Кнут Гамсун - В стране полумесяца

• Название: В стране полумесяца
• Автор: Кнут Гамсун
• Жанр: Классическая проза

Кнут Гамсун (настоящая фамилия - Педерсен) родился 4 августа 1859 года, на севере Норвегии, в местечке Лом в Гюдсбранндале, в семье сельского портного. В юности учился на сапожника, с 14 лет вел скитальческую жизнь.  лауреат Нобелевской премии (1920).

---

Дверь наша отворяется всё чаще и чаще, пропуская всё новых любопытных. Мы узнаём даже янки из нашей гостиницы, которых мог привести сюда один из трёх остальных проводников, чёрт этакий! Нам следовало бы подкупить проводника, чтобы он не допустил этого. Поистине мы попали в весьма смешанное общество. Ну, пусть бы ещё одни немцы. Они, может быть, и бароны. Один из них имеет очень внушительный вид. Но янки — что они такое? Чикагские биржевики с жёнами. В следующую пятницу я уже этого не потерплю.

И воздух становится тяжёл в нашей комнате. Дамы янки вылили на себя массу духов. Окна обращены как раз на юг, и солнце рвётся прямо к нам словно безумное. И прижали нас к самым стёклам. Однако же мы всё терпим ради этого зрелища.

Вот идут люди в красном и посыпают холм свежим песком, другие несут воду и вспрыскивают его. Время приближается к часу; часы на мечети Хамида показывают без пяти минут шесть.

Вот сейчас явится султан…

На верхней галерее минарета мечети внезапно появляется тюрбан, а за ним и старик. Это мулла, так называемый муэдзин[24], призывающий верных к молитве. Он поднялся на минарет изнутри, стоит теперь, скрестив руки, и ждёт. Проходит несколько минут.

Вдруг раздаётся оглушительный сигнал всех музыкальных команд сразу. Всё вокруг нас дрожит от звуков труб и барабанов. В то же мгновенье открываются ворота дворца, и пять экипажей один за другим выезжают оттуда и спускаются с холма. В них сидят и маленькие и большие принцы и принцессы с пашами и высшими военными чинами на передних сиденьях. Два экипажа закрыты: в них сидят женщины. Скороходы, в золотой парче с головы до пят, сопровождают экипажи пешком. Проходит ещё две минуты, на часах мечети уже 6 ½, в войсках начинается оживление. Раздаётся продолжительный звук одной трубы, из ворот Звёздной палаты выходит офицер и спускается с холма. За ним вслед, на некотором расстоянии, другой, — оба с саблями наголо. Когда они уже совсем близко подходят к мечети, войска становятся во фронт; из ворот дворца выезжает экипаж султана.

Везут экипаж две рыжие арабские лошади. Он велит везти себя шагом. Это легко сказать, но нет возможности заставить идти шагом породистых, дивных животных, — они что-то вытанцовывают, фыркают раздутыми ноздрями, упруго подпрыгивают, роют землю копытами. Гривы их спускаются до самой груди, хвостом они метут дорогу на холме. Они словно люди, с которыми кучер разговаривает, сидя на козлах. Мы одну минуту засматриваем прямо им в морды, глаза их мечут искры. Упряжь на них более чем роскошная.

Экипаж тёмно-зелёный, почти чёрный, лакированный, без украшений, современное европейское ландо[25]. Оно наполовину открыто. В нём сидит султан — спокойный, молчаливый — изредка кивая своей красной феской и посылая приветствия рукой в перчатке. На переднем сиденье едут с ним двое из его министров. За экипажем кишит в беспорядке целая толпа лакеев в золочёных ливреях, камергеров, офицеров, скороходов пешком.

Султан приближается к нам. Он в тёмно-синем мундире, поверх которого накинут простой походный серый плащ, окаймлённый чёрной тесьмой. Проезжая как раз против нашего окна, подымает он глаза и смотрит на нас. Он наверно знает, что по пятницам у этих окон всегда набирается толпа европейцев, из которых многие ненавидят его слепо и глупо, как дворовые псы. Взгляд его был прямой и быстрый. Когда он отвёл его, я заметил, что веко его вздрогнуло. Абдул-Хамид среднего для турка роста, и лицо у него самое обыкновенное, с несколько горбатым носом и бородой с проседью. Около уха волосы у него как-то странно потёрты.

Экипаж останавливается внизу у мечети, где выстроилась стража султана. Здесь властелин выходит и поднимается по ступенькам. Его встречает священник, кланяющийся ему земно; султан проходит мимо него и исчезает внутри мечети.

В то же мгновенье мулла на минарете в верхней галерее что-то провозглашает, обращаясь к народу: он призывает правоверных к общей молитве.

Тут войска опускают оружие. Некоторые из офицеров закуривают папиросы. Время от времени из мечети доносится пение…

«Он совсем не такой страшный!»[26] — говорят дамы янки. Что же, они этим, пожалуй, разочарованы. Я, со своей стороны, знаю только, что у этого человека было человеческое лицо и достойная манера держать себя, когда он проезжал прямо у нас под носом. Моё старое недоверие к сенсационным сообщениям прессы относительно турецкого султана, правда, не укрепляется от этого, но и вовсе не уменьшается. Где всё то ужасное, что приписывают этому человеку? Шпион, опасный деспот, убийца — где всё это? Я ещё раз видел его после, и взгляд его тёмных глаз произвёл на меня открытое, добродушное впечатление.

Он казался утомлённым. Он отвечал на приветствия войск по-азиатски равнодушно. Но даже самые поклоны его являются чем-то, что он сам вменил себе в обязанность: его предшественник, Абдул-Азис[27], никогда не кланялся. По правде и справедливости, эта маленькая чёрточка должна была бы в представлении людей уничтожить хоть частичку зверства в характере теперешнего султана и придать ему немножко человечности. Я недавно прочёл в одной телеграмме, что Абдул-Хамид так затравлен и нервен, что у кровати его по ночам всегда должен лежать нож. Жена его пошевелилась во сне, встала, и султан вскочил в ужасе и вонзил в неё нож. Надо думать, султан наизусть выучил замечательную норвежскую поговорку о колбасе в период убоя скота: не велика важность — проткнул одну, давай сюда другую! Ведь у него ещё 299 жён в запасе!..

Из года в год кричат газеты о бесчеловечности султана. Лишь в редких случаях мелькнёт известие, резко противоречащее всеобщему мнению журналистов. Предыдущий американский посланник в Порте, Террель, обнародовал такое сообщение, вторым был генерал Уоллес[28], автор «Бен Гура», третьим — Пьер Лоти[29], старый константинополец, знавший султана лично, четвёртым — Сидней Уитмен, «автор, хорошо ознакомленный с турецкой жизнью». Это только капли в море печати, во всё же они, может быть, чего-нибудь стоят. К каким же заключениям приводят эти сообщения?

Абдул-Хамид — «человек редких интеллектуальных способностей», хотя у него нет способности «сознательно и намеренно быть жестоким». Ни один европейский государь не занимает своих гостей с большим достоинством и с более тонким умением. Он сделал для народного просвещения больше, нежели любой из его предшественников. Он заслуживает больших похвал. Армянские побоища были организованы самими армянами с целью впоследствии воспользоваться «кровавой баней», как агитационным средством. Державы вняли армянскому вою и потребовали немедленных реформ в Армении[30]. Реформы клонились к тому, чтобы вооружить армян и дать им права, одним ударом делающие их господами в стране, где они раньше были покровительствуемы, но также и притесняемым и развращённым притеснениями народом, на который турки, как властители страны, смотрели всегда свысока. С таким перемещением власти сильный и господствующий народ примириться не может. Султан и поставил это на вид державам. Но к его возражениям отнеслись как к отговоркам, и он вынужден был обнародовать приказ о введении реформ. Так и произошла резня. И так произносится суд журналистов.

Уже полчаса прошло с тех пор, как султан вошёл в мечеть. Войска опять становятся во фронт, но только для того, чтобы произвести манёвр: под звуки музыки и барабанов пехота отступает на задний план и даёт место пяти тысячам конницы. Их музыкальные команды соединились и с оглушительной силой играют вместе, пока всё это происходит.

Тут, внизу, от мечети подаётся знак, и мощный оркестр сразу умолкает. Стража опять салютует, офицеры стоят, отдавая честь шпагами. Султан выходит из мечети. Богослужение окончено. Как раз в тот момент, когда он показался в дверях, музыка снова грянула.

Султан едет домой один. Он садится в экипаж меньше того, в котором приехал, велит наполовину откинуть верх и сам берёт вожжи. Лошади у него теперь белые. Султану стоит большого труда удержать их в покое, пока он собирает вожжи и берёт бич. Кони фыркают и роют песок.

Затем он трогает. Он правит тихой рысью и успевает отдавать честь то тому, то другому верховому офицеру. Как только он отъезжает, по следам его за экипажем бросается вся та же толпа раззолоченных лакеев, камергеров и офицеров, которая сопровождала его при спуске с холма. Все они, задыхаясь и пыхтя, бегут на холм, пытаясь догнать его. Султан правит в ворота Звёздной палаты и исчезает за деревьями и высокими клумбами. Бегущие за ним свита офицеров останавливается у ворот и глядит ему вслед.

Затем следуют экипаж с принцами, принцессами и разными дамами из мечети, все сопровождаемые пешими скороходами и рослыми евнухами верхом. Все они тоже исчезают на холме и во дворце, и всё очарование кончено. Военные удаляются, музыка отступает в смежные улицы и помаленьку умолкает. Все отправляются домой.