Юрий Ижевчанин - Первая колония

• Название: Первая колония
• Автор: Юрий Ижевчанин
• Жанр: Фэнтези

---

Впоследствии Аориэу (под этим именем, заработанным в результате похождений в мире Кришны, он будет выступать в дальнейшем) вспоминал с нежностью свой надел и свою семью. Когда выяснилось его происхождение, аура мальчика быстро гармонизировалась с аурой остальной семьи. На участке все высшие животные ласкались к нему. Даже кроты ночью с удовольствием высовывали свои мордочки из ходов, чтобы он их погладил и попел им, и выносили ему в зубах вкусные корешки либо жирных и тающих во рту личинок. Правда, с насекомыми найти общий язык мальчику так и не удалось: здесь требовалось нечто другое. Его даже пару раз жалили пчелы и осы.

Участок с точки зрения европейского жителя выглядел слегка окультуренным уголком дикой природы. Поскольку многие деревья плодоносили, он казался смесью природного парка и сада. На самом деле почти все здесь использовалось. Если приглядеться, в траве среди всего прочего росли чрезвычайно видоизмененные за десятки тысяч лет селекции злаки и овощи. Да и другие растения шли в дело почти целиком, если их приходилось убирать ради поддержания гармонии, а в нормальном состоянии у них осторожно забирали часть самого ценного: молодые листья, цветы, корни или семена. Поскольку природные условия на разных участках различались, существенно расходился и набор культивируемых растений, и набор находящихся в симбиозе животных.

На сравнительно сухом и высоком участке родной семьи Аориэу урожай мелких зерен и мелких ягод убирали в основном муравьи и мыши. А люди затем, стараясь не разрушить, вскрывали их кладовые и доставали лишнее. Кроме того, собирали мед у пчел и медовых муравьев, личинок прирученных ос. Кошки таскали хозяевам лишних мышей и крыс. Кроты рыхлили и дренировали почву и собирали в свои кладовые корешки и съедобных гусениц. Словом, семья жила от того, что изымалось ради поддержания гармонии и равновесия. Птиц было относительно мало, в основном они служили санитарами от излишних гусениц. Жило также несколько змеек и ящериц, в основном гекконов и хамелеонов, тоже исполнявших роль санитаров и защитников от излишне расплодившихся насекомых. А у соседа часть участка была в болоте, и он вовсю использовал птиц, змей, земноводных и болотных насекомых.

Ежедневно два раза днем, а часто и один раз ночью, члены семьи обходили участок и следили за гармонией. С тропинок сходили лишь в необходимых случаях, удаляли растения, лишь если они очень мешали, а выходящих из гармонии животных стремились изгнать к нейтральной полосе, где стояли ловушки, либо натравить на них плотоядных обитателей. Правда, гусениц и слизняков порою просто съедали сами: ведь это столь низшие существа, что достаточно вечером помолиться и покаяться, а за едой попросить прощения у них, и все будет искуплено. Словом, вмешательство было в основном косвенным и минимальным. Конечно же, при такой системе хозяйствования многое зависело от удачи, но на самом деле надел Древнего обычно давал больше продукции, и намного более разнообразной, чем даже возделываемый несколько столетий подряд надел независимого и добросовестного старкского крестьянина.

Беда была в первую очередь в том, что у Древних люди не только были привязаны к своей земле, они зависели от своих взаимоотношений с созданным ими же биоценозом. Того, кого хотели принять в семью, приходилось представлять биоценозу участка. Легче всего он воспринимал детей от восьми до двенадцати священных лет. Именно в этом возрасте для большинства Древних подыскивали семью, в которой им чаще всего предстояло провести всю жизнь. Но не для всех находились в деревне биоценозы, готовые их воспринять. Такие неполноценные становились ремесленниками, жрецами, целителями, учителями. Именно из них по очереди выбирались (почти что жребием) представители деревни перед внешним миром, называвшиеся внешними людьми старостами. А если уж даже более примитивный биоценоз общества деревни не гармонировал с человеком, ему или ей предстояло идти во внешний мир, где законы гармонии намного грубее.

Исключительно редко (тысячелетия отбора и тренировки) происходили случаи нарушения основного и непреложного правила ненасилия. Мальчику пришлось самому столкнуться с таким. Когда ему было четыре года, девочка Юлэкуо из соседнего хутора повздорила с ним из-за игрушки и неожиданно стала его бить по лицу. Аориэу растерялся и закрыл голову руками, а взрослые запели успокаивающую песню и бережно оттащили от него бьющуюся в истерике девочку, говоря, что они делают это, чтобы та не повредила себя. Один день прошел, чтобы девочка пришла в себя и жители деревни успели "высказать" свое мнение по поводу случившегося чрезвычайного происшествия. Прямо никто ничего не говорил, Аориэу слышал какие-то странные рассуждения о том, что девочке не повезло быть зачатой подмастерьем мясника, что, вероятно, придется ей досрочно отправляться во внешний мир, а в этом возрасте ей придется быть исключительно везучей, чтобы там выжить.

На следующий день многие жители деревни собрались возле двора Юлэкуо. Девочка вышла в сопровождении своей семьи. Почтенный старик из числа наставников погладил ее по голове и весьма ласково, но настойчиво, предложил ей пойти по тропинке, в конце которой ее ждут лекарь, целительница и наставница, которые вылечат ее от духовного недуга и обучат тому, что ей будет нужно в новой жизни. Девочка хотела взять с собой мать, но мать отвернулась и осталась стоять. И Юлэкуо, взяв любимого игрушечного медведя, пошла по тропинке.

Не успела она отойти двадцать шагов, как хлопнул замаскированный и взведенный самострел с дротиком, отравленным ядом кураре. Девочка, раненая в поясницу, обернулась назад, но увидела стоящих непреклонных жителей деревни, и попыталась пойти дальше. Через несколько секунд яд подействовал, ее парализовало ниже пояса и она упала прямо на дорогу диких муравьев, пересекавшую тропинку. На вопли заживо поедаемой девочки жители лишь сокрушенно прокомментировали: "Исключительно невезучая. Попалась в первую же ловушку и влипла прямо на тропу муравьев." Все разошлись.

На следующий день жители дезактивировали свои ловушки и считали, сколько из них было взведено. Это в некотором смысле была форма голосования и вынесения судебного решения. Чем больше людей считало, что провинившийся заслуживает кары, тем больше западней взводилось. А дальше все решало уже счастье либо несчастье провинившегося. Если он либо она избегала смерти, значит, повезло, а везучими разбрасываться нельзя. Но из деревни таких все равно отправляли, и порою, что считалось самой тяжкой формой порицания, даже без предварительного обучения, как вести себя во внешнем мире.

А если чужаки пытались вторгнуться в деревню, взводились все ловушки. Поэтому такие попытки были исключительно редки.

Для Аориэу детство закончилось в четырнадцать лет. До этого он не сомневался, что останется в своей семье, и ему уже даже присмотрели девочку, которую начали вводить в биоценоз. Но тут у него стал ломаться голос, и он внезапно потерял контроль над высшими животными участка. Наоборот, они стали относиться к нему враждебно, как будто он их обманул. А отношения с низшими животными еще больше разладились.

И тут взрослые порадовались, что мальчика (теперь уже юношу) обучали языкам, хотя и считали это почти бесполезным: ведь он, как казалось, гармонировал со своим биоценозом. Поскольку юноша уже вышел из возраста, когда легко войти в биоценоз другого двора (там, возможно, его бы приняли, поскольку у животных не было связанных с ним обманутых ожиданий) пришлось срочно отправляться к наставникам и учиться методам выживания во внешнем мире Кришны.

Деньги все время ходили в деревне, поскольку каждый двор был в известном смысле специализирован и поэтому если и не нуждался в продуктах из других дворов, то все равно они были для него крайне желательны. Да и за попавшее в твою ловушку домашнее животное полагалось заплатить мертвыми деньгами, а не живыми продуктами. Но для Аориэу было удивительным, насколько Внешний Мир поклоняется деньгам. А дальше все стало элементарно: понятия теории вероятностей являлись базовыми в образовании детей-Ненасильников, а обучиться использовать статистику в двух направлениях: самому получать для себя выводы и наводить чужих на неправильные решения — было элементарно. Ясно было, и как ориентировать почитателей денег и насилия при помощи речи. Очень непривычно было иногда говорить безусловно, но это можно было преодолеть. А главное: как создавать положительную атмосферу вокруг желательного решения многократными повторениями повторениями зомбирующих фраз в разных вариантах — оказалось даже увлекательно.

Психология Насильников также в корне отличалась. Они использовали такие извращенные понятия, как вера, душа, честь, закон, справедливость, жалость. Первые из них просто пустые, а последние имеют какой-то смысл, но полностью искажены Насильниками. Ведь закон мертв по определению, а пытаются им регулировать жизнь! А справедливость — разве Случай справедлив? Поправлять Случай — это насиловать окружающий мир и общественные отношения. А что такое "жалость"? Уменьшить страдания невезучего существа часто полезно, но лишь тогда, когда это способствует достижению других целей. Увеличивать их — это уже насилие.