Энн Чемберлен - София и тайны гарема

• Название: София и тайны гарема
• Автор: Энн Чемберлен
• Жанр: Исторические любовные романы

Продолжение романа «София – венецианская наложница». Мастерство американской писательницы Энн Чемберлен создает неповторимый восточный колорит. Новая встреча с главными героями порадует любителей любовно-исторического романа.

---

Спустившись вниз, в селамлик

[26], я даже споткнулся на пороге, слегка опешив от царившего там шума; казалось, я разом оказался в самом эпицентре бури, кольцом охватившей крохотный островок мира и спокойствия, которым в губернаторском дворце являлся гарем. Прошло немало времени, прежде чем все расселись, и шум, наконец, немного стих.

На почетном месте по правую руку губернатора сидел человек, при виде которого недоумение, передавшееся мне от моей госпожи, сразу же рассеялось. Нисколько не сомневаюсь, что мою скромную персону он счел чем-то вроде тайного посланца из гарема, поскольку стоило ему только увидеть меня на пороге, как он поспешно вскочил на ноги. А поклон, которым он приветствовал меня, говорил не только о той радости, которую ему доставил мой приход, но и о почтении и даже, я бы сказал, безумном восторге, который он испытал в эту минуту. Его взгляд буравил меня, словно пытаясь прочесть на моем лице хоть какие-то известия о его возлюбленной, однако я упорно отводил глаза в сторону. Менее всего на свете мне бы хотелось в эту минуту встретиться с ним взглядом. Сказать по правде, я так растерялся, что едва не ударился в панику. Стараясь смотреть в сторону, я ломал себе голову, зачем он явился сюда. Наконец, не выдержав, я спросил его об этом прямо.

– По приказу моего господина и повелителя, султана всех правоверных, – вот и весь ответ, который допускала его скромность. Больше Ферхад не проронил ни слова.

Видя, что он молчит, а я по-прежнему теряюсь в догадках, наш хозяин счел нужным вмешаться, чтобы прояснить некоторые детали.

– За великую храбрость, проявленную в сражениях с персами, наш добрый друг Ферхад-бей получил достойную награду. Наш господин и повелитель султан назначил его Хранителем Султанского Коня. Возблагодарим Аллаха за эту великую милость – теперь Ферхад-бей останется с нами, под крышей моего дома.

– Здесь? В Конье? – тупо переспросил я, все еще думая, что я ослышался.

– Конечно же здесь, в Конье, – подтвердил губернатор. Он просто светился радостью. – Теперь все двери открыты для тебя, мой друг.

«Какие еще двери? Неужели и двери гарема тоже?» – молнией пронеслось у меня в голове. Я украдкой метнул в сторону губернатора подозрительный взгляд, но тот, ничего не заметив, продолжал разливаться соловьем. Судя по всему, он пребывал в таком восторге, что его настроения уже ничто не могло испортить. В моей груди шевельнулся страх. Чувствуя, как по спине ледяными струйками пополз пот, я повернулся к Ферхаду:

– И как долго вы пробудете здесь?

– На все воля Аллаха. И моего господина и повелителя, султана Селима, – ответил Ферхад.

– Да будет на все воля Аллаха, – эхом повторил за ним губернатор. – Будем молить его о том, чтобы ты остался с нами подольше и провел в Конье много счастливых и радостных лет.

Вместо того чтобы добавить «На все воля Аллаха», как того требовал обычай, Ферхад только молча улыбнулся и отвесил губернатору почтительный поклон.

– А мой господин и повелитель, Великий визирь, не возражал против вашего назначения в Конью? – осторожно спросил я, стараясь не выдать терзавших меня дурных предчувствий.

Честно говоря, мне как-то не верилось, что Соколли-паша, при всей его беспечности, мог не подумать об опасности, грозившей его гарему. К счастью, если Ферхад-бей и понял подоплеку моего вопроса, то с присущей ему деликатностью сделал вид, что ничего не заметил – точно так же, как незадолго до этого намеренно пропустил мимо ушей весьма бестактный восторг нашего гостеприимного хозяина. Притворившись, что верит, будто мной движет исключительно естественное желание узнать какие-нибудь новости о моем хозяине, Ферхад принялся в деталях живописать мне, как обстоят дела в столице, какие посольства в последнее время принимал в своем дворце Великий визирь и какие великие почести ему при этом были оказаны. При этом он не упустил случая подчеркнуть, что мой господин за это время успел покрыть себя славой как искусный и мудрый политик.

– Скоро само имя Соколли, прокатившись до границ нашей великой империи, станет внушать ужас всем изменникам и предателям, – с поклоном добавил Ферхад.

– Стало быть, вам оно тоже внушает трепет? – не утерпел я. Надеюсь, он сумел прочитать в моем взгляде предупреждение. Очень надеюсь, что да. Больше я не осмеливался его перебивать.

– И где же вы намерены остановиться? – осведомился наконец я, отчаянно цепляясь за последнюю надежду, все еще робко тлевшую в моей груди.

Но наш любезный хозяин тут же поспешил заглушить ее:

– Конечно, он будет жить здесь, а где же еще? Аллах свидетель, в гарнизонных бараках нет никаких удобств, приличному человеку там не место. Можно, конечно, снять дом, но это очень дорого. Наш юный друг в таком случае останется совсем без средств, что, согласитесь, еще хуже.

Весь вечер я просидел как на иголках и был слишком озабочен своими мыслями, чтобы целиком отдаться поэзии. И даже рассвет нового дня, пришедший на смену ночи, не принес покоя моей измученной душе. Я старался не смотреть на свою госпожу, но и без этого видел, как тоскливо, ни на чем не останавливаясь подолгу, блуждает ее взгляд, как он туманится порой, когда душой ее завладевают какие-то мечты, а через минуту глаза уже увлажняются слезами, а щеки вспыхивают румянцем стыда, когда она, вдруг очнувшись, понимает, о чем только что думала.

«Нужно придумать какой-нибудь благовидный предлог для отъезда, – твердил я себе, украдкой наблюдая за тем, что творится с госпожой. – Я должен убедить ее вернуться обратно в Константинополь. Там, в доме моего господина, она будет в безопасности».

Но в глубине души я и сам понимал, что это невозможно: зима уже вступила в свои права, и мне вряд ли бы удалось выдумать причину, достаточно серьезную для того, чтобы рисковать двинуться в обратный пусть – через всю занесенную снегом Турцию. Тем более что Эсмилькан воспользовалась снегом, как предлогом, чтобы с новой пылкостью отдаться исполнению паломнических обязанностей. Поэтому любые мои намеки на якобы испытываемую ею скуку или пустую трату времени исключались полностью.

А потом наступило то, чего я так боялся, – снова началась переписка.

Сначала она велась через младшего сына нашего губернатора, который буквально с первого же дня просто влюбился в Ферхада и не отходил от него ни на шаг. Вскоре, однако, мне удалось перехватить его в укромном уголке, и я задал ему такую взбучку, которую этот маленький паршивец запомнит надолго. Кроме того, я прочел ему хорошую лекцию относительно женщин и мужской чести и тех необходимых качеств, которыми должен обладать каждый мужчина, желающий поскорее вырасти и стать настоящим героем, о котором будут слагать легенды. После этого они взялись использовать в роли посланца его сестру. Она тоже была еще настолько мала, что могла свободно бегать по всему дому без присмотра. К счастью, мне удалось убедить ее отца – истинной причины я ему, естественно, не открыл, – что девочка уже вполне в том возрасте, когда ей следует подумать о посвящении. В конце концов им удалось завербовать для этой цели одного из моих же собственных подчиненных, младшего евнуха. Рассвирепев не на шутку, я тут же отправил беднягу на невольничий рынок, где и продал его первому же попавшемуся покупателю, потеряв при этом огромные деньги.

Письма доставлялись обычно в корзинках с яблоками и отправлялись назад (да простит нас Аллах!) в томиках стихов святого Руми. В комнате моей госпожи вдруг появился великолепный букет осенних крокусов, а я хорошо знал, что сорвать их мог только тот, кто любил часами скакать верхом по окрестным холмам. Естественно, мне так и не удалось выяснить, кто же был этот таинственный любитель верховых прогулок, но тот факт, что тычинки крокусов, явно оборванные чьей-то рукой, внезапно обнаружились на следующий день среди горок восхитительно ароматного риса, которым Ферхад решил ознаменовать конец поста, наводили на определенные размышления. Впрочем, у меня и так уже почти не оставалось сомнений.

Со временем я дошел до такого состояния, что начинал видеть любовные послания там, где их, вполне возможно, не было вовсе. В один прекрасный день я обнаружил в комнате своей госпожи вазу с сухим боярышником. Разозлившись, я вышвырнул букет вон, и каково же было мое раскаяние, когда позже выяснилось, что она собрала его собственными руками, надеясь, что в тепле ей удастся заставить его расцвести. Она уверяла меня, что ей просто хотелось украсить комнату, и у меня не было ни малейших причин ей не верить. Стало быть, Ферхад был тут ни при чем. Но с каждым днем подозрения мои становились все сильнее. Я не мог не замечать, что от одного перехваченного послания до другого чувства их постепенно крепли, поскольку от бутонов они уже перешли к распустившимся цветам. Этому способствовало еще и то, что солнце, день ото дня все больше набиравшее силу, грело уже достаточно, чтобы можно было подолгу гулять в саду. Так что, несмотря на все принятые мною меры предосторожности, им по-прежнему удавалось общаться между собой.