Антон Чехов - Том 21. Письма 1888-1889

• Название: Том 21. Письма 1888-1889
• Автор: Антон Чехов
• Издательство: Наука
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1976

Двенадцать томов серии — это своеобразное документальное повествование Чехова о своей жизни и о своем творчестве. Вместе с тем, познавательное значение чеховских писем шире, чем их биографическая ценность: в них бьется пульс всей культурной и общественной жизни России конца XIX — первых лет XX века.

В третьем томе печатаются письма Чехова с октября 1888 по декабрь 1889 года.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Дома я застал горе. Наша семья еще не знала смерти*, и гроб пришлось видеть у себя впервые.

Похороны устроили мы художнику отличные. Несли его на руках, с хоругвями и проч. Похоронили на деревенском кладбище под медовой травой; крест виден далеко с поля. Кажется, что лежать ему очень уютно.

Вероятно, я уеду куда-нибудь. Куда? Не вем.

Суворин зовет за границу*. Очень возможно, что поеду и за границу, хотя меня туда вовсе не тянет. Я не расположен теперь к физическому труду, хочу отдыха, а ведь шатанье по музеям и Эйфелевым башням, прыганье с поезда на поезд, ежедневные встречи с велеречивым Дмитрием Васильевичем*, обеды впроголодь, винопийство и погоня за сильными ощущениями — всё это тяжелый физический труд. Я бы охотнее пожил где-нибудь в Крыму, на одном месте, чтоб можно было работать.

Пьеса моя* замерзла. Кончать некогда, да и не вижу особенной надобности кончать ее. Пишу понемножку роман, причем больше мараю, чем пишу.

Вы пьесу пишете?* Вам бы не мешало изобразить оригинальную комедийку. Напишите и уполномочьте меня поставить ее в Москве. Я и на репетициях побываю, и гонорар получу, и всякие штуки.

Если я уеду куда-нибудь, то с каждой большой станции буду посылать Вам открытые письма, а из центров закрытые письма.

Линтваревы здравствуют. Они великолепны. С каждым днем становятся всё лучше и лучше, и неизвестно, до чего они дойдут в этом направлении. В великодушии и доброте нет им равных во всей Харьк<овской> губернии. Смагины здравствуют и тоже совершенствуются.

Поздравляю «Северный вестник» с возвращением Протопопова и Короленко*. От критики Протопопова никому не будет ни тепло, ни холодно, потому что все нынешние гг. критики не стоят и гроша медного — в высшей степени бесполезный народ, возвращение же Короленко факт отрадный, ибо сей человек сделает еще много хорошего. Короленко немножко консервативен; он придерживается отживших форм (в исполнении) и мыслит, как 45-летний журналист; в нем не хватает молодости и свежести; но все эти недостатки не так важны и кажутся мне наносными извне; под влиянием времени он может отрешиться от них. Сестра благодарит за поклоны и велит кланяться. Мать тоже. А я целую Вас, обнимаю и желаю всяческих благ. Будьте счастливы и здоровы.

Ваш А. Чехов.

Суворину А. С., 2 июля 1889*

665. А. С. СУВОРИНУ

2 июля 1889 г. Сумы.

2 июль. Сумы.

Простите, что пишу на клочке.

Сейчас я получил от Вас письмо. Вы пишете, что пробудете в Тироле целый месяц. Времени достаточно, чтобы я мог съездить до заграницы в Одессу, куда влечет меня неведомая сила*. Значит, я выеду из Киева не во вторник, как телеграфировал*, а позже. Из Волочиска буду телеграфировать.

Из Одессы тоже буду телеграфировать*.

Бедняга Николай умер. Я поглупел и потускнел. Скука адская, поэзии в жизни ни на грош, желания отсутствуют и проч. и проч. Одним словом, чёрт с ним.

Всех Ваших от души приветствую, а Анне Ивановне целую руку.

Если хотите, телеграфируйте мне в Одессу (Одесса, Северная гостиница).

* * *

Пьяница Вам кланяется. Он живет теперь у меня* и ведет трезвую жизнь. Тифа у него не было*.

Не горюйте, что Вам приходится много тратить на телеграммы. Деньги, потраченные Вами на телеграммы ко мне, я пожертвую в кадетский корпус, который будет построен Харитоненком*, на учреждение стипендии имени А. А. Суворина.

Будьте счастливы и не старайтесь утомляться.

Ваш до конца дней моих

А. Чехов.

Чехову И. П., 16 июля 1889*

666. И. П. ЧЕХОВУ

16 июля 1889 г. Пароход «Ольга» (по пути из Одессы в Ялту).

Пароход «Ольга». Воскресенье 16 июля.

Я еду в Ялту и положительно не знаю, зачем я туда еду. Надо ехать и в Тироль, и в Константинополь, и в Сумы; все страны света перепутались у меня в голове, фантазия кишмя кишит городами, и я не знаю, на чем остановить свой выбор. А тут еще лень, нежелание ехать куда бы то ни было, равнодушие и банкротство… Живу машинально, не рассуждая.

Из Одессы выехал я не в понедельник, как обещал, а в субботу. Совсем было уж уложился, заплатил по счету, но пошел на репетицию проститься — и там меня удержали. Один взял шляпу, другая палку, а все вместе упрашивали меня так единодушно и искренно, что не устояла бы даже скала; пришлось остаться. Без тебя жил* я почти так же, как и при тебе. Вставал в 8–9 часов и шел с Правдиным купаться. В купальне мне чистили башмаки, к<ото>рые у меня, кстати сказать, новые. Душ, струя… Потом кофе в буфете, что на берегу около каменной лестницы. В 12 ч. брал я Панову и вместе с ней шел к Замбрини есть мороженое (60 коп.), шлялся за нею к модисткам, в магазины за кружевами и проч. Жара, конечно, несосветимая. В 2 ехал к Сергеенко, потом к Ольге Ивановне борща и соуса ради. В 5 у Каратыгиной чай, к<ото>рый всегда проходил особенно шумно и весело; в 8, кончив пить чай, шли в театр. Кулисы. Лечение кашляющих актрис и составление планов на завтрашний день. Встревоженная Лика*, боящаяся расходов; Панова, ищущая своими черными глазами тех, кто ей нужен; Гамлет-Сашечка*, тоскующий и изрыгающий громы; толстый Греков, всегда спящий и вечно жалующийся на утомление; его жена — дохленькая барыня, умоляющая, чтоб я не ехал из Одессы; хорошенькая горничная Анюта в красной кофточке, отворяющая нам дверь, и т. д. и т. д. После спектакля рюмка водки внизу в буфете и потом вино в погребке — это в ожидании, когда актрисы сойдутся у Каратыгиной пить чай. Пьем опять чай, пьем долго, часов до двух, и мелем языками всякую чертовщину. В 2 провожаю Панову до ее номера и иду к себе, где застаю Грекова. С ним пью вино и толкую о Донской области (он казак) и о сцене. Этак до рассвета. Затем шарманка снова заводилась и начиналась вчерашняя музыка. Всё время я, подобно Петровскому, тяготел к женскому обществу, обабился окончательно, чуть юбок не носил, и не проходило дня, чтоб добродетельная Лика с значительной миной не рассказывала мне, как Медведева боялась отпустить Панову на гастроли и как m-me Правдина (тоже добродетельная, но очень скверная особа) сплетничает на весь свет и на нее, Лику, якобы потворствующую греху.

Прощание вчера вышло трогательное. Насилу отпустили. Поднесли мне два галстуха на память и проводили на пароход. Я привык и ко мне так привыкли, что в самом деле грустно было расставаться.

Слышно, как на военном фрегате играет музыка. Жарко писать. Сейчас завтрак.

Нашим буду писать из Алупки, а пока кланяйся всем. Пилит ли Семашечка на своей поломанной жене*?

В Ялте Стрепетова* и, вероятно, кто-нибудь из литераторов. Придется много разговаривать.

Актрисы тебе кланялись.

«Горе от ума» сошло скверно, «Дон-Жуан» и «Гамлет» хорошо*. Сборы плохие.

Получил письмо от Боборыкина*. Если есть письма на мое имя, то пришли их (заказным) по адресу: Ялта, Даниилу Михайловичу Городецкому, для передачи мне. Пришли и почтовые повестки, я напишу доверенность.

У меня нет ни желаний, ни намерений, а потому нет и определенных планов. Могу хоть в Ахтырку ехать, мне всё равно. Маше буду писать, вероятно, завтра. Ну, оставайтесь все здоровы и не поминайте лихом.

А. Ч.

Кондратьеву И. М., 18 июля 1889*

667. И. М. КОНДРАТЬЕВУ

18 июля 1889 г. Ялта.

18 июль, Ялта.

Многоуважаемый Иван Максимович!

Будьте добры выслать причитающийся мне гонорар по следующему адресу:

г. Сумы, Харьк<овской> губ., Марии Павловне Чеховой, для передачи мне.

Приеду я в Москву в первых числах сентября. Желаю Вам всего хорошего и пребываю искренно уважающим

А. Чехов.

Чеховой М. П., 18 июля 1889*

668. М. П. ЧЕХОВОЙ

18 июля 1889 г. Ялта.

18 июль.

Я живу в Ялте (дача Фарбштейн)*. Попросить тебя и Наталию Михайловну приехать сюда я не решаюсь, так как положительно не имею понятия о том, как долго я проживу здесь и куда поеду отсюда. Скука адская, и возможно, что я уеду отсюда завтра или послезавтра. Уеду в Сумы, а из Сум в Москву, не дожидаясь сентября. Лето мне опротивело, как редиска.

Живу я на очень приличной даче, плачу за 1½ комнаты 1 рубль в сутки. Море в двух шагах. Растительность в Ялте жалкая. Хваленые кипарисы не растут выше того тополя, который стоит в маленьком линтваревском саду налево от крыльца; они темны, жестки и пыльны. В публике преобладают шмули и бритые рожи опереточных актеров. Женщины пахнут сливочным мороженым.

К сожалению, у меня много знакомых. Редко остаюсь один. Приходится слушать всякий умный вздор и отвечать длинно. Шляются ко мне студенты и приносят для прочтения свои увесистые рукописи*. Одолели стихи. Всё претенциозно, умно, благородно и бездарно.