Г Кунгуров - Артамошка Лузин

• Название: Артамошка Лузин
• Автор: Г Кунгуров
• Жанр: История

---

- Не надо...

Гость рассмеялся и вытащил красивую табакерку, искусно сделанную из оленьего рога. У табакерки на тонкой замшевой тесемке висел мешочек, выделанный из зоба утки-нырка. Мешочек красиво был расшит, блестел и переливался.

Гость подошел к своему оленю и повесил табакерку на рог. Панака и Одой переглянулись, женщины от волнения зажмурились.

Чалык взял лук отца, отмерил от головы оленя двадцать пять шагов и намочил слюной стрелу. Расставив широко ноги, он поставил лук одним концом на землю у носка левой ноги, прищурил глаз и с трудом натянул тетиву. Стрела взвизгнула и мелькнула мимо цели. Панака заволновался, но, по уговору, Чалык должен стрелять четыре раза.

Чалык взял вторую стрелу и натянул тетиву сильнее. Стрела молнией метнулась и ударила в табакерку. Удар оказался метким, и табакерка разлетелась вдребезги. Облако табака поднялось над головой оленя. Олень поднялся на дыбы, оборвал ремень и унесся в тайгу.

Все побежали ловить оленя, только гость стоял, сдвинув брови, плотно сжав тонкие губы.

С трудом поймали оленя и пустили в стадо пастись.

Гостя пригласили в чум. Он был недоволен.

- Табакерка - подарок Лантогирского князя, да и табаку ваш мужичок не оставил мне даже с ноготок белки.

Панака молча подал свою табакерку. Лицо его расплылось от счастья, в узких щелках-глазах навернулись слезы, а сердце билось и стучало, будто хотело выпрыгнуть, крикнуть: "Огэ, Панака, сын-то у тебя - ладный сын!"

От котла валил густой пар. Чум наполнился запахом вареного мяса и рыбы. Панака улыбнулся.

- Сначала животам дадим еду, потом - еду ушам нашим: гостя будем слушать.

Гость, при молчаливом одобрении мужчин, съел мозг и язык оленя.

Панака засучил рукава, жена подала ему огромный кусок мяса. Варевом остался доволен: жена знает, что Панака любил вареное мясо с кровью. Первый кусок он подал гостю, второй взял себе, потом потянулись руки Одоя и Чалыка, а остатки Панака бросил женщинам. Ели не торопясь, обглоданные начисто кости кололи ножами и, припав губами, сосали полусырой душистый мозг. Мясо запивали жирным наваром, разлитым в деревянные чашки. Собаки на лету хватали объедки, надоедливо совали носы к чашкам.

Чалык первый раз в жизни сидел во время еды на мужской половине чума. Теперь он настоящий охотник, может, как взрослый мужчина, говорить о мужских делах. От счастья и гордости Чалык высоко держал голову, так что косичка его выбилась из-под шапки, и он так же, как остальные мужчины, бросал женщинам недоглоданные кости, презрительно поджимая при этом нижнюю губу.

Поели сытно, закурили трубки. В знак дружбы гость и хозяин обменялись на одно курево своими трубками.

- Весть привез... - начал гость.

- Худую? - перебил Панака.

В чуме все насторожились, устремили глаза на гостя. Гость не торопясь потянул из трубки, выпустил густое облако дыма и громко сказал:

- Люди не нашего рода в тайге бродят...

- Война! - неожиданно крикнул Чалык, да так громко, что и сам испугался.

- Плохо, когда самый маленький кричит громче большого. - Гость строго поглядел на Чалыка.

Отец сурово скосил глаза. Чалык все понял: гостя обидеть - счастья не видеть.

- Люди эти - с большими красными бородами, волосы у них желтые, как камыш на болотных кочках, а глаза круглые и синие, как снег при луне.

- Лючи (русские), - сурово сдвинул брови Панака. - Добра не будет.

- Лючи, - подтвердил гость. - А ведет лючей эвенк Андогирского рода. Род этот кочует у страшного моря Байкал.

- Худой род! - рассердился Панака и сплюнул на мягкие шкуры.

Гость кивнул головой и тоже рассердился:

- Привел эвенк лючей к верховьям нашей реки - Нижней Тунгуски. Дальше вести - смерти боится. Трусливая мышь!

- Андогирский род еще не залечил ран от стрел нашего рода, - вмешался Одой.

- Наши стрелы и ножи они тоже не забыли! - с гордостью добавил гость.

- Видно, им этого мало, изменникам! - сжал кулаки Панака. - Ножи надо точить, к стрелам наконечники острые готовить. Изменники хуже дикого волка!

- Война! - не утерпел Чалык, но его дернул за рукав Одой.

Стиснули люди зубы до боли, бились сердца, переполненные ненавистью. В гневе забыли гости спросить, зачем ведет в тайгу людей эвенк Андогирского рода.

- Лючи с войной идут? - забеспокоился Панака.

- Без воины, - спокойно ответил гость. - Пушнину хотят менять, товар давать. Огненной воды везут много.

Задумались люди. Вмешалась жена Панаки, старая Тыкыльмо:

- Уши мои слышали, что у лючей товар добрый: котел, чайник, чай густой, камни сладкие, мука белая для лепешек.

- Глупая утка! - рявкнул Панака. - У тебя голова, как хвост у оленя, - во все стороны дрыгает. Не слушайте ее... Куда кочевать будем? Где спасемся от беды?

- Худая пора.

- Худая, - согласился Панака. - Сейчас кочевать тяжело, надо ждать, когда вода в реках на место станет.

До самой ночи думали и решили кочевать вместе с Саранчо: так и беду легче встречать. До стойбища Саранчо недалеко - ходу не больше трех дней.

ЛЮЧИ

Русские купцы приехали неожиданно. Эвенк Андогирского рода показал им путь, посоветовал с делами торопиться, а то начнется мокрая осенняя пора, и из тайги тогда не выйти. На последней остановке эвенк взял трех оленей и скрылся: боялся, что расправа его родичей будет самая суровая.

Русский купец очутился в тайге без проводника и не знал, куда ехать, где искать путь.

Широкоплечий, в эвенкийской парке, купец Кузьма Войлошников горячился:

- Вот, черт, завел! Сбежал, но хоть товар не уворовал, и то ладно!

- Они не вороваты. Свое возьмут, а чужое, хоть под ногами пусть валяется, не подымут, - ответил ему сумрачно приказчик Тимошка.

Тимошка - большой пройдоха и хитрец. Он хорошо знал путь, о котором долго расспрашивал эвенка, не пожалев дать в подарок горсть табаку.

- Тимошка, как быть: неужто пропадать нам и добру нашему? - спросил Кузьма Войлошников.

Тимошка скорчил печальную рожу, тяжело вздохнул, помолчал и обиженно заговорил:

- Говорил ить я тебе: обобрал бы ты ближайших тунгусишек - и ладно. Дык нет!

- Что старым попрекаешь, глаза колешь? Без тебя тошно... - перебил его хозяин. - Товару-то много. Нам бы тунгусишек найти - обратно выведут.

- Не вывели бы так, как привели, - ответил Тимошка. - Тогда все твое добро прахом пойдет, и мы от смерти лютой не спасем животов своих... Ох, горе! Ох, погибель!..

Опечалился купец, горько пожалел, что зашел в тайгу так далеко.

Тимошка решил: пора действовать.

- Жизнью рискнуть могу. Каково отблагодарение будет за труд тяжкий и опасный?

- За платой не постою, аль купца Войлошникова, Тимофей Иванович, не знаешь!

"Ага, завеличал!" - подумал Тимошка.

- Пополам, может, разделим то, что добудем, - прошептал он и сам испугался своих слов.

- Ты что, в уме? Да ведь это грабеж! - взревел в бешенстве купец, но тут же одумался, ласково добавил: - Ай-яй-яй... какие штучки надумал, Тимофей Иванович! При такой-то беде да еще и шуточки-прибауточки.

Тимошка и сам понял, что сказал неладное, запросил много.

- Сколько же? - тревожно спросил Тимошка, и глаза его забегали, как у голодной кошки.

- Сотню хвостов беличьих да два лисьих.

- Три сотни!

- Побойся бога, ненасытный грабежник! Три сотни - и тяжко и разорительно.

- Прибавь!

- Две сотни беличьих да три лисьих! - махнул рукой Войлошников.

На этом и порешили. Тимошка пошел искать оленей. Нашел быстро, привязал к лиственнице, вьючить не стал.

- Жди тут, - сказал он хозяину.

Купец забеспокоился:

- Одному-то боязно.

- Я быстрехонько, живой ногой тропу сыщу.

Тимошка отошел недалеко, поднялся на гору и своим глазам не верит: "Батюшки, да ведь мы рядом с тунгусишками! Вот они, чумы-то их: один, два, три, четыре, пять... Нет, больше, лесина закрывает!" От радости Тимошка снял шапку и размашисто перекрестился. В голове мелькнуло: "Надо вести купца низом, вон по за ту гору, чтоб дальше ему казалось. А то, черт, передумает и не даст белок: мы, скажет, тут рядом были".

Тимошка, чтоб оттянуть время, лег на землю. И полились сладкие думы, одна другой краше:

"Вот она, жизнь наша! Но разве Тимошка - воробей? Ого! Да Тимошка выше сокола может взвиться. Да, да! Купец-то завеличал Тимошку. Мол, так и так, Тимофей Иванович. Вот оно! Тимошкина голова-то не для сора кузов, она у него для ума большого вместилище".

Мечты Тимошки прервал дрожащий голос:

- Ти-и-мо-ошка!..

"Вот голосит, как баран подрезанный! Не спугнул бы тунгусишек..."

Тимошка прибежал, запыхавшись.

- Ну как? - допытывался купец.

- Обожди! - махнул рукой Тимошка. - Без малого верст десять отмахал, упарился - сил нет, ноги дрожат.

- Умаялся... - пожалел от души хозяин своего старательного слугу.

- Дорогу найду! - торопливо бросил Тимошка.

- Найдешь?

- Найду!

Тимошка быстро навьючил оленей, и караван медленно потянулся по тайге. Долго он водил караван. Кузьма Войлошников с тревогой спрашивал: