Антон Чехов - Том 23. Письма 1892-1894

• Название: Том 23. Письма 1892-1894
• Автор: Антон Чехов
• Издательство: Наука
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1977

Двенадцать томов серии — это своеобразное документальное повествование Чехова о своей жизни и о своем творчестве. Вместе с тем, познавательное значение чеховских писем шире, чем их биографическая ценность: в них бьется пульс всей культурной и общественной жизни России конца XIX — первых лет XX века.

В пятом томе печатаются письма Чехова с 1 марта 1892 по 31 декабря 1894 года.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Благодарю за адрес Ивана Леонтьевича*. Желаю всего хорошего.

Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

Лазареву (Грузинскому) А. С., 15 октября 1892*

1221. А. С. ЛАЗАРЕВУ (ГРУЗИНСКОМУ)

15 октября 1892 г. Москва.

Здравствуйте, Александр Семенович! Остановился я у чёрта на куличках — Новая Басманная, Петровско-Басманное училище*. Приехал я по весьма важным и спешным делам и 17-го уеду опять. Нужно спешить, так как дома около меня холера. Приеду еще через 1–1½ недели. Не повидаться ли нам*? Мне известно, что завтра к 12 дня меня дома не будет, а остальное мне неизвестно. Я соскучился по Вас и по Николае Михайловиче. Где он? Что он? Пользуюсь тем, что сожитель наш Юс Малый посылает Вам свой рассказ*, и вкладываю это письмо в его пакет — способ избавить себя от 5-коп. марки. Завтра в 12 я в «Слав<янском> базаре» завтракаю с Лавровым и Гольцевым*. Весьма вероятно, что к 3–4 часам или к 5 буду дома. Поехал бы к Вам, но, честное слово, занят по горло.

Ваш А. Чехов.

Суворину А. С., 18 октября 1892*

1222. А. С. СУВОРИНУ

18 октября 1892 г. Мелихово.

18 октяб.

Издавать в Париже «Новое время» — это идея роскошная, и, конечно, жаль, что, вернувшись домой, Вы охладели к ней. Финансовые соображения великая штука, но мне кажется, что не во всех случаях жизни следует ставить их на первое место. Влюбленный должен любить, охотник стрелять, а журналист писать и издавать независимо от того, сколько стоит дом и его ремонт.

Пьеса Сумбатова* имела в Москве солидный успех и была даже напечатана в одном из изданий Общества любителей словесности. Написал князь свою «хронику», потому что не знает истории; вот почему она понравилась Москве и почему ее напечатало университетское Общество — сие необъяснимо. Вы очень сердито обошлись с хроникой*, и мне, признаться, немножко жаль князя. Пьеса скверная, но ведь если бы Сумбатову не говорили умные и ученые люди, что она великолепная, то он не поставил бы ее. Я помню, с какою робостью он писал ее и потом как высоко задрал свой кавказский нос, когда исторические и литературные авторитеты признали в ней перл. Недавно со мною была такая история. Приходит ко мне некий Шуф, юноша, с толстой тетрадищей и слезно просит прочитать его поэму в стихах, кажется «Баклан», и сказать о ней свое мнение. Говорит, что читал профессорам словесникам и те будто очень хвалили. Читаю — и о неба херувимы! Дрянь ужасная и притом всплошь глупая. Приходит автор за ответом, и я по совести говорю ему свое мнение и советую длинных поэм не писать. И что же Вы думаете? Через месяц эта поэма появляется в «Вестнике Европы». Я остался в дураках, но не в этом беда. Беда в том, что после профессорских похвал и «Вестника Европы» юноша по слабости человеческой во всякой критике будет теперь видеть посягательство на свой гений. Жаль, что у Вас нет досуга взять одну из последних книжек «Вестника Европы», кажется, июльскую, и прочесть там поэму Шуфа. Вы бы прочли и сказали мне: если бы Шуф переделал свою поэму в пьесу и поставил ее на сцене, то один ли он был бы виноват в этом?

Сестра замуж не вышла*, но роман, кажется, продолжается в письмах. Ничего не понимаю. Существуют догадки, что она отказала и на сей раз. Это единственная девица, которой искренно не хочется замуж. Теперь о себе. Жениться я не хочу, да и не на ком. Да и шут с ним. Мне было бы скучно возиться с женой. А влюбиться весьма не мешало бы. Скучно без сильной любви.

Вы сквозь призму моего благодушества увидели жизнь однотонную, бесцветную и унылую. Я-де сам по себе, а мое Монрепо и семь лошадей сами по себе. Я, голубчик мой, далек от того, чтобы обманывать себя насчет истинного положения вещей; не только скучаю и недоволен, но даже чисто по-медицински, т. е. до цинизма, убежден, что от жизни сей надлежит ожидать одного только дурного — ошибок, потерь, болезней, слабости и всяких пакостей, но при всем том, если бы Вы знали, как приятно не платить за квартиру и с каким удовольствием я вчера уезжал из Москвы. Что-то новое для меня есть в сознании, что я не обязан жить на такой-то улице и в таком-то доме. Сегодня я гулял в поле по снегу, кругом не было ни души, и мне казалось, что я гуляю по луне. Для самолюбивых людей, неврастеников нет удобнее жизни, как пустынножительство. Здесь ничто не дразнит самолюбия, и потому не мечешь молний из-за яйца выеденного. Здесь есть где двигаться и читаешь больше. Нехорошо вот только, что нет музыки и пения и что Вас сюда никакими силами не затащишь, остальное же или заменимо, или же легко добывается в Москве за деньги, а от меня до Москвы рукой подать.

Зима. Участок мой уже закрыт, но больные все-таки ходят. Вчера отвез в «Русскую мысль» две повести*. Буду работать всю зиму не вставая, чтобы весной уехать в Чикаго*. Оттуда через Америку и В<еликий> океан в Японию и Индию. После того, что я видел и чувствовал на востоке, меня не тянет в Европу, но, будь время и деньги, поехал бы опять в Италию и Париж.

Ваше раздражение исподоволь уляжется, но вот головные боли — это грустная история. Я недавно лечил от головной боли одного старика, который ходил согнувшись и стонал непрерывно. У него мигрени продолжаются дня по четыре. Ходит ко мне также и ужасно надоела баба Авдотья, у которой вот уже год болит голова — непрерывно; при обострениях она лежит в постели в полузабытьи, слабая, с паршивым пульсом и очень походит на тифозную. Ей помогает салициловый натр, и, чтобы получить 2–3 порошка, она ходит ко мне за 5 верст. Даю ей иодистый калий. Тоже помогает. Иодистый калий вообще хорошая штука.

Около нас было 11 холерных. Это цветки, ягодки будут весной. Высокая смертность — это серьезный тормоз. Мы ведь бедны и некультурны оттого, что у нас много земли и очень мало людей.

Напишите мне что-нибудь про Льва Толстого.

20-го окт<ября> земское собрание. Предположено (я читал в отчете) благодарить меня за организацию участка. С августа на 15 октября я записал у себя на карточках 500 больных; в общем принял, вероятно, не менее тысячи. Мой участок вышел удачен в том отношении, что были в нем доктор, фельдшер, два отличных барака, принимались больные, производились разъезды по всей форме, посылались в санитарное бюро отчеты, но денег потрачено всего 110 руб. 76 коп. Львиную долю расходов я взвалил на своих соседей-фабрикантов, которые и отдувались за земство.

Пишите мне, пожалуйста. Что Вы не были на похоронах у Свободина, это хорошо. Вообще никогда не ходите на похороны.

Желаю Вам здоровья и покоя.

Ваш А. Чехов.

Ежову Н. М., 20 октября 1892*

1223. Н. М. ЕЖОВУ

20 октября 1892 г. Мелихово.

20 октябрь.

Добрейший Николай Михайлович, я буду в Москве около 1-го ноября и на сей раз, чтобы ближе было, остановлюсь в «Лоскутной». Постараюсь просидеть один день безвыходно в номере, и тогда конечно никакие силы не помешают нам свидеться и потолковать. Когда Вы были на Басманной*, я то завтракал, то обедал и освободился только к 9 часам вечера.

Рекомендацию дам охотно*. Но как? Написать ли мне прямо Лаврову или же прислать Вам записку*, а уж Вы снесете ее в редакцию вместе с повестью? Или не подождать ли Вам моего приезда, когда я сам снесу в «Русскую мысль» Ваш рассказ?

Откуда Вы взяли, что Ваши последние нововременские рассказы не нравятся мне*? Я с удовольствием читаю Вас и всякий раз замечаю, что Вы идете не назад, а вперед. Пожалуй, одно только пришлось мне не по вкусу в одном из Ваших рассказов — это Ваше желание убедить меня, что в кафешантане не бывают порядочные женщины. Это, душа моя, я и без Вас давно знаю. Напрасно Вы трудились стрелять моралью по девкам и по Бобровскому*; в выигрыше ведь Бобровский, который в ту ночь наверное спал с девочкой, а не Вы, который ушли домой не солоно хлебавши.

Издавать книжку с помощью «Пет<ербургского> листка» я Вам не советую*. Надо или самому издавать, или же подождать приезда Суворина. «П<етербургский> листок» — это пломба недоброкачественная, трихинная… У Вас ведь свой читатель, а у «Листка» свой.

Амфитеатров очень недурно ведет московский фельетон*.

Поклонитесь Александру Семеновичу* и оставайтесь живы и здоровы. Желаю Вам всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

Чехову Ал. П., 21 октября 1892*

1224. Ал. П. ЧЕХОВУ

21 октября 1892 г. Мелихово.

21 октябрь.

Достопочтенный братец! Я не отвечал тебе насчет Литературного фонда*. Так как я туда не буду делать взносов, то буде еще раз встретится тебе Загуляев и спросит насчет меня, то отвечай незнанием. Можешь, впрочем, рассказать ему про Людмилу Павловну и прохателей*.