Иван Тургенев - Том 3. Записки охотника

• Название: Том 3. Записки охотника
• Автор: Иван Тургенев
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1979

«Записки охотника», появлявшиеся в печати отдельными рассказами и очерками на рубеже сороковых и пятидесятых годов и объединенные затем в книгу, составили первое по времени большое произведение Тургенева.

Настоящее издание «Записок охотника» подготовлено на основе изучения всех рукописных и печатных источников текста произведения, в том числе и черновых автографов.

---

Как всякое ретроспективное свидетельство, признание Тургенева, при всей его искренности, не могло обладать и не обладает значением объективного биографического документа того времени, о котором в нем идет речь. Но оно дает достоверное общее представление об идейном взлете, который был достигнут русской передовой мыслью, возглавлявшейся Белинским, в конце сороковых годов, — взлете, нашедшем одно из высших своих художественных выражений в «Записках охотника».

Уже в первом рассказе будущего цикла Тургенев, как это отметил еще Анненков, «выразил ясно и художественно сущность настроения, которое уже носилось <…> в воздухе» (Анненков, с. 267). Образы Хоря и Калиныча, этих простых русских людей, в высокой степени обладающих чувством социального достоинства, возникли в обстановке жарких споров Белинского и членов его кружка со славянофилами. В положительно оцененной Белинским статье «Взгляд на юридический быт древней России» К. Д. Кавелин утверждал, что «личность, сознающая сама по себе свое бесконечное, безусловное достоинство, есть необходимое условие всякого духовного развития народа» (Совр, 1847, № 1, отд. «Науки и художества», с. 12). Утверждение это было направлено против той идеализации «покорности» русского народа, которую на все лады развивали в те годы идеологи «официальной народности» и славянофильства[65].

Начальная пора работы Тургенева над «Записками охотника» была временем его наибольшей идейной близости к Белинскому. В «Записках охотника» отразилось понимание роли народа и личности, во многом близкое к пониманию этой роли Белинским, который писал: «Народ — почва, хранящая жизненные соки всякого развития; личность — цвет и плод этой почвы» (Белинский, т. 10, с. 368).

Вслед за «Хорем и Калинычем» во втором номере «Современника» за 1847 г. появился «Петр Петрович Каратаев». Слова «Из записок охотника», прибавленные к заглавию «Хорь и Калиныч» И. И. Панаевым (свидетельство Тургенева в «Литературных и житейских воспоминаниях»), не были повторены при заглавии «Петр Петрович Каратаев»; в качестве подзаголовка здесь стояло слово «Рассказ». Эти два первые рассказа будущего цикла не были отмечены и номерами. Нумерация началась только с третьего рассказа — «Ермолай и мельничиха», помещенного в пятой книге «Современника» всё за тот же 1847 год. Здесь этот рассказ, был, однако, помечен цифрой II, а не III. Таким образом, Тургенев, по-видимому, лишь весной этого года утвердился в мысли создать цикл рассказов и очерков. При этом в намерение его не входило сначала включать в цикл рассказ «Петр Петрович Каратаев», хотя объем цикла постепенно расширялся. Сохранившиеся в рукописях и письмах Тургенева заметки и свидетельства позволяют сделать вывод, что вначале писатель представлял себе всё произведение состоящим из двенадцати очерков и предполагал закончить работу над ним в течение года. В сентябре-октябре 1847 г. программа была расширена до двадцати очерков. И, наконец, в сентябре 1850 г., уже приступив к подготовке отдельного издания «Записок охотника», Тургенев решил довести число очерков до 24 (Клеман, Программы, с. 117).

Однако в первое отдельное издание 1852 г. вошло всего 22 очерка. Из них лишь один — «Два помещика» — был введен в цикл по рукописи, прямо в книгу. Все остальные печатались ранее в «Современнике». Соединяя очерки и рассказы в книгу, Тургенев совершенно изменил их последовательность, по сравнению с тем, как они появлялись в журнальных публикациях. Об этом дает наглядное представление таблица, где римские цифры в левом столбце обозначают нумерацию рассказов в «Современнике», арабские же в скобках — порядок рассказов в первом отдельном издании 1852 г.:

— (1) Хорь и Калнныч 1847, № 1 — (18) Петр Петрович Каратаев 1847, № 2 II (2) Ермолай и мельничиха } 1847,

№ 5 III (5) Мой сосед Радилов IV (6) Однодворец Овсяников V (7) Льгов VI (10) Бурмистр } 1847,

№ 10 VII (11) Контора VIII (3) Малиновая вода } 1848,

№ 2 IX (4) Уездный лекарь X (12) Бирюк XI (14) Лебедянь XII (15) Татьяна Борисовна и ее племянник XIII (16) Смерть XV (20) Гамлет Щигровского уезда } 1849,

№ 2 XVI (21) Чертопханов и Недопюскин XVII (22) Лес и степь XVIII (17) Певцы } 1850,

№ 11 XIX (19) Свидание XX (8) Бежин луг 1851,

№ 2 XXI (9) Касьян с Красивой Мечи 1851,

№ 3 — (13) Два помещика (1-е отд. изд. 1852 г.)

В этой таблице обращает на себя внимание пропуск в публикации «Современника» номера XIV. Можно предположить, основываясь на сложной цензурной истории «Двух помещиков» (см. ниже), что именно этот рассказ, предназначавшийся первоначально для первых книжек «Современника» за 1848 г., и должен был появиться там под этим номером.

Мысль об отдельном издании «Записок охотника» возникла у Тургенева и его друзей задолго до того, как в «Современнике» закончилось печатание 21 рассказа цикла. Первое известное нам документальное свидетельство такого замысла датируется летними месяцами 1847 г. Тургенев писал тогда «Бурмистра» и на полях черновой рукописи этого рассказа набросал текст титульного листа будущего издания (см. Программу IVa). Следующий по времени проект возник вскоре у Некрасова. 28 октября 1847 г. он писал Тургеневу: «Я Вам <…> скажу весть, может быть, приятную: я хочу издавать и на днях начну „Библиотеку русских романов, повестей, записок и путешествий“, — начну с „Кто виноват? “, потом „Обыкн<овенная> история“, а потом, думаю я, „Записки охотника“ — уж наберется томик порядочный, а когда наберется другой — и другой напечатаем <…> А рассказы Ваши так хороши и такой производят эффект, что затеряться им в журнале не следует» (Некрасов, т. X, с. 84).

Наступление весною 1848 г., в связи с революционными событиями в Западной Европе, цензурного террора обрекло некрасовский замысел на провал. Всё же Тургенев продолжал вынашивать мысль об отдельном издании «Записок охотника». На полях черновой рукописи рассказа «Обед» (впоследствии названного «Гамлет Щигровского уезда») он набросал в середине 1848 г. новый проект титульного листа задуманного им издания (см. Программу IXа). Доход от него Тургенев намеревался передать семейству Белинского. Но уже одно это намерение ставило под сомнение возможность осуществить очередной замысел издания. Не только публичное заявление сочувствия Белинскому, но и простое упоминание его имени в печати были невозможны в то время. «Что касается до „Записок охотника“, то в пользу семейства Бел<инского> их печатать нельзя» “, — писал Некрасов Тургеневу 12 сентября 1848 г. (Некрасов, т. X, с. 115).

Прошло два года, и Тургенев разрабатывает еще один проект издания «Записок охотника», предусматривающий разделение его на две части. Программа распределения рассказов по частям дана в записи, сделанной Тургеневым на полях чернового автографа рассказа «Притынный кабачок» (впоследствии названного «Певцы» — см. Программу X). В связи с этим проектом Тургенев писал Полине Виардо 12 (24) ноября 1850 г.: «Я не оставляю мысли собрать все эти рассказы и издать их в Москве. Вы мне еще ничего не ответили на мою просьбу по поводу посвящения. Надеюсь, что вы не захотите отказать мне в этом счастье, тем более, что для публики будут только три звездочки». Ответ Полины Виардо на эту просьбу неизвестен, но в цензурной рукописи «Записок охотника» 1852 г. сохранился титульный лист с отметкою «Посвящается ***», относящейся именно к Полине Виардо.

«Записки охотника» создавались в условиях существовавшего при Николае I жесткого цензурного режима, особенно сурового в отношении обсуждения в печати вопросов, касавшихся взаимных отношений между помещиками и крестьянами. Произведение Тургенева ставило эти вопросы. Появление его в печати сопровождалось поэтому рядом столкновений с цензурой. Важнейшие эпизоды в сложной цензурной истории «Записок охотника» связаны не только с первопечатными публикациями тургеневских рассказов и очерков в «Современнике», но и с подготовкой и выходом в свет их первого, а затем и второго отдельных изданий.

Решение Тургенева осуществить первое отдельное издание в Москве (о чем он писал П. Виардо) было вызвано его убеждением, что цензура здесь окажется менее строгой, чем в Петербурге. По совету В. П. Боткина, участвовавшего вместе с Н. X. Кетчером в хлопотах по изданию, Тургенев обратился к московскому цензору и литератору, с которым был лично знаком, кн. В. В. Львову с просьбой взять на себя труд предварительно и неофициально ознакомиться с рукописью будущей книги. Львов выразил согласие, и вскоре к нему поступила на рассмотрение рукопись «Записок охотника». Это была та рукопись, которая получила впоследствии у исследователей название цензурной. Она была изготовлена несколькими переписчиками и выправлена автором. Тексты рассказов и очерков в цензурной рукописи не отличались существенно от первопечатных. Всё же, готовя «Записки охотника» к отдельному изданию, Тургенев не только устранил из них большую часть цензурных искажений, возникших при печатании цикла в «Современнике», но и произвел некоторую, преимущественно стилистическую, доработку текста (см. об этом ниже, с. 436–438).