мой дорогой Пауэрскорт. Произошло нечто ужасное. Кошмар, о котором мы пока ничего не знаем.

Он протянул другу телеграмму: «Приезжайте немедленно. Дело чрезвычайно сложное. Привезите Пауэрскорта. Без отлагательств. Сутер».

— Смерть замыкает все, — негромко произнес Пауэрскорт, — но пред своим концом тягающийся с Богом человек еще свершить благое дело может… Простите, я вчера снова читал на ночь Теннисона.

— Что заставляет вас думать о смерти, Фрэнсис?

— Ну, поразмыслите сами, друг мой, — заговорил Пауэрскорт, который с той минуты, как ему пришлось покинуть поле битвы при Ватерлоо, почти ни о чем другом и не думал, — если бы случилось нечто, принадлежащее к естественному порядку вещей — дом загорелся бы или обрушилась крыша, — призывали бы пожарников либо строителей. Если бы скончался престарелый дядюшка или тетка, вас не стали бы вызывать средь январской ночи. И уж тем паче не послали бы за мной. Послали бы за ордами родственников и парочкой пасторов. Вернее, епископов. Может быть, даже архиепископов.

— Так вы, Фрэнсис, обладаете, помимо фотографической памяти, еще и даром предвидения? — Роузбери вглядывался в друга так, точно ожидал, что на лбу его вот-вот проступит текст новой телеграммы.

— Нет, разумеется, — усмехнулся Пауэрскорт. — И все же мне представляется, что наиболее правдоподобное объяснение случившегося таково: в Норфолке совершено некое грязное дело. Смерть, наступившая от причин неестественного порядка, называют обычно убийством. Однако, прежде чем пускаться в дальнейшие рассуждения подобного толка, нам надлежит получить сведения более основательные.

Двое друзей посидели немного в молчании, размышляя каждый о своем. Роузбери думал о политических последствиях смерти одного из членов королевской семьи. Пауэрскорт озабоченно взирал на него.

— Я уверен, что недооценить последствия приключившейся в королевской семье смерти при странных обстоятельствах невозможно, — произнес наконец он, глядя, как дым от сигары Роузбери плывет по вагону. — В последнее время я много думал об этом.

Он перевел взгляд на проблески света, призрачно вспыхивающие в небе Восточной Англии.

— Где-то в глубине сознания всех членов этой семьи кроется страх, тревога, нечто, заставляющее их трепетать во сне. На поверхности, разумеется, все тихо-мирно — дворцы, помпезность, пышные церемонии. А вот в глубине…

Представьте себе все это, — продолжал он с выражением, свидетельствующим — в его случае — о живости необычайной, — как картину Клода[16]. Грандиозный мифологический ландшафт, изящные классические здания, сборище греков и римлян, от которых ничего хорошего ждать не приходится, — людей вроде Дидоны и Клеопатры. Ну, вы понимаете, о чем я.

Пауэрскорт начертил на запотевшем окне вагона большую рамку.

— Все обычные приемы Клода тут как тут — фантастические строения, резкий солнечный свет, странное, едва приметное ощущение какого-то другого мира. Я думаю, Роузбери, у вас имеется в одном из ваших домов парочка Клодов?

— У меня их три, — признался Роузбери, — а может, и четыре. Не помню. Но что же изображено здесь? — Он указал на полотно старого мастера, тускло рисовавшееся на вагонном окне.

— Здесь, — ответил Пауэрскорт, выводя внизу рамы кривоватый кружок, — стоит фантастический дворец — величавая колоннада, зубчатые крепостные стены, стяги, колышущиеся под ярким солнцем. А вот тут мы видим сидящую на старательно прописанном, украшенном драгоценными камнями троне маленькую королеву, и на голове ее красуется не чепец, как обычно, а самая что ни на есть корона. Вокруг же толпится всегдашняя публика — придворные, секретари, конюшие, слуги — во всех мундирах и при всех регалиях, какие только найдутся в королевстве. Думаю, Клод написал бы их с немалым удовольствием.

А вот тут, за ними, в парке, — палец Пауэрскорта вывел на окне вагона еще несколько незавершенных кружков, — стоит вереница статуй. Одни скрыты углом террасы, и нужно повернуть за него, чтобы увидеть их, другие выстроились полукругами и стоят по стойке смирно в ожидании последней переклички. На самом заднем плане можно увидеть давних пращуров королевской семьи — Генриха VII, Ричарда II, маленьких принцев в Тауэре, напоминающих обитателям большого дома внизу картины, что предки их, ради того, чтобы усесться на трон, проливали реки крови. И сбрасывали с него тогдашних монархов.

За этим полукругом мы видим Карла I в день казни. Королям Англии случалось лишаться головы на балконе, что висит над Уайтхоллом. А несколько ближе к дому вдруг обнаруживается Робеспьер, человек, внедривший мысль о терроре не только в души французов, но и в голову каждой коронованной особы Европы. В левой руке его модель гильотины, у ног — повозка, доверху набитая напудренными головами аристократов. Нравится вам эта тележка, Роузбери?

— А женщины, которая вяжет, сидя у гильотины, там нет? — с улыбкой спросил Роузбери. — Неужели не нашлось на этой картине места для мадам Дефарг с ее вязальными спицами смерти?

— Не нашлось, — ответил, поворачиваясь к окну, Пауэрскорт. — Картина почти дописана. На одном краю полукруга, ближнем к дому, мы поместим родственника и коллегу Королевы, Его наитишайшее величество Александра II, русского царя, двенадцать лет назад убитого бомбой террориста и лежавшего в гробу с лицом, настолько обезображенным, что родные его, подходившие к покойному для прощального поцелуя, падали в обморок.

А на другом — лорда Фредерика Кавендиша, наместника Ее Величества, вице-короля Ирландии, всего только десять лет назад, в 1882-м, заколотого фениями[17] в Феникс-парке Дублина.

И наконец, вот здесь, — Пауэрскорт изобразил еще один кружок, — мы поставим бородатого агитатора в фуражке — с брошюрой в руке, с вызывающе поднятым кулаком, разглагольствующего о бедах, кои еще впереди. А в самом дальнем, левом углу картины, — рука Пауэрскорта почти дотянулась до шнура стоп-крана, — висит темное облачко, грозящее мирному покою пейзажа Клода, быть может, даже и грозовое, чреватое молниями.

6

Герцога Кларенсского и Авондэйлского нашли незадолго до семи часов утра. Грудь его ночной рубашки была пропитана кровью. Красной кровью.

Крови вообще было столько, что Шепстоун, ветеран многих сражений, говорил после, что пахло в спальне так, точно воздух мясной лавки смешался в ней с воздухом скотобойни.

Спальня Эдди находилась во втором этаже Сандринхем-Хауса, окна ее выходили на гравиевый простор перед парадным входом. Пол здесь не был совершенно ровным, но чуть приметно понижался по мере приближения к окнам. Под переплетом окна натекло маленькое озерцо, поверхность которого жутковато поблескивала в свете свечей.

Отливая алостью крови.

От узкой кровати к озеру тянулись притоки, пятная ковер, а там, где пол оставался голым, просачиваясь между половицами.

Реки крови.

На туалетном столике лежали Библия и дневник Эдди, открытый на дне его смерти. На двери спальни висел полный парадный мундир принца, алый, надевавшийся в последний раз несколько дней назад, на день рождения Эдди. Оба запястья принца были яростно рассечены. Из обоих стекали, впитываясь в матрас, малые, но не иссякающие потоки.

Темно-красная кровь.

Главные артерии ног тоже были взрезаны и тоже питали реку, текущую к озеру у окна. Голова же принца почти отделилась от тела. Убийца рассек шею от уха до уха, оставив голову опасно свисать с подушки. Вот так и испустил дух двадцативосьмилетний Альберт Виктор Христиан Эдуард, герцог Кларенсский и Авондэйлский, второй человек в линии наследования трона Виктории.

Герцог обратился в труп.

Голубая кровь.

Кровь королевская.

Принц Уэльский страдал. На нем и только на нем лежала ответственность за действия, которые придется предпринять в связи с убийством сына. А что может произойти, если об этой смерти и обстоятельствах ее прознает широкая публика?

Только одно слово и приходило принцу на ум, рисуясь там буквами высотою с сам Сандринхем.

Скандал.

Скандал, который разразится, едва лишь газеты начнут обсасывать убийство наследного принца, спавшего в собственном доме, в собственной постели, в окружении прочих членов семьи. Скандал, который затронет и его, принца Уэльского, частную жизнь, скандал, и без того едва не грянувший перед Рождеством и не открывший всем глаза на его роман с Дейзи Брук.

Скандал, связанный с его мертвым сыном.

Волны гнева, порожденного смертью принца Эдди, поднялись в душе принца Уэльского. Первые десять — пятнадцать минут он ощущал себя накрытым этими волнами с головой, утопающим в гневе. Потом прилив отступил, но лишь для того, чтобы раз за разом возвращаться, выбирая для этого время по собственному усмотрению.