Юрий Ижевчанин - Первая колония

• Название: Первая колония
• Автор: Юрий Ижевчанин
• Жанр: Фэнтези

---

В тот же день был сделан еще один шаг. Днем подошли к чистому горному ручейку. Суй сразу же сбросил одежду, велел Каринэ ее постирать, а сам стал купаться. Каринэ вдруг решительно тоже разделась и стала мыть волосы и все тело. Суй дал ей душистого мыла старков. Дзадзиури сначала скрипнул зубами, а затем понял, в каком он смешном положении, и увидел, что старк даже не думает взирать жадным взором на его жену. Он тоже залез купаться, но не мог удержаться, чтобы не визжать от холодной воды, и быстро выскочил на берег, оставив одежду для стирки, а сам уселся греться на солнце.

Жена, тщательно помывшись и постирав одежды всех троих, развесила их и уселась рядом с мужем. А Суй поглядел на них, сказал: "Красавцы!" и стал рисовать цветными палочками супружескую пару. Затем он показал им получившийся рисунок. А во время вечернего перехода, заметив, что бывший джигит никогда к жене не прикасается на людях, Суй вдруг соскочил с коня, подошел к ним (горец шел рядом с повозкой, на которой ехала жена, и гнал овец) и вложил их руки друг в друга. Жена расцвела, Дзадзиури смутился, а затем гордо посмотрел на жену и забыл об овцах, так что господину пришлось самому отскакать за отбившейся овцой. Все рассмеялись, и больше такого не случалось.

Дзадзиури на следующее утро сказал Сую после учебного боя, пока им опять обрабатывали ушибы:

— Ты мог быть наш царь.

Суй, сделав мысленную оговорку, ответил:

— Любой {полностью обученный} старк мог бы быть вашим царем.

А днем на привале к ним подскакали пара посыльных. Они мчались в Хирристрину, теперь Лассор требовал следующую сову для генерала-барона Асретина. Естественно, посыльные чуть задержались, поели, поговорили, выпили понемногу вина и помчались дальше. Сую было приятно, что теперь уж точно, весть о его возвращении с почетом и с добычей придет домой раньше него. И сделанные уже записи и рисунки он с посыльными передал.

Сову Суй продолжал обучать каждую ночь, да и днем немного заставлял полетать и возвращаться по сигналу. Дзадзиури был уверен, что эта птица, которая считалась на Юге олицетворением одновременно мудрости и злых сил, разведывает дорогу по ночам, чтобы никто не застал хозяина врасплох. Да до некоторой степени так и было.

Этой ночью горец вдруг заметался и неожиданно для себя сказал жене:

— Смелый, честный, благородный, красивый, целомудренный, ловкий, умный, железная воля, высокого происхождения… Если бы мой сын был от его крови!

Жена вздрогнула от таких слов и вдруг вспомнила, что она ведь сама заглядывалась на Суя. А муж не знал, что этими словами, почти немыслимыми для обычного горца, он окончательно перешел из своей культуры в старкскую.

Суй в эту ночь спал беспокойно. Все-таки Каринэ была действительно прекрасна. Строжайшие правила поведения, сдерживавшие старков изнутри при всей их внешней свободе, во сне отступали, и ему бешено хотелось обнять красавицу. Каринэ, выйдя из своей палатки, увидела раскутавшегося Суя, мужское оружие которого было напряжено. А ведь этого никогда не было, даже когда он любовался ею вблизи. Во сне он застонал и вдруг сказал: "Каринэ, мне нельзя". И тут, вспомнив слова мужа, она вдруг прошептала ему: "Можно", сбросила платье и слилась с ним. Это были жарчайшие объятия. Каринэ была первой женщиной в жизни Суя, а он своей нежностью и огненной страстью привел ее в состояние почти что безумия. Муж проснулся, вспомнил свои слова, покачал головой: "С этими старками надо быть осторожным. Слово становится явью." — и неожиданно для себя взял лук не чтобы всадить стрелу в первую очередь в неверную (насчет Суя он был почти уверен, что Каринэ сама бросилась в его объятия), а чтобы поохотиться, и ушел в лес.

Суй, когда первое безумие прошло, спросил женщину:

— Ты почему на такое решилась?

— Я хочу, муж хочу, мне сына тебя.

— Тогда все по закону, — ответил юноша и обнял красавицу еще жарче.

Каринэ была удивлена. Ведь Суй все время казался совершенно бесстрастным по отношению к женщинам, а, оказывается, внутри него такой огонь горит! Но долго удивляться ей не пришлось: очередная волна страсти вновь унесла ее далеко-далеко.

Утром Суй постарался разъяснить Дзидзаури старкские обычаи:

— У нас принято улучшать род от достойных людей. Теперь ты мой младший молочный брат. Жена твоя должна по нашим обычаям пробыть со мной до срока месячных. После этого я не имею права даже в мыслях желать ее, а она меня. Нарушением супружеской клятвы это не считается. Вины на ней нет. Если ты умрешь или разведешься с нею, я не имею права жениться на ней и даже иметь с нею любовь. Сын будет считаться твоим, и его происхождение почетным. Ты теперь член моего рода. И ты будешь с достоинством его продолжать. Пока имеешь право как следует поухаживать за другими женщинами.

Суй торжественно отдал Дзадзиури кинжал и нарек ему имя Дин Хирристрин из младших. Дин понял, что его приняли в славный род и что Суй обнял его как старший брат. Почти тридцатилетний бывший лазанец признал себя названным младшим молочным братом шестнадцатилетнего Суя.

Внизу виднелась деревня. Думали дойти до нее к обеду. но погода испортилась, поднялся сильный ветер и проливной дождь. К деревне добрались лишь к вечеру, и там пришлось на пару дней задержаться в таверне, переждать непогоду. Дин решил вовсю воспользоваться вновь обретенным правом, а Суй подкинул ему денег на коня, новую одежду, гулянки и подарки. Карисса Ахали (как теперь звали Каринэ) вся погрузилась в неутолимую страсть и бесконечную нежность, тем более, что она поняла: затем даже думать о Суе как о любовнике будет нельзя.

Эти события еще замедлили продвижение, и домой Суй вернулся через три недели после выхода из Ахали-Сопели, уже удостоверившись, что Карисса несет плод и вернув ее мужу.

В Хирристрину Суй вошел с пением шуточной песни, сочиненной им по дороге:

Летела сова — веселая голова.

Всю ночь пролетала, ей кажется мало.

Вдруг солнце взошло, все светом залило.

Глаза ослепило, ворСн пробудило.

Летела сова — ушастая голова.

Глаза заслезились, а уши раскрылись.

Все слышит ушами, не видит глазами.

Летела, летела, на вСрона налетела.

Обиделся черный, завистник позорный,

Собрал ворСн кучу, устроили бучу.

Соколок увидал, всех ворон разогнал.

Сказал сове тихо: избегла ты лиха.

Девицу проводил, и жарко полюбил.

Она засмущалась, и с ним обвенчалась.

На свадьбе той был, мед-пиво там пил,

Все мимо лилось, не мой пир, небось.

Дину предложили участок на выбор, но он отказался:

— Я теперь младший член вашего рода и должен жить вместе с вами и воевать за вас. Я пока поселюсь с женой в домике в усадьбе.

Вскоре Дин построил домик рядом с усадьбой. Крестьянином он быть не хотел, но руки у него оказались золотые. Он вовсю строил и мастерил, тем более, что видел, что все старки работы не чураются, независимо от положения. Он с большим удовольствием учил соколов и затем появившихся орлят. Сов он побаивался, а воронов презирал. На лазанском языке он через полгода перестал разговаривать из принципа. Несколько лет счастливой и безоблачной жизни он с женой получил, пока не нагрянули новые большие потрясения.

Две сестры, как выяснил Суй, отправились в Дилосар, уже нашли себе женихов и отцу надо было спешить на свадьбу. А Сую предстояло вновь заняться птицами в отсутствие самого главного.

К Асретину Хирристрин послал Чунга Эйлартаръэ. Барон пытался усмирить Западный Ицк, и дела у него шли еще хуже, чем у принца. Население было явно враждебно, арцхане ненавидели лазанцев издавна, а теперь еще сильнее, как предателей. Огонь почти не помогал, а добрые слова не слушали. По временам налетал из Ссарацастра сам Цацикот, а еще чаще мелкие полубандитские отряды. Чунга тоже сразу определили к разведчикам, и в первую же ночь сова высмотрела что-то подозрительное в соседнем лесу. Пока со всеми предосторожностями разведчики пробирались вслед за Чунгом, отряд успел уйти. Днем Чунг сову отпускать не осмеливался.

Но это было небольшим достижением: если бы не старкские супер-псы, потери в партизанской войне были бы намного больше. Умные друзья вынюхивали и выслушивали врагов пока что лучше, чем сова, которой помогло лишь то, что она легко перелетела через лесную чащу. Враги беспощадно отстреливали псов, а старки столь же беспощадно мстили за каждого убитого друга. В деревнях псов уже опасались трогать: вырезали за убитого в деревне пса каждого десятого мужчину, считая всех, от младенца до старца, и забирали всех приглянувшихся женщин.

Конечно, ночная доставка донесений скоро сделалась привычным делом совы, она не была столь привязана к хозяевам, как псы, и летела на немой свисток или на сигнальные огни издали. Но в целом пока что она большого впечатления на барона не производила.