Татьяна Апраксина - Дом Для Демиурга. Том первый

• Название: Дом Для Демиурга. Том первый
• Автор: Татьяна Апраксина
• Жанр: Фэнтези

Доподлинно неизвестно, является ли сравнительно небольшой и наглухо ограниченный с севера и юга непроходимыми Пределами мир — лучшим из миров, но его обитатели, а особенно жители Собраны, самого большого королевства этого мира, не склонны роптать на судьбу. Жизнь достаточно щедра, порядки разумны, власти знают свое дело, а там, где злая воля или недосмотр создадут слишком большую прореху, непременно вмешаются по молитве добрые и мудрые боги-создатели. Ересь и зло могут лишь таиться по углам и бессильно шипеть. На каких ногах стоит колосс, замечают немногие. В один прекрасный день король Собраны объявит войну своим собственным северным провинциям. В один прекрасный день герцог Гоэллон, королевский кузен, предсказатель и отравитель, расстанется с любовницей и возьмет себе нового секретаря. В один прекрасный день первый министр захочет увидеть свою дочь королевой. В один прекрасный день на лесной поляне принесут жертву истинному творцу мира. И мир перевернется вверх тормашками.

---

— Сгоришь, — коротко сказал он.

Рудо посмотрел вверх, потом — по сторонам. Протянул свободную руку к совсем близкому туману. Показалось, что собрался прикоснуться к каминной решетке: то же сухое, упругое тепло. Точно и не крохотные серебристые песчинки парили перед ним в воздухе.

— Значит, все правда, — сказал Рудо, устав смотреть на суматошный танец песчинок. — Все, как в Книге Сотворивших. "И положен миру предел, и не пройти за него ни человеку, ни порождению рук его, ни твари дикой…".

— Правда, — сказал спутник. — И истина. Вот тебе твой предел мира, смотри.

На душе было пусто и скучно. Рудо еще раз протянул пальцы к стене серебристого тумана, потом поднес их ко рту, послюнил и опять приблизил к пределу. Слюна мгновенно высохла, удерживать руку стало больно.

— Ну что, доволен? — усмехнулся спутник. — Ты мечтал о том, что выйдешь на севере, среди льдов? Или найдешь новую землю?

— Да нет, — Рудо пожал плечами. — Я просто хотел все увидеть сам.

— И что же ты будешь делать теперь?

Рудо оглянулся на него — смуглого, насмешливо сверкающего зубами. Спутник был намного старше, и перед ним парень чувствовал себя так же неловко, как перед отцом. Пусть даже это и был сон — неважно. Сон? А сон ли?..

— Ты не спишь, Рудо, — откликнулся смуглый на немой вопрос. — Знай это. Если решишь вернуться, то услышишь о мираже, которые нередки в пустыне, о чудном сне. Тебя и лжецом назовут не раз — ты же не верил другим…

— Если?.. — удивленно переспросил Рудо. — Не буду ж я жить тут…

— Тут жить нельзя, — согласно отозвался спутник. — Возвращаемся?

Рудо уже собирался было сказать: "Да", но тут на него накатило. Все вдруг показалось дурным и тошным, словно жара напекла голову, словно он забыл хлебнуть воды перед дорогой — а ведь и вправду забыл, но не в этом было дело. Просто никакого больше смысла не было. Ни в чем. Возвращаться, оставаться, умереть здесь, добраться до дома и жениться… да не все ли равно теперь, когда сбылась мечта? Зачем дальше жить? Проще шагнуть в эту убийственную жаркую стену.

К горлу подкатил рвотный спазм. Рудо не отравился корнями или несвежей водой = он просто достиг своей цели. Оказалось, что в ней не было никакого смысла. Мир был ограничен со всех четырех сторон; его можно было познать, исходить от одного Предела до другого. На карте нет белых пятен, и ее ни к чему наклеивать на тыкву, чтобы замкнуть в кольцо. Это знают все, даже дети, и только одному глупцу понадобилось проверять известное на собственной шкуре! За раскаленной пустыней была лишь стена — никаких неведомых земель, никаких сказочных стран.

— Так уж устроен наш мир, и другого у тебя нет, — сказал смуглый. — Теперь ты понимаешь, почему Пределы отделены непроходимыми пустошами?

— Но мы же дошли… — простонал парень, отирая с губ горькую желчь.

— Это было первое чудо для упрямца Рудо. Хочешь еще чего-нибудь?

— Ничего я больше не хочу… — и тут же понял, что лжет, что не вынесет позорного возвращения домой, сочувственной улыбки брата, снисходительного молчания отца.

Брат выслушает и скажет — "от жары и не такое мерещится"; невеста будет восхищаться вслух, посмеиваться с подружками, и плакать в подушку: у всех женихи как женихи, а у нее — ударенный по голове, чудак. Не расскажешь, не докажешь — все так, как сказал нежданный пришелец. Действительно, чудак. Или попросту дурак.

Нужно было просить Того, Кто пришел к Рудо, кто показал ему недосягаемый предел, совершил чудо, о даровании если не доказательства, то хотя бы новой надежды, новой цели в пути — но просить было невозможно. Горькая, как желчь, гордость запечатала губы.

— Ничего не хочешь? — передразнил гость. — Ну, поглядим, какой из тебя аскет…

Твердая рука Воина подняла Рудо с колен — легко, как мешок с шерстью, — развернула лицом к раскаленной стене тумана и толкнула вперед.

Рудо пролетел пару шагов, давясь собственным криком… и упал носом в сугроб. Снег, холодный, колючий, немедленно набился в рот и за шиворот, в рукава и под воротник шаперона. Парень поднялся. Глазам верилось с трудом. Они слезились от тающих на ресницах снежинок, слепли от бесконечной, простиравшейся во все стороны белизны.

В лицо ударил ледяной ветер, глаза вновь заслезились.

Рудо вычуял направление и побрел на юг, к лесу, маячившему на горизонте.

Он очень надеялся, что встретит охотников прежде, чем замерзнет. Мечтал о домике в лесу, о запасе дров и котелке, в котором можно растопить воду, о ночлеге под крышей.

Эта скромная сиюминутная мечта вдруг показалась гораздо важнее, чем огромная предыдущая.

"В году же три тысячи двенадцатом от сотворения случилось так, что Рудо, младший сын владетеля Шроста, ушел в Предел юга, чему было восемь свидетелей, коих Рудо оставил на границе пустыни, вышел же из Предела севера, чему было шестеро свидетелей. Тех же, кто пробовал повторить его деяние, более не встречали…".

Часть первая Осень. Секретарь. Дорога

1. Собра — баронство Брулен

Небесное сияние достигло своего пика, и свет сумел пробиться сквозь пыльное потолочное окошко библиотеки. Саннио поморщился и отодвинул свиток от яркого пятна. На старые рукописи свет действовал разрушительно, и библиотекарь оторвал бы ему голову, заметь он, что Саннио позволяет небесному свету коснуться и без того выцветших чернил.

Юноша всей душой ненавидел работу переписчика, но Сотворившие в непостижимой мудрости своей благословили его четким ровным почерком и внимательностью. Он никогда не пропускал слов, не сажал помарок, и, даже уставая, не начинал мельчить или, напротив, писать слишком крупно. К несчастью, мэтр Тейн, владелец школы секретарей, заметил это еще в первый год обучения Саннио и немедленно приставил его помогать библиотекарю. За это даже платили, половину сеорина в седмицу — лишь вдвое меньше, чем получали столичные переписчики, но приходилось вставать с первым небесным светом. Работать при свечах мэтр Тейн запрещал: многие ткани были пропитаны предохраняющими составами, которые вспыхивали от малейшей искры, и, пока товарищи сладко сопели в дортуарах, Саннио корпел за столом в обнимку с чернильницей и склянкой мелкого песка.

Он уже окончил полный курс обучения и теперь ожидал решения своей участи. Судя по некоторым намекам, мэтр решил оставить его при школе, и Саннио это пугало. За четыре года он досыта наелся школой мэтра Тейна: переписыванием старых пыльных свитков, подъемами затемно и обязанностью отправляться в постель, едва небесный свет начнет угасать. Строгая дисциплина, обильные, но пресные обеды, обязательные упражнения на воздухе — в любую погоду, хоть в самую жару, хоть в проливной дождь, один-единственный свободный день в три седмицы… Саннио был готов служить у кого угодно, — лишь бы не в школе, — но он принадлежал мэтру Тейну. Все, что было на нем надето, все, чем было набито его брюхо, тоже принадлежало мэтру Тейну, и мнения ученика никто не спрашивал.

Узкая рука с длинными желтоватыми ногтями легла на стол рядом с чернильницей. Саннио кивнул, показывая, что заметил пришедшего, все с той же размеренной аккуратностью вывел последние слова во фразе, поставил точку и только после этого отложил перо. Поступи он иначе — выволочки не миновать.

— Встань, Васта.

Саннио отодвинул стул и поднялся. Мэтр Тейн был ему по плечо, но Саннио все равно казалось, что тот смотрит на ученика сверху вниз. В тщедушном на вид человечке с редкими пепельными волосами и сероватым оттенком кожи было столько тихой уверенности в себе, что рядом с ним затыкались и рослые буяны. Скептически оглядев Саннио, мэтр достал из кошелька на поясе несколько спичек и протянул их юноше.

— Сведи пятна с губ и подбородка.

Ученик не удивился осведомленности мэтра о том, что в кармане, подшитом изнутри к поле ученической куртки, Саннио таскает осколок зеркала. В школе говорили, что мэтр Тейн знает сны любого из учеников, и эта шутка была подозрительно похожа на правду. Саннио послюнил головку спички, натер размоченной серой чернильные пятна вокруг губ, на щеке и подбородке. Они заметно поблекли, но не исчезли.

— Пойдем, — бесстрастно кивнул мэтр.

Задавать вопросы, пока не дано на то разрешение, правилами школы запрещалось, и Саннио молча, с равнодушным лицом шел по коридорам школы вслед за мэтром. Не выдавать своих чувств ни выражением лица, ни движениями тела его научили еще в первый год — и отнюдь не ласковыми увещеваниями. К концу первого года тринадцатилетние мальчишки, не меняясь в лице, принимали самые несправедливые наказания и выслушивали поношения, от которых и священник бросился бы в драку.

— В молчании достоинство, в смирении невинность, — по десять раз на дню повторял учитель, заставляя ребят то ковшом вычерпывать выгребные ямы, то отдавать свой обед свиньям на заднем дворе.