Ричард Докинз - Величайшее Шоу на Земле: свидетельства эволюции

• Название: Величайшее Шоу на Земле: свидетельства эволюции
• Автор: Ричард Докинз
• Издательство: Bantam Press
• Жанр: Биология

«Величайшее Шоу на Земле — это сама жизнь, в своем разнообразии, сложности, красоте, в невероятном разнообразии видов, занятых своей ролью в этом мире. Все это мы наблюдаем благодаря эволюции, а саму эволюцию — благодаря естественному отбору. Книга посвящена доказательствам эволюции, свидетельствующим, что эволюция — это факт.

Докинз является атеистом, антиклерикальным гуманистом, скептиком, рационалистом, разделяющим идеи Просвещения. В СМИ его часто называют «Ротвейлером Дарвина» по аналогии с английским биологом Т.Х Хаксли, получившего прозвище «Бульдог Дарвина» за речи в защиту естественного отбора.

NB! Перевод взят с notabenoid.com

Данный вариант является рабочей версией для внутреннего употребления и скомпанован «как есть», без учета структуры абзацев оригинала

---

Если бы они были слишком частыми — если бы, скажем, игуаны дрейфовали с острова Гваделупа до Ангильи каждый год — то популяция, из которой зарождался вид, непрерывно затоплялся бы поступающим на Ангилью потоком генов, и поэтому не могла бы отклониться от популяции острова Гваделупа.

Между прочим, пожалуйста, не будьте введены в заблуждение использованием мною такой фразы как «должны быть достаточно часты».

Она может быть неправильно понята, как будто подразумевает, что были предприняты определенного рода шаги, обеспечивающие островам как раз нужное расстояние друг от друга, чтобы облегчить видообразование! Конечно, это помещает телегу перед лошадью.

Скорее везде, где оказывается, что есть острова (острова в широком смысле, как обычно), отстоящие на расстояниях, подходящих для облегчения видообразования, там видообразование и произойдет.

И подходящее расстояние будет зависеть от того, насколько легко путешествовать животным, которым это предстоит.

Те 160 миль, что отделяют остров Гваделупа от Ангильи, были бы детской игрушкой для любой сильной летающей птицы, такой как буревестник.

Но морская переправа даже через нескольких сотен ярдов могла бы быть достаточно трудной, чтобы помочь рождению нового вида, скажем, лягушки или бескрылого насекомого.

Галапагосский архипелаг отделен от материка Южной Америки примерно 600 милями открытой воды, почти в четыре раза больше, чем проплыли в Ангилью те игуаны на своем выкорчеванном плоту.

Все острова вулканические и молодые по геологическим мерками.

Ни один из них никогда не был связан ни с каким материком.

Вся фауна и флора островов должна была перебраться туда, по-видимому, с материка Южная Америка.

Даже при том, что маленькие птицы могут летать, 600 миль достаточно, чтобы сделать переправу вьюрков очень редким событием.

Однако не настолько редким, чтобы этого не могло случиться, и на Галапагосах есть вьрки, предки которых в какой-то момент истории были, по-видимому, принесены туда, вероятно, необычным штормом.

Все эти вьюрки — узнаваемо южноамериканского типа, хотя сами виды уникальны для Галапагосских островов.

Посмотрите на карту Дарвина, которую я выбрал по сентиментальным причинам и потому что он использовал великолепно по-морскому звучащие английские названия для островов, а не современные испанские названия.

Заметьте, что 60-мильный масштаб — приблизительно одна десятая расстояния, которое животное должно было преодолеть, чтобы изначально прибыть на архипелаг с материка.

Сами острова лишь в десятках миль друг от друга, но в сотнях миль от материка.

Какой замечательный рецепт для видообразования.

Было бы упрощением сказать, что вероятность того, чтобы быть случайно пригнанным ветром или переправленным на плоту через морскую преграду на остров обратно пропорциональна ширине преграды.

Однако будет отчетливая обратная корреляция некоторого рода между расстоянием и вероятностью переправы.

Различие между средним межостровным расстоянием в несколько десятков миль и 600-мильным расстоянием до материка является настолько большим, что можно ожидать, что архипелаг будет генератором видообразования.

И так оно и есть, как понял в конечном счете Дарвин, хотя лишь после того, как он уехал с островов, чтобы никогда не вернуться.

Это несоразмерность между расстоянием в десятки миль между островами в пределах архипелага и расстоянием в сотни миль от всего архипелага до материка заставляет эволюциониста ожидать, что различные острова могли бы предоставить жилище видам, довольно подобным друг другу, но более отличающимся от своих двойников на материке.

И именно это мы и обнаруживаем.

Сам Дарвин хорошо об этом выразился, языком, очень близким к эволюционному, даже раньше, чем он должным образом сформулировал свои идеи.

Я поместил ключевую фразу курсивом, и повторю ее повсюду в этой главе в различных контекстах.

«Видя эту градацию и разнообразие состава в одной маленькой, тесно связанной группе птиц, можно было бы действительно представить, что из первоначального скудного числа птиц на этом архипелаге один вид был взят и модифицирован для различных целей.

В подобной манере можно себе представить, что птица, первоначально канюк, была вынуждена здесь взять на себя обязанности кормящегося падалью Polybori американского континента.»

Последнее предложение — ссылка на галапагосского канюка, Buteo galapagoensis, еще один вид, обнаруженный только на Галапагосах, но несколько напоминающий виды на материке, особенно Buteo swainsoni, который, на самом деле, ежегодно мигрирует между Северной и Южной Америкой и, возможно, был унесен с курса в одном или двух необычных случаях.

В настоящее время мы должны были бы назвать галапагосского канюка и нелетающего баклана «эндемичными» для этих островов, подразумевая, что это — единственное место, где они найдены.

Сам Дарвин, полностью еще не принявший эволюции, использовал тогдашнюю общеупотребительную фразу «исконные создания», которая означала, что Бог создал их здесь и нигде больше.

Он использовал ту же самую фразу относительно гигантских сухопутных черепах, которые тогда имелись в большом количестве на всех островах, а также относительно двух видов игуан: галапагосского конолофа (галапагосской сухопутной игуаны) и галапагосской морской игуаны.

Морские игуаны — действительно замечательные существа, весьма отличающиеся от всего того, что мы видим где-либо еще в мире.

Они ныряют к морскому дну и щиплют водоросли, которые, похоже, являются их единственной пищей.

Они — грациозные пловцы, хотя, по откровенному мнению Дарвина, некрасивы на вид:

Это отвратительно выглядящее существо грязного черного цвета, глупое и медлительное в своих движениях.

Обычная длина взрослого — около ярда, но есть некоторые целых четырех футов длиной…

их хвосты сбоку приплюснуты, и все четыре лапы частично перепончатые…

Когда в воде эта ящерица плавает с прекрасной непринужденностью и быстротой благодаря змеиным движениям ее тела и уплощенного хвоста — лапы неподвижны и плотно прижаты по сторонам.

Так как морские игуаны настолько хороши в плавании, можно было бы предположить, что они, а не сухопутные игуаны, совершили длительную переправу с материка и впоследствии образовали в архипелаге новые виды, приведя к возникновению сухопутной игуаны.

Однако, это почти наверняка не так.

Галапагосская сухопутная игуана не слишком отличается от игуан, все еще живущих на материке, тогда как морские игуаны уникальны для Галапагосского архипелага.

Ни одна ящерица с тем же морским образом жизни никогда не была обнаружена где-либо еще в мире.

Мы в настоящее время уверены, что сначала именно сухопутная игуана прибыла с южноамериканского материка, возможно, перевезенная на плоту из деревьев, как современные игуаны с острова Гваделупа, унесенные к Ангилье.

На Галапагосах они впоследствии образовали новые виды, приведя к возникновению морской игуаны.

И почти наверняка географическая изоляция, обеспеченная мозаикой разбросанных островов, сделала возможным начальное разделение между предковыми сухопутными игуанами и только что отделившимся видом морских игуан.

По-видимому некоторые сухопутные игуаны случайно переплыли на плотах на остров, где до того времени игуан не было, и там приобрели морские повадки, избавленные от загрязнения генами, поступавшими от сухопутных игуан на исходном острове.

Намного позже они распространились на другие острова, в конечном счете вернувшись на остров, с которого их сухопутные предки первоначально произошли.

К настоящему времени те больше не могли скрещиваться с ними, и их генетически унаследованные морские повадки были избавлены от опасности загрязнения генами сухопутных игуан.

В очередном примере Дарвин заметил ту же самую вещь.

Животные и растения каждого острова Галапагосов в значительной степени эндемичны для этого архипелага («исконные создания»), но в деталях они также по большей части уникальны от острова к острову

В этом отношении он был особенно впечатлен растениями:

«Следовательно у нас есть действительно замечательный факт, что на острове Джеймс [Сантьяго] из тридцати восьми галапагосских растений, или из растений, что не найдены ни в какой другой части мира, тридцать ограничены исключительно этим островом; и на Албемарле [Исабела], из двадцати шести исконных галапагосских растений двадцать два ограничены этим островом, то есть только четыре, как в настоящее время известно, растут на других островах архипелага; и так далее… с растениями с островов Чатема [Сан-Кристобаль] и Чарльза [Флорена].»

Он отметил ту же вещь с распределением на островах пересмешников.