Майкл Карлей - 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

• Название: 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны
• Автор: Майкл Карлей
• Издательство: Грантъ
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-89135-309-1

Канадского историка пустили в бывшие советские архивы и вот он всю книжку удивляется: «Ну надо же! Всё так оно и было, как СССР рассказывал». Несмотря на это, наш канадский друг почему-то твёрдо убеждён, что в предвоенное время СССР обязан был отстаивать англо-французские интересы, а не свои собственные. — DS

Концы страниц размечены в теле книги так: <!-- 123 -->, для просмотра номеров страниц следует открыть файл в браузере. — DS

---

Слова Литвинова находили сторонников и среди некоторых британских и французских официальных лиц и политиков, которые тоже видели опасность. Ванситтарт, постоянный заместитель британского министра иностранных дел вплоть до конца 1937 года, называл сторонников альянса с Советами «реалистами», которые признавали, что главная опасность исходит от нацистской Германии. Во второй половине 30-х годов известным сторонником улучшения отношений между Британией и Советским Союзом стал Черчилль, бывший прежде «твердолобым» антикоммунистом, полным решимости уничтожить «болши». Он не стал лучше относиться к коммунизму, но утверждал, что тот был меньшим злом для Британии, чем нацизм. Другие реалисты тоже били в набат. «За границей снова завелся бешеный пес, — предупреждал А. С. Темперли, делегат от Британии на женевских переговорах по разоружению весной 1933 года. — И мы должны решительно сплотиться, чтобы или безоговорочно уничтожить его, или добиться по крайней мере его изоляции, пока болезнь не будет вылечена».8 Забавно, если литвиновский образ «бешеного пса» был почерпнут именно из британских источников.

Ванситтарт или «Ван», как его называли достаточно близкие люди, был самым последовательным и наиболее мужественным из той небольшой группы британских официальных лиц, которые безуспешно пытались обратить внимание английского правительства на существование нацистской опасности. Он был карьерный дипломат, который трудом проложил себе дорогу на самый верх Форин офиса. Уверенный в себе, жизнерадостный, типичный представитель английского правящего класса, владевший домами и прислугой, он был членом благопристойно шикарного Сент-Джеймского клуба и не прочь был провести время за картами. На самом деле, впечатления, почерпнутые в клубе и за картами, нет-нет да и мелькнут в его протоколах или дипломатических записках. Между прочим, он был еще и талантливым писателем и драматургом. Это сквозит иногда в его эпиграммах, неожиданных оборотах фраз, написанных крупным размашистым почерком. Ванситтарт был настолько уверен в своих воззрениях и проводимой им политике, что порой раздражал даже собственных министров, и в конце концов, как ни были велики его власть и влияние, министр иностранных дел приходился ему прямым начальником. Один из министров, Энтони Иден, которому тоже не правилось иметь своим постоянным заместителем такого сильного и твердого человека, говорил, что «по складу ума» Ванситтарту следовало бы быть именно министром, а не чиновником при нем.9 Поэтому Иден и хотел от него избавиться.

Ванситтарт стремился проводить политику реализма, не заводя постоянных друзей или постоянных врагов и ставя превыше всего интересы Британии. Он не любил большевиков, но научился терпеть их и даже одобрял сотрудничество с ними, когда нацистская Германия стала угрожать Европе. По мере развертывания событий 30-х годов он все более подозрительно относился к немцам и ненавидел нацистов. Годы уступок требованиям Гитлера, неоднократно утверждал он, создали Британии репутацию ослабленной второстепенной державы. Он верил, что только мощь державы рождает международное уважение и дает верных союзников, в то время как ее недостаток ведет к ущемлению британских интересов и к изоляции. В середине 30-х, когда британское правительство совсем не спешило перевооружать армию и отказывалось воспринимать нацистскую опасность настолько же серьезно, как и он, Ванситтарт проявил большую горячность. Из-за этого он и нажил себе серьезные неприятности в отношениях со своими начальниками-консерваторами.

Ванситтарт сумел воспитать из некоторых сотрудников Форин офиса верных последователей своего дела, его «ребят», как называли их иногда. Среди них можно назвать Ральфа Вигрэма и Лоуренса Коллье. Вигрэм безвременно умер в конце 1936 года, а Коллье стал главной «рапирой» Ванситтарта в деле ускорения советско-британского сближения и противостояния политике бесконечных уступок нацистской Германии. Это не пошло на пользу их карьере. Но они наверняка считали — если думали об этом вообще, — что безопасность страны была гораздо важнее их собственной карьеры.

В отношении нацистской опасности Ванситтарт был всегда прямолинеен, а это качество не очень приветствуется политиками. «Нынешний режим в Германии, — говорил он, — обязательно развяжет новую европейскую войну, как бывало не раз, стоит ему почувствовать себя достаточно сильным».10 Но очень немногие в Британии прислушивались к его словам, а даже когда прислушивались, принимались обвинять его в паникерстве, самонадеянности и чрезмерной враждебности к нацистской Германии. Его отчеты в материалах Форин офиса, подписанные характерным размашистым «R», кажется до сих пор дрожат от негодования и тревоги за свою страну.

«Я делал все возможное, — писал Ванситтарт в своих мемуарах, — но это оказалось не так уж много».11 Он недооценивал свои усилия. Он сделал ровно столько, сколько было в силах государственного служащего, чтобы предупредить об опасности, грозившей его стране. «С каждым месяцем, — писал он в 1935 году, — я получаю все больше свидетельств, которые подтверждают мои подозрения и все больше убеждают меня в конечных целях германской политики. Думаю, скоро они будут ясны всем, кроме предубежденных и слепых».12 Или в 1936 году: «...какие бы необоснованные надежды мы ни питали на будущее, реалии сегодняшнего дня вселяют мало оптимизма. Нынешняя Германия не собирается оставаться в пределах существующих границ...» Герр Гитлер уверял нас в своей «дружбе и самых сердечных намерениях, но никаких действий за этим... не последовало», отмечал Ванситтарт. «Обещанного "завтра", как известно, три года ждут. И это завтра не наступит никогда...».13

Ванситтарт пытался возродить альянс с Италией и Россией, который существовал в годы Первой мировой войны. И то, что Италия была фашистской, а Россия коммунистической, ничего не значило, если они готовы были выступить вместе с Британией против нацистской Германии. Эррио и Литвинов вынашивали похожие планы. Самым важным было создать мощную коалицию антинацистских государств. В 1934 году Ванситтарт начал выдвигать идею сближения с Советским Союзом. Какое-то время в консервативном правительстве к ней прислушивались. Нам необходимо поддерживать «дружбу» с Советами, говорил Ванситтарт в 1935 году, и тогда нас не собьет с толку плакатный Гитлер «в виде пустоголовой тыквы со свечкой внутри». Мы должны руководствоваться «реалистической оценкой момента».14

Пытаясь проводить свою политику, Ванситтарт начал регулярно встречаться с советским послом в Лондоне, Иваном Михайловичем Майским. Майский играл важную роль в улучшении англо-советских отношений. Бывший меньшевик, посол, уже приезжал в Лондон в качестве советника в 1926—1927 гг., а потом уже, в конце 1932 года как советский посол. «...Многие избегали его, — писал Ванситтарт в своих мемуарах. — Мне его было жаль, потому что и дома его положение было слишком непрочным... Я думал, что если он не добьется здесь успеха, его могут просто убить». Майский был одним из людей Литвинова и сторонником коллективной безопасности. Как и Литвинов, еще до русской революции он провел некоторое время в эмиграции в Лондоне и хорошо знал английский язык. Он был невысокого роста, с круглым приветливым лицом, на котором часто появлялась теплая улыбка, татарскими усами и реденькой эспаньолкой. Ванситтарт и Майский понравились друг другу, их жены, по словам Майского, облегчили дело, познакомившись первыми. «Помогать хромым собакам лазить через барьер (когда их прямая задача — кусать) не слишком почетная обязанность, — писал Ванситтарт, — но я и моя жена делали все от нас зависящее, чтобы расширить круг их знакомств и часто приглашали их отобедать, вчетвером или в компании...» Пользуясь подобной помощью, Майский завел в Лондоне широкий круг знакомств с интеллектуалами, журналистами, политиками и министрами. Эти контакты, считал он, были особенно важны для разъяснения взглядов и политики его правительства, которые часто превратно толковались Форин офисом и антикоммунистической британской прессой. Майский так преуспел в своей работе, в которую вкладывал, надо отметить, все силы, что многие сотрудники Форин офиса были просто в ярости от его успехов и столь легкого «завоевания» британской элиты. Во время войны он стал очень популярен в Лондоне, и Сталин перед самой своей смертью в 1953 году наградил Майского, как и многих других, за службу своей стране арестом.15 К счастью, через несколько недель после этого Сталин умер и Майский был впоследствии освобожден Никитой Хрущевым, дожил до преклонного возраста и написал мемуары.

Обеды у Ванситтартов оказались не только веселыми, но и очень полезными. В компании часто бывал «Уинстон», и тогда разговор фокусировался на зарождающемся англо-советском сближении и его главной причине — быстро перевооружающейся нацистской Германии. Примерно с этого времени Черчилль стал выступать за более тесные англо-советские связи. У него были хорошие деловые и личные отношения с Ванситтартом, и «Ван» организовал в июне 1935 года тот самый обед, где Черчилль впервые встретился с советским послом. Они, по воспоминаниям Майского, встретились в «семейной» обстановке с Черчиллем, «который искал возможности со мной побеседовать». Двое мужчин во многом сошлись и стали видеться регулярно. Черчилль, который разделял взгляды Ванситтарта о необходимости установления лучших западно-советских отношений, стал советчиком Майского, и нельзя сказать, что его советы оказались плохи. Он неоднократно заявлял, что советская политика должна быть осторожной и терпеливой. Твердолобые тори не хотят кооперации с Советским Союзом, предупреждал Черчилль: они думают, что безопасность Запада может быть обеспечена соглашением с нацистской Германией в обмен на свободу германских действий на Востоке. Все это чепуха! — фыркал Черчилль. Гитлеровская Германия — «огромная, научно организованная военная машина с полудюжиной американских гангстеров во главе». Литвинов прав, европейский мир неделим: если Гитлер двинется на Восток, то в конце концов он все равно повернет на Запад, но тогда его будет гораздо труднее остановить. Англо-французские сторонники альянса с Советским Союзом в конечном итоге одержат верх, полагал Черчилль, но эта победа не придет в одночасье, в британской политике будет еще достаточно «зигзагов» (взлетов и падений). Советское правительство должно «запастись терпением и выдержкой». Но Красная армия должна вооружиться до зубов, потому что «наш общий враг у ворот». Тупая неприязнь приводит к тому, что прямого советского участия в большом антинацистском альянсе сразу достигнуть не удастся. Твердолобых нужно обойти, говорил Черчилль, но вся беда в том, что обойти их невозможно.16 В 1936 году Ванситтарт утратил большую часть того влияния, которое оказывал на британскую внешнюю политику. Его закат начался после того, как Италия осенью 1935 года, стремясь расширить свои североафриканские колонии, вторглась в Абиссинию (Эфиопию). Когда англо-французские планы щедрых территориальных уступок Италии просочились в прессу, министр иностранных дел сэр Сэмюэль Хор, только шесть месяцев находившийся на своем посту, был вынужден уйти в отставку. Часть вины была возложена и на Ванситтарта, а Италия, как один из ожидаемых участников союза против нацистской Германии, была вычеркнута из списков. Вскоре оттуда пришлось вычеркнуть и Советский Союз, потому что новый министр иностранных дел Энтони Иден положил конец сближению с Советами. «Я не доверяю [Советам], — говорил Иден, — и уверен, что в самой сердцевине их коренится ненависть ко всему, что так дорого нам».17 Доводы были привычными: Коминтерн, коммунистическая пропаганда, враждебное отношение Советов к Британской империи и вмешательство в британские внутренние дела. Я не хочу «исключительно доверительных отношений с Советами, — отмечал Иден. — Они должны быть корректными и все».18 Большинство тори, а тори и составляли большинство, потому что они контролировали британское правительство, были идеологами, которые принимали ленинскую концепцию о том, что социализм породила война, а следующая война распространит коммунизм до самого сердца Европы. Поэтому альянс с Советским Союзом против нацистской Германии был нежелателен.