Томас Манн - Закон

• Название: Закон
• Автор: Томас Манн
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1960

Переложение ветхозаветной истории об исходе из Египта евреев, предводительствуемых Моисеем, и о даровании им Закона — 10 заповедей.

---

— Измена! Все пропало! Какая тут может быть победа! Ведь на нас пошел Иегова, бог величайшего коварства!

И с этим возгласом отчаяния Амалик выпустил из руки меч и был низложен.

Лишь немногим удалось бежать на север и соединиться с главною ветвью своего племени. А Израиль занял оазис Кадеш, и оказалось, что его пересекает широкий, говорливый ручей, что весь он зарос плодовыми деревьями и ягодными кустами, изобилует пчелами, певчими птицами, перепелами и зайцами. Дети Амалика, оставшиеся в шатрах, умножили молодое поколение Израиля. Жены Амалика стали женами и девами Израиля.

XIII

Моисей был счастлив, хотя руки у него еще долго болели. Правда, заботы и впредь будут удручать его больше, чем любого другого человека на свете, — мы в этом убедимся. Но пока он был счастлив, видя, как удачно все складывается. Исход свершился. Карательные силы фараона нашли гибель в Тростниковом море, путешествие по пустыне благополучно закончено, битва при Кадеше выиграна с помощью Иеговы. Во всем своем величии стоял он теперь перед племенем своего отца, «Моисей, этот человек, который вывел нас из Египта», и это было то, в чем он нуждался, дабы приступить к делу — к очищению и созданию образа в духе Незримого, к сверлению, к оббивке и исканию формы во плоти и крови, — к делу, по которому он томился. Он был счастлив, что остался наконец один на один с этой плотью в оазисе, именовавшемся «Святилище». Кадеш стал его мастерской.

Он показал народу гору, видневшуюся среди других гор к востоку от Кадеша, за песками пустыни, — Хорив, который можно было называть еще и Синай, заросший на две трети кустарником, а выше нагой — престол Иеговы. Что это так, казалось вполне правдоподобным, ибо то была особенная гора, отличавшаяся от всех своих соседей некиим облаком, всегда неподвижно лежавшим на ее вершине, словно крыша; днем оно было серое, а ночью будто светилось. Там, как слышали люди, на косматом склоне горы, у скалистой вершины, Иегова воззвал к Моисею из пылающего тернового куста и наказывал ему вывести их из Египта. Они слушали со страхом и дрожью, которые еще не сменились у них благоговейным трепетом. В самом деле, у всех до одного, не исключая и бородатых мужей, всякий раз подкашивались колени, когда Моисей показывал им на гору с облаком и объяснял, что там сидит Бог, который их возлюбил и пожелал быть их единственным богом; и Моисей, потрясая кулаками, бранил их за эту робость и, стараясь, чтобы они держали себя с Иеговой смелее и проще, устроил ему жилище среди их жилищ, прямо тут же в Кадеше.

Ибо Иегове свойственна была подвижная множественность присутствия — это было одним из следствий его незримости. Он сидел на Синае, он сидел на Хориве, а теперь, едва только они расположились в Кадеше, в станах амаликитян, как Моисей и здесь воздвиг ему дом — шатер поблизости от своего шатра, и назвал его шатром собрания или скинией завета, и расставил в нем священные предметы, служившие для почитания Безобразного. В основном это были вещи, которые Моисей, по памяти, заимствовал из культа мидеанитского Иеговы: во-первых, своего рода ларь с шестами для переноски, на котором, по свидетельству Моисея (а кому как не ему было это знать?), незримо восседало божество и который нужно было брать с собою в ратное поле и нести впереди воинских рядов, если, к примеру, приблизится Амалик и будет пытаться отомстить Израилю за свое поражение. Рядом с ларем лежал медный жезл со змеиной головой (его называли «Медный змий») — память о безобидном фокусе Аарона; одновременно он должен был изображать тот жезл, который Моисей простер над Тростниковым морем, дабы оно расступилось. Но особенно бережно хранился в шатре Иеговы так называемый ефод — сума, из которой появлялся на свет священный жребий «урим и туммим», означавший «да» или «нет», «справедливость» или «несправедливость», «добро» или «зло», когда, в случае особенно трудной тяжбы, неразрешимой человеческим умом, необходимо было обратиться прямо к суду Иеговы.

Впрочем, по большей части всевозможные тяжбы и споры судил вместо Иеговы сам Моисей. Больше того — первым делом он устроил в Кадеше место судилища, где по определенным дням разбирал тяжбы и вершил правосудие; там, где бил самый большой источник, который уже нарекли «Ме-Мерива», что означает «Вода иска», — вершил Моисей правосудие, и свято струилось оно, как бьющая из земли вода. Но если вспомнить, что в оазисе было двенадцать с половиной тысяч душ, которые подчинялись своим собственным представлениям о праве, можно понять, сколько тревог и забот выпадало на долю этого человека. И тем больше ищущих своего права устремлялось постоянно к судилищу при источнике, что для заброшенного и потерянного племени право было чем-то совсем новым, до сих пор они и не подозревали, что оно вообще существует; лишь здесь они узнали, что, во-первых, право неразрывно связано с незримостью Бога и его святостью и стоит на страже таковых, а во-вторых, что оно обнимает собою и неправоту, чего темный люд долгое время не мог постигнуть. Им казалось: где струится правосудие, там каждый должен быть правым, и сначала они не хотели верить, будто в иных случаях правосудие состоит в том, что человека, который ищет своего права, признают неправым и он должен уйти ни с чем. Такой человек начинал раскаиваться, что не решил дела со своим супостатом по старинке, зажавши в кулаке камень, — тогда, может быть, оно приняло бы другой оборот, — и лишь с большим трудом усваивал он слова Моисея, что это было бы противно незримости Бога и что не с пустыми руками уходит тот, кого признают неправым правосудия ради: ибо право и справедливость неизменно прекрасны и полны достоинства в святой своей незримости, независимо от того, был ли ты признан правым или неправым.

Итак, Моисей должен был не только вершить правосудие, но и учить справедливости, и был обременен заботами. Сам он когда-то, в фиванском закрытом учебном заведении, изучал право — египетские свитки законов и кодекс Хаммурапи,[17] царившего на Евфрате. Это помогало ему выносить решение во многих случаях, например: если вол до смерти забодает мужчину или женщину, то вола побить камнями и мяса его не есть, а хозяин вола не виноват, но если вол бодлив был и прежде, а хозяин, зная об этом, плохо его стерег, пусть поплатится собственной жизнью — разве что сможет дать выкуп за нее, тридцать сиклей серебра. Или: если кто раскроет яму и не покроет ее как следует, и упадет в нее вол или осел, то хозяин ямы должен возместить ущерб деньгами, а труп остается ему. И что бы еще ни случилось — будь то телесное повреждение, или жестокое обращение с рабом, или воровство, или взлом, или потрава, или поджог, или злоупотребление доверием, — во всех этих случаях и в сотнях других Моисей произносил решение, следуя законам Хаммурапи, осуждал и оправдывал. Но для одного судьи дел было слишком много, судилище у источника было всегда переполнено, и если Моисей расследовал каждый случай мало-мальски добросовестно, он не справлялся, многое приходилось откладывать. Меж тем новые дела все прибывали, и не было на свете человека, которого заботы обременяли бы сильнее.

XIV

Вот почему для него было большим счастьем, что прибыл в Кадеш из Мидеана его шурин Иофор, подавший ему добрую мысль, до которой он сам, при своем добросовестном самовластии, никогда бы не додумался. Сразу же после захвата оазиса Моисей послал весть шурину в Мидеан и просил отпустить с миром его жену Сепфору и обоих сыновей, которых он поселил у него в шатре во время египетских притеснений. Но Иофор любезно явился сам, чтобы лично передать Моисею из рук в руки жену и сыновей, обнять его, осмотреться и услышать из собственных уст зятя, как все произошло.

Это был грузный шейх с ясными глазами и плавными, ловкими движениями, человек светский, властитель цивилизованного, просвещенного народа. Торжественно встреченный, он остановился у Моисея, в его жилище, и тут не без удивления узнал, что один из их богов, и к тому же — безобразный, оказал такие невиданные милости Моисею и его людям и спас их от рук египтян.

— Кто бы мог подумать! — воскликнул он. — По-видимому, он сильнее, чем мы полагали, и я начинаю опасаться, что до сих пор мы обращались с ним чересчур небрежно. Я позабочусь о том, чтобы и у нас он был в большей чести.

На следующий день были назначены торжественные всесожжения Господу. Моисей устраивал их редко; он не придавал слишком большого значения жертвам: они-де мало что значат для Незримого, ибо жертвы приносят все народы и языки. Иегова же говорит: «Прежде всего слушайтесь голоса моего, то есть — голоса раба моего Моисея, и тогда я буду вашим богом, а вы — моим народом». Но на этот раз он заклал мирные жертвы и принес всесожжения — во славу и для услады ноздрей Иеговы, но также и для того, чтобы отпраздновать прибытие Иофора. А еще через день, рано поутру, Моисей взял своего шурина к «Воде иска», чтобы тот побывал в судилище и увидел, как он судит народ. Народ стоял вокруг него с утра до вечера, но конца делам не было видно.