Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Издательство: Издательство Полигон
• Жанр: История
• Год: 1999
• ISBN: 5-89173-056-1

В книгу вошли очерки и отдельные главы из трудов Ф. Меринга, в которых освещается эволюция военного искусства, начиная с греко-персидских войн до наполеоновских. Для российского читателя будет необычным то, что историю ряда войн автор рассматривает с позиции Пруссии и ее национальных интересов. Но эта позиция Ф. Меринга делает книгу еще более увлекательной, захватывающей. Она рассчитана на широкий круг читателей и, несомненно, не оставит их равнодушными, пробудит еще больший интерес к военной истории.

---

Этот ландвер был, конечно, очень далек от идеала демократической милиции. Помимо того, что дворян в окружных приемочных комиссиях было представлено вдвое больше, чем горожан и крестьян, дворянские представители избирались своими же дворянами, в то время как представители горожан и крестьян назначались правительством. Кроме того, наряду с назначением высшего офицерства королю было предоставлено также и право утверждения низшего офицерства, намеченного приемочными комиссиями, так что «паршивую овцу» всегда можно было выкинуть из стада. Сам Гнейзенау, принимавший деятельное участие в организации силезского ландвера, был однажды поражен, увидев при осмотре ландвера старого портного своего прежнего гарнизона — Яуэра — в качестве лейтенанта: дружелюбными убеждениями ему удалось устранить этот и подобные ему «промахи».

Декрет о ландвере от 17 марта не вызвал такого воодушевления, как воззвание 3 февраля. Хотя и несправедливо оспаривать решающую роль ландвера в окончательной победе, все же несомненно, что недостаток военного обучения далеко не возмещался в нем моральными преимуществами. Ландвер совершил поступки величайшей храбрости, но наряду с этим не один батальон ландвера разбежался при первом же пушечном выстреле. Гнейзенау боялся, что большая часть силезского ландвера разбежится, если не будет удержана строжайшими мерами дисциплины. Он требовал для дезертиров дурного обращения и питания, суровых репрессий, а также строжайшего наказания для общин, которые не выдавали возвращавшихся домой дезертиров. Донесение полковника Штейнмеца, защищавшего в свое время вместе с Гнейзенау Кольберг, сообщает даже после удачной битвы при Кацбахе: «Командиры батальонов получили строгий выговор, офицеры арестованы; большая часть ландвера переведена во 2-й класс и была проведена сквозь строй в вывернутых наизнанку мундирах, а также наказана палками и голодом. Дальше не остается уже ничего, кроме расстрелов».

Эти явления были использованы с реакционной стороны для травли ландвера как «демократического учреждения». Но это означает — извращать суть событий. Ландвер был временами не на высоте своего положения как раз потому, что он был не «демократическим учреждением», но по всей своей тогдашней организации являлся лишь плохой копией постоянного войска. Он уступал войску как в обучении, так и в вооружении, и этот недостаток устранялся не «отечески любовно», как это делалось по отношению к добровольцам-егерям, но путем жесточайшей военной дисциплины, как этого требовали Гнейзенау и его товарищи. Каждый князек или графчик, записавшийся добровольно в егеря, осыпался лаврами и еще посейчас прославляется со слезами умиления в различных стихотворениях; силезские же ткачи, вероятно, беднейшие жители Европы, истощенные, плохо одетые и вооруженные, часто даже без сапог, подвергались всем мучениям голода и непогоды, а при малейшем упущении — и тем жестоким наказаниям, которые применяются лишь в наемном войске. Тем выше стоит моральная сила этого ландвера, приводившая его вопреки всему от победы к победе.

В завершение работ по военному вооружению Шарнгорст создал «ландштурм», который был организован лишь после того, как организовался ландвер. Здесь проявили себя те планы поднятия масс, которые Гнейзенау и Шарнгорст переняли у Французской революции. Автором декрета о ландштурме, в строгом смысле этого слова, был Яков Бартольди, чиновник при государственном канцлере, участвовавший лейтенантом в Тирольском восстании 1809 г.

Постановления декрета отличались драконовской жестокостью. Декрет о ландштурме обязывал к службе все мужское население государства, не принадлежавшее к регулярному войску или ландверу; исключались лишь мальчики, старики и больные. Обязанные служить в ландштурме в угрожаемых местностях должны были быть готовыми к выселению оттуда со своими женами, детьми и стариками. Запасы и продукты в случае необходимости должны были быть вывезены или уничтожены. Пиво, вино, водка должны были быть вылиты, колодцы в оставляемых областях засыпаны, мельницы, лодки, плоты и мосты сожжены; деревни — по правилам чуть ли не города — должны были быть разрушены и опустошены.

Этот декрет натолкнулся на энергичное сопротивление даже со стороны относительно наиболее радикальных реформаторов; военный советник Шарнвебер до такой степени поспорил из-за него с Гнейзенау, что лишь с трудом удалось предотвратить дуэль между ними. На практике же декрет не был применен даже в виде опыта. Постановления его скоро были смягчены новым указом, да к тому же и военные действия очень скоро отодвинулись от прусских владений. Мог ли быть проведен декрет со всей строгостью — является сомнительным. Вопрос имел две стороны. Там и сям, особенно в областях, близко лежащих к театру военных действий, или же в окрестности крепостей, занятых французами, на Эльбе, при Зандау и Тапгермюнде, в Одербрюхе, у Штеттина, крестьянское население организовало свой собственный ландштурм, чем нанесло некоторый вред врагу.

Андрей Гофер, вождь тирольских вольных дружин.

Рисунок XIX в.

С другой стороны, дело обстояло так:

«Профессора Берлинского университета образовали свой собственный отряд и ревностно начали обучаться владеть оружием; маленький горбатый Шлейермахер, который едва мог держать пику, стоял на крайнем левом фланге, длинный Савиньи — на правом, живой карапузик Нибур упражнялся до такой степени, что его руки, привыкшие до сих пор только к перу, покрылись большими мозолями; идеологически смелый Фихте появился вооруженным до зубов с 2 пистолетами за широким поясом, волоча за собой палаш; в его передней красовались рыцарские копья и щиты для него и его сына. Старый Шадов предводительствовал отрядом художников, Ифлянд — рыцарями подмостков; наряды и вооружение большинства из них носили средневековый фантастически-театральный характер; появились шишаки и каски, щиты и даже панцири. На месте обучения можно было видеть боевые вооружения Тальбота и Бургундского герцога, Валленштейна и Ричарда Львиное Сердце. Сам Ифлянд появился в панцире и со щитом Орлеанской девы, чем вызвал большую веселость».

Фридрих Коппель, из забытого сочинения которого 1813 г. мы берем это описание, присовокупляет к этому, что, хотя законом о ландштурме и была достигнута «высота принципа», все же от великого до смешного один шаг.

3. Весенний поход

Прусские вооружения были еще в полном ходу, ландвер в периоде зарождения, а новые батальоны линейного войска в периоде образования, когда Наполеон смог уже начать войну, имея в своем распоряжении превосходные силы; этому немало содействовала медлительная политика прусского короля, за которую его подданные заплатили потоками крови.

Французский император использовал это время гораздо лучше. Вернувшись в Париж, он нашел там 140 000 рекрутов по набору 1813 г., объявленному им еще во время похода на Москву. Они были собраны в октябре, обучались в течение четверти года и, в общем, были годны для военной службы. То же самое можно было сказать и относительно 100 000 чел. национальной гвардии, которые находились под ружьем с весны 1812 г. Правда, национальная гвардия не должна была по закону выступать за французские границы. Но угодливому сенату было достаточно одного слова Наполеона, чтобы обойти запрещение закона. В добавление ко всему была объявлена мобилизация 100 000 чел. старшего возраста, четырех призывов последних лет и 150 000 чел. призыва 1814 г., которые предназначались, правда, лишь для пополнения запасных частей, а не для полевой войны.

Ужасная катастрофа русского похода не осталась бесследной; в стране замечалось уже некоторое глухое сопротивление; случалось, что рекрутов приводили в полки в цепях. Но в общем и целом могучая военная машина подчинялась еще гениальной руке своего вождя. Под видом добровольных поставок французские города предложили императору взять на свой счет часть вооружений, а именно, дать ему лошадей и восстановить почти полностью уничтоженную конницу. Как совершенно «свободный дар от чистого сердца» Париж выставил 500 всадников, Лион — 120, Страсбург — 100, Бордо — 80 и т. д.; отдельные города и местечки выставляли двух и даже одного всадника. Но от их пожертвований, так же как и от их доброго желания, было мало проку. Кони и всадники в большинстве случаев не могли быть доставлены «натурой», но возлагались на алтарь отечества звонкой монетой, по таксе, установленной правительством. Это был, во всяком случае, скромный финансовый источник по сравнению с теми 370 000 000 франков, которые Наполеон получил, продавая отнятые у общин земли; взамен этих земель он давал их прежним владельцам 5-процентную государственную ренту.

Наполеон, занятый своими энергичными вооружениями, увлекаемый неустрашимой энергией, колоссальным организаторским талантом и находивший своим проницательным умом все новые и новые источники, и слышать ничего не хотел о прусском посредничестве. Он знал, что до тех пор, пока он не нанесет сокрушительного удара своим врагам, он не будет иметь почетного мира как в своих собственных глазах, так и в глазах нации; прилагая старания к тому, чтобы удержать своих немецких вассалов в Рейнском союзе, и ведя серьезные переговоры с Австрией об укреплении союза с ней, он сохранил к Пруссии свое прежнее отношение, наполовину недоверчивое, наполовину презрительное. Принимая объявление войны от Пруссии, он холодно пожал плечами: «Лучше иметь открытого врага, чем ненадежного друга», и послал через своего министра иностранных дел насмешливый ответ, где ядовито, но совершенно справедливо указывал, что то святое наследие, возвращения которого требует прусский король, было создано путем постоянного предательства императора и империи.