Энн Чемберлен - София и тайны гарема

• Название: София и тайны гарема
• Автор: Энн Чемберлен
• Издательство: Мой Мир ГмбХ & Ко. КГ
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 3-938209-44-5

Продолжение романа «София — венецианская наложница». Мастерство американской писательницы Энн Чемберлен создает неповторимый восточный колорит. Новая встреча с главными героями порадует любителей любовно-исторического романа.

---

— Обернется для султана. И его внука.

— Нет, для меня. Кстати, то, что ты рассказала мне о ценах на рынке пряностей, очень важно. Это очень точно — а главное быстро — показывает, что происходит в мире.

Айва, услышав эту неожиданную похвалу, сразу расцвела. Сафия даже удивилась слегка — сказать по правде, у нее и в мыслях не было делать повитухе комплимент. Но так даже лучше, решила она. Значит, теперь у нее появился союзник, с его помощью всегда можно будет точно знать, что происходит в гареме.

А знать это нужно. Здесь, в стенах гарема, бурлила, сверкала и переливалась жизнь. Два десятка юных красавиц, предоставленных самим себе, двадцать женщин, собранных здесь со всех концов света, самых разных национальностей и цвета кожи, изнывали от безделья, не зная, куда себя деть. И все то особенное, что было в каждой из них, плотно укутанное в покрывала, чадры и вуали, грозило вырваться наружу в любой момент. Все они были красивы, поскольку и отбирали их в первую очередь за красоту. Но недостаток внимания, испытываемый большинством из этих несчастных рабынь — а все они были рабынями в полном смысле этого слова, — будил такие страсти, что гарем иной раз напоминал бурлящий котел.

— Твой принц очень скоро пошлет за тобой, — со вздохом пробормотала Айва.

Сафия, поглощенная своими мыслями, только что-то рассеянно промычала в ответ.

— Слишком скоро.

Еще раз окинув придирчивым взглядом лицо Сафии, повитуха продолжала:

— Ему так же, как и мне, нравится, когда от тебя исходит аромат жасмина, да, голубка моя?

Сафия давно уже заметила, как больно ранит Айву ее рассеянность. Она просто исходила желчью, когда чувствовала, что на нее не обращают внимания. Благоразумнее было отвечать ей, пусть даже вновь повторяя одно и то же. Это все же лучше, чем молчать, отдавшись своим мыслям.

— Знаешь, когда я впервые оказалась в гареме… — начала Сафия, — еще до того, как меня купили, до того, как я узнала, что буду тут жить… Так вот, еще в тот самый первый день я почувствовала, как тут отовсюду исходит ощущение власти. Она присутствовала незримо, но сильно, так в мертвом теле внезапно мощным толчком пробуждается жизнь. О Айва, ты понимаешь меня? Ты когда-нибудь испытывала это чувство? Видела что-то подобное?

— Нет. Те мертвые, что проходили через мои руки, были и в самом деле мертвы. И никогда не возвращались к жизни.

— Нет, нет, ты не поняла! Это было не просто существование, а жизнь — жизнь роскошная, могучая, великолепнее которой мне ничего не доводилось видеть. — «Жизнь, которая должна быть моей!» — мысленно добавила Сафия и в зеркале увидела, каким огнем полыхнули ее глаза.

— Но в гареме есть нечто такое, о чем мне хотелось бы предупредить тебя, моя светлая красавица. Я хотела тебе объяснить… но никак не могу найти подходящих слов. Это… это кое-что такое, что происходит между женщинами. Может быть, это и есть то, что ты почувствовала?

Сафия покачала головой. Но не в ответ на слова повитухи — нет, она едва ли даже расслышала, что та сказала, — а на свои собственные мысли.

— Теперь я точно знаю: то ощущение власти, которое я сразу почувствовала, исходит от Нур Бану.

— Ну, между женщиной и ее свекровью отношения складываются всегда непросто.

— Со свекровью?

— Нур Бану — мать Мурада, следовательно, тебе она свекровь, хоть и неофициальная. У нас в Турции такое часто бывает. Между двумя женщинами, старой и молодой, нередко возникают проблемы.

У Сафии чесался язык отпустить какую-нибудь шутку по этому поводу, и какое-то время она даже обдумывала эту идею. Но мысль об этом исчезла раньше, чем она сообразила, что именно хочет сказать, а с языка сорвались совсем другие слова:

— В Венеции то же самое. «Сыну — мать, его жене — ведьма», — мне сто раз это говорили, еще в детстве. Но в жизни я знала только мою тетушку и ее приятельниц-монахинь, а у них свекровью была Божья Матерь, так ведь? Забавная мысль. Раньше мне как-то никогда не приходило это в голову. Не думаю, чтобы у кого-то из них появился повод жаловаться на нее. Или возникло желание спорить, кто из них главнее. А ты как думаешь?

Айва буркнула что-то насчет неверных и их идиотского отношения к женщинам вообще, но так неразборчиво, что Сафия догадалась: повитуха особо и не рассчитывала на то, что ее слушают.

— Нет, — Сафия с неожиданным упрямством повернула разговор в ту сторону, куда увлекал ее поток собственных мыслей, от которых она никак не могла отрешиться. — Честно говоря, в тот первый раз, когда мы встретились, я не почувствовала особой неприязни с ее стороны. Мне бы и в голову не пришло, что Нур Бану сразу невзлюбила меня. Нет, такого не было. А что я чувствовала с ее стороны… не знаю. Ревность, должно быть. Но мне показалось, что в конце концов мы сможем быть друзьями.

— Ну, тогда ты, выходит, не подумала, что теперь вам придется делить любовь одного мужчины. — Голос Айвы опять понизился до едва слышного шепота. — Да, я готова спорить, ты тогда просто об этом не подумала.

— Но я и в самом деле хотела стать ее другом. Честное слово, хотела. Ты даже представить не можешь, как отчаянно я мечтала об этом. Ну и конечно, разделить с ней власть. Власть над всем этим гаремом. А она была у нее, эта власть, я почувствовала это сразу так же ясно, как слышишь биение собственного сердца.

— А другие девушки… то есть женщины… По-твоему, они не стоят того, чтобы с ними считаться?

— Другие? Они всего лишь послушные рабыни. Нур Бану крепко держит их в руках. Как сердце толчками гонит кровь по венам, так и мать Мурада благодаря им держит в руках гарем. Она умудряется диктовать им свою волю, даже когда ее здесь нет. Да вот хотя бы сегодня. Посмотри на них — трещат, как сороки, сплетничают, радуются тюльпанам, а на самом деле…

Сафия махнула рукой в сторону вазы с тюльпанами.

— И все-таки, — продолжала она, — все они чувствуют над собой ее власть — власть, которой обладает в гареме только одна-единственная женщина.

— Старшая жена. И власть принадлежит ей потому, что она родила сына своему господину. Может, мне не стоит больше готовить тебе пессарии[6]? Наверное, лучше сварить особое снадобье для зачатия — из корня кориандра с солью. Оглянуться не успеешь, как понесешь.

— Нет, ты только посмотри на них сегодня! — Сафия никак не могла успокоиться. — Чем они только заняты! Пакуют вещи в сундуки, сворачивают тюфяки и ковры — знают, что в конце весны обязательно отправятся в Кутахию, чтобы провести там жаркие летние месяцы.

— Но ведь ты-то и не думаешь им помогать.

— От меня никто этого и не требует.

— Да, верно.

— И потом, я не рабыня и не прислужница. Не хватало еще, чтобы я появилась пред светлые очи моего господина и повелителя потная и взъерошенная.

— Ну, зато ты будешь потной и взъерошенной очень скоро после того, как попадешь к нему. Вот помяни мое слово. — Айва вздохнула и усмехнулась, даже не пытаясь спрятать улыбку. — А жаль все-таки, что тебе и в голову не приходит помочь им.

Сафия ничего не ответила, просто молча смотрела в зеркало, делая вид, что не понимает намека. На самом-то деле она отлично все поняла.

— Я хочу сказать, — не успокаивалась Айва, — что так тебе легче было бы подружиться с остальными женщинами. А уже потом, заручившись их дружбой, приблизиться к самой Нур Бану.

— Ну, после того как я завладела сердцем Мурада, я не так уж сильно в этом нуждаюсь, — отмахнулась Сафия.

— А ты уверена, что это разумно? Строить все свои планы в расчете на любовь мужчины… насколько я помню, такое скорее в обычае деревенских женщин у тебя на родине. Но не стоит стараться вводить подобные обычаи здесь. Это большая ошибка, поверь мне. А вот гарем со своими законами и обычаями помогает нам избегать подобных ошибок.

Все это в ушах Сафии звучало сущим вздором, поэтому она постаралась снова перевести разговор на то, что по крайней мере было ей понятно.

— Мне удалось лишить Мурада влияния матери так же, как я отучила его от пристрастия к опию. Как ни странно, именно поэтому, из-за моей власти над ним, Нур Бану и возненавидела меня. Глупо и бессмысленно было бы это отрицать.

— А теперь послушай моего совета, краса моего сердца. Как ты думаешь, могла бы я пользоваться своим искусством с той свободой, как я делаю это сейчас, если бы мне пришлось жить в мире мужчин? Моя работа… мое искусство… Они завладели бы им, отняли бы его для себя. Даже если бы мне позволили заниматься знахарством, то лишь по их собственным правилам. И тогда мужчины диктовали бы мне… кстати, и тебе тоже… когда можно иметь ребенка, а когда нет.

— Причуды какой-то другой женщины — как вены, по которым кровь уходит в другое сердце. Значит, тем хуже для моего собственного.

Сафия даже почувствовала некоторое облегчение, когда Айва бросила свои бесконечные причитания. Здесь, в этой обособленной от всего остального мира комнатке, в самом сердце гарема, где она когда-то нашла свою судьбу, дочь Баффо не испытывала ничего кроме легкого раздражения — иначе говоря, вообще ничего.