Дмитрий Вересов - Черный ворон

• Название: Черный ворон
• Автор: Дмитрий Вересов
• Издательство: Издательский дом "Нева"
• Жанр: Триллер
• Год: 2001
• ISBN: 5-7654-0507-X

Первая книга одноименной трилогии Дмитрия Вересова, действие которой охватывает сорок лет.

В прихотливом переплетении судеб двух поколений героев есть место и сильным страстям, и мистическим совпадениям, и хитроумным интригам, и захватывающим приключениям.

Одно из лучших произведений конца уходящего века… Если взять все лучшее из Шелдона и «Угрюм-реки» Шишкова, то вы получите верное представление об этой книге.

---

В автобусе Лизавета сидела молча, прямо, не сводила сухих, невидящих глаз с крышки гробика, поставленного между рядами сидений. Таня же не сводила глаз с сестры. И даже не обратила внимание, что взгляды большинства женщин и всех, за исключением шофера, мужчин прикованы к ней самой.

Гости вереницей проходили мимо виновников торжества, говорили им всякие теплые слова, целовались, обнимались, вручали подарки, которые затем передавались распорядителям и уносились куда-то. Потом, в том же порядке, гостей препровождали к длинным поставленным «покоем» столам, и каждый оказывался возле места, отмеченного карточкой с его фамилией, именем и отчеством. На столе рядом с карточками стояли столовые приборы кузнецовского фарфора (три тарелочки стопкой, увенчанные конусом льняной салфетки, и одна отдельно, для хлеба), наборы ножей и вилок в определенной последовательности и по шесть хрустальных емкостей разной формы и размера. Кроме этих приборов, на столах симметрично и довольно плотно расположились некие круглые и овальные предметы, прикрытые белыми и серебристыми крышками. О том, что скрывалось под каждой крышкой, можно было только догадываться.

Именно по этому залу павильон и получил название Голубого. Светлый паркет устилали голубые дорожки, стены от пола до мраморного пояска под самым потолком были убраны голубым шелком, окна занавешены плотными голубыми портьерами. Потолок, лишь «освежавшийся» со времен князя, являл собой зрелище голубого неба с нежными кучевыми облаками, пухлыми купидонами, резвыми нимфами и прочими приятностями в стиле рококо. У противоположной от столов стены располагалась невысокая сцена, где все тот же оркестр с дирижером в сером фраке негромко, для фона, наигрывал мелодии из популярной классики. Помимо той, главной, двери, в которую вошли гости, в зале имелось еще несколько дверей за бархатными голубыми занавесами.

Последними к самым почетным местам во главе центрального стола подошли герои дня в сопровождении родителей. Музыка заиграла громче, внушительней. Те из гостей, которые успели сесть, встали. Музыка резко смолкла. Все замерли. Наступила мертвая тишина.

— Дорогие товарищи, друзья! — Голос Марины Александровны звучал громко, взволнованно. — Слово для приветствия молодоженам имеет… — Она выдержала многозначительную паузу, — Григорий Васильевич Романов!!!

Короткий вздох изумления — и бурные, дружные аплодисменты.

Над дверью сбоку от сцены взметнулся занавес, и в зал вошел невысокий, довольно плюгавый мужчина, лицом, известным всей стране по портретам, напоминавший пожилого зайца. Он немного постоял, приветственно, словно на первомайской трибуне, подняв руку, а потом быстро вышел в центр зала. Аплодисменты перешли в овацию.

Мужчина махнул рукой, и тут же стало тихо. — Нашли кому хлопать, — с притворной укоризной произнес он. — Разве мне сегодня надо хлопать? Вот кому сегодня надо хлопать! — Он указал на Павла с Таней.

Все обернулись к молодоженам и захлопали с новой силой. Романов, по обе стороны которого материализовались двое крепких молодцов, двинулся к ним. Гости, мимо которых он проходил, разворачивались и, вжимаясь тылами в стол, сопровождали товарища Романова взглядами и аплодисментами. Романов обнял Павла и явно не без удовольствия расцеловался с Таней, приподнявшись для этого на цыпочки. Встав между молодыми, он обвел взглядом присутствующих.

— Я ведь этого шмендрика еще вот таким помню, — начал он, показывая куда-то вниз, под стол. Павел кашлянул. — А теперь вот поди ж ты… Длинный, серьезный вымахал, и вона какую кралю себе отхватил! — Романов хихикнул и посмотрел на Чернова. — Что, Дормидонтыч, завидки берут? Эх, были когда-то и мы рысаками…

Он обогнул Павла и обнялся с Дмитрием Дормидонтовичем.

В эти секунды за спинами гостей выросли фигуры официантов в черных фраках. В стопочках, как по мановению волшебной палочки, образовалась прозрачная водка, а в хрустальных стаканах — настоящая американская кока-кола, которую официанты разливали, выставляя напоказ коричневые витые бутылочки.

В одной руке у Романова сама собой появилась большая рюмка, а в другой — стакан с шипучей минералкой, которую налили только ему.

— Здоровье наших молодых! Совет да любовь! — выкрикнул он и осушил рюмку. То же самое сделали и все присутствующие, кроме Павла с Таней и еще Ивана, который в самое последнее мгновение переменил руку и хлебнул темной кока-колы.

— Горькая, однако ж, водочка попалась! — подмигнув, заметил Григорий Васильевич. Все мгновенно подхватили намек и стали скандировать: «Горько! Горько!»

Губы Павла и Тани слились в долгом поцелуе. Пока все смотрели на них, Романов тихонько вышел в дверь, расположенную за центральным столом.

После первого тоста торжественно внесли подарок от первого секретаря — большую красивую коробку, в которой оказалась пара огромных пивных кружек с крышечками, изображением медведя и надписью «Berlin, Hauptstadt der DDR». Все снова захлопали, маскируя недоумение, вызванное странным подарком.

Потом слово взял председатель горисполкома. Довольно официально поздравив молодых и пожелав им крепкого здоровья, успехов в труде и семейного счастья, он вручил свой подарок — ключи от квартиры в только что отреставрированном старинном домике возле Никольского собора. И вновь аплодисменты, на сей раз совсем с другим значением — вот это подарок так подарок!

— Лев Николаевич, на новоселье вы наш первый гость! — сказала Таня, расцеловавшись с мэром.

Потом Марина Александровна в очередь с Адой зачитывали телеграммы — сначала из ЦК от Кириленко и Долгих, потом от академика Рамзина (на таком порядке настоял утром Павел), потом от трех союзных министров, от директора «Уралмаша» Рыжкова и других руководящих работников, потом выборочно, что повеселее. После этого предполагалось приступить собственно к банкету, но тут вылез брат Лидии Тарасовны, отставной заслуженный чекист, и понес такую околесицу, что всем стало тоскливо. Оголодавшие гости накинулись на воистину царское угощение, разносимое проворными бесшумными официантами. Невозможно перечислить даже малой доли тех яств, которыми потчевали гостей. Скажем только, что здесь было все, что могла пожелать душа советского человека образца 1977 года, и еще кое-что, чего она пожелать не могла в силу полного неведения.

Столь же блистательна была и культурная часть программы, начавшаяся, как только гости заморили первого червячка. Пела старинные романсы Галина Карева. Сменяли друг друга Валентина Толкунова и Валерий Ободзинский (Иван невольно вспомнил об Оле и Поле — вот бы порадовались девчонки!), Ирина Понаровская и Альберт Асадулин. В промежутках публику веселили известные пародисты и юмористы, причем особый ажиотаж вызвало появление самого Михаила Михайловича Жванецкого с его тогда уже прославленным пухлым портфельчиком. Естественно, концерт шел не единым блоком, а по частям, с многочисленными перерывами на тосты, закуски и горячее. Несколько раз менялся оркестр, а в большом перерыве между горячим и десертом место на сцене прочно занял известный джаз-оркестр, побаловавший присутствующих отменным набором быстрых и медленных танцевальных мелодий, от вальса и танго до наисовременнейшего рока.

Иван танцевал с упоением и все подряд, сжигая в танце многократный избыток калорий, который он теперь не мог сжечь алкоголем. Ближе к концу этого сказочного вечера он развеселился от души, скакал молодым архаром, развлекал анекдотами и стихами Анджелу, других совершенно незнакомых ему девиц и молодых дам. Но, как и во время торжественной части, стоило лишь его взгляду упасть на невесту, в нем загоралось необъяснимое и непреодолимое волнение — безотчетное чувство, которое он не испытывал уже больше года, ставшее от отвычки особенно сильным. И одновременно вскипала лютая, постыдная и необъяснимая зависть к Павлу… Поэтому он старательно избегал смотреть в сторону новобрачных и, как бы ни было здесь весело и замечательно, уехал одним из первых, по просьбе матери прихватив с собой вконец окосевшего Шурку Неприятных. За это Марина Александровна организовала им бесплатную доставку по домам на казенной черной «Волге».

Молодоженов провожали под народную обрядовую. Галина Карева без музыкального сопровождения пела свадебную величальную:

Ой-ка, глядь, лебедушка плывет,

Черный ворон нашу Танюшку ведет.

Плачьте горькими, горючими слезами,

В дом свекровушки невестушка идет.

Павел вел под руку Таню к выходу. Она низко опустила голову. Перед глазами все плыло — с того самого мига, как задумала дать Павлу первому ступить на ковер свадебного зала, но споткнулась на самом пороге, и ее нога первой коснулась красной дорожки. И все пышное торжество словно прошло мимо сознания, хотя вроде бы его не теряла. Но была близка. Удивительно, что ее пред обморочного состояния не заметил никто. Разве что Ванечка Ларин, непутевый друг Павла, свидетель. Он не сводил с нее удивленных глаз, пока его не оттерли в сторонку… Странный он был сегодня. Ни разу не подошел, слова не сказал, танцевать не пригласил. Заметив на себе ее взгляд, сразу отводил глаза, будто и не глазел вовсе…