Павел Федоров - Генерал Доватор

• Название: Генерал Доватор
• Автор: Павел Федоров
• Жанр: Биографии и Мемуары

Роман посвящен героическим действиям советских кавалеристов в оборонительных и наступательных боях против немецко-фашистских захватчиков под Москвой в 1941 году. В центре повествования — образ легендарного командира кавалерийской группы, а затем кавкорпуса генерала Л. М. Доватора.

Роман составляет первый том выпускаемого Военным издательством двухтомника избранных произведений П. Федорова. Во второй том войдут романы «Синий Шихан» и «Витим Золотой».

---

Просыпаясь по утрам, он видел, как Оксана, свернувшись клубком, спала у входа в шалаш. Ее сон был спокоен и крепок. Отдохнувшее лицо розовело. Правильный, прямой, с тонкими ноздрями нос, казалось, делался тоньше и заостренней. Губы она складывала так, словно они желали чего-то радостного, неизведанного.

Илья подолгу смотрел на ее лицо и ждал той минуты, когда она проснется и, улыбнувшись по обыкновению, скажет самой себе: «Ах ты, засоня, ах ты, лентяйка! Как кочерыжка замерзла и все спишь, бесстыдница». Илье очень нравилась эта милая и шутливая брань.

Илья прислушивался к ее ровному дыханию. Порой ему казалось, что ее черные ресницы закрыты неплотно, а на щеках вдруг начинает розоветь яркий румянец.

Тогда Илью охватывало необъяснимое беспокойство. Чтобы скрыть его, он начинал ворочаться с боку на бок и громко кашлять. Иногда среди ночи Оксана, натягивая на голову бараний тулуп, спрашивала:

— Замерз или не совсем?

Ночи стояли холодные, осенние. К утру уже появлялись легкие заморозки.

— Мне-то тепло, а ты спишь снаружи, — рассеянно глядя в потолок шалаша, отвечал Кушнарев и принимался равнодушно зевать. — У меня же два одеяла…

— Я люблю спать на воздухе, — полусонно говорила ему Оксана. — У меня шуба теплая. Когда совсем будет холодно, тогда в шалаше лягу.

— Конечно, — равнодушно подтверждал Илья.

После того принудительного купания он почувствовал себя почти совсем здоровым. С вечера уснул крепко. Ему приснилось лицо Оксаны. Оно было необыкновенным. Исчезло с него суровое выражение, а губы были открыты, девушка горячо дышала ему в щеку. Он проснулся. Оксана спала на своем обычном месте с прежним суровым выражением на лице. Илье до обиды было жаль улетевшего сна.

Весь этот день Кушнарев был молчалив.

— Почему ты надутый? — спросила Оксана.

— Так, скучно, — в замешательстве ответил Илья.

— А отчего скучно? — допытывалась Оксана, пристально вглядываясь в его лицо.

Кушнарев почувствовал, что начинает терять власть над собой. Отвернувшись к стене, он молчал. С момента его появления в партизанском отряде прошло уже десять дней. Илья набирался сил. Раны быстро заживали.

Заботы Оксаны волновали его, побуждали как-то отблагодарить девушку. Опасности, совместные тяготы войны, родственность судьбы сближали их.

— Ты славная девушка, — вскинув глаза на Оксану, быстро проговорил Кушнарев.

— Не девушка, а вдова.

Оксана, склонив голову, поймала его взгляд и густо покраснела.

Он продолжал следить за ней глазами с нескрываемым волнением, словно увидел ее первый раз в жизни. Подавляя вздох, он задумчиво произнес:

— Теперь много вдов будет.

— А разве мне от этого легче? Я-то знаю… — звонко выкрикнула Оксана и, не договорив какие-то слова, едва сдерживая слезы, отвернулась в сторону.

— Ты не сердись, Ксана. Я ведь так сказал. К слову пришлось, смущенно проговорил Илья Кушнарев. В этот день они больше ни о чем не говорили до самого вечера.

К ночи сильно похолодало. С неба посыпалась ледяная крупа, подул резкий ветер, тревожа на деревьях не успевшие опасть листья. Лес гудел шумно и протяжно, точно сердился за нарушенный покой.

Еще до ужина Оксана завесила отверстие шалаша плащ-палаткой, выкопала посредине шалаша ямку и, наломав сухого орешника, разожгла камелек. Ужинали молча. Но оба чувствовали внутреннее напряжение. Оба сознавали неловкость и неестественность положения. Сучья, потрескивая, горели весело и ярко. Подбросив несколько толстых сухих палок, Оксана заговорила первая. Ослабевшее пламя скрывало выражение ее лица. Кушнарев слушал молча и внимательно. Оксана рассказала ему всю свою недолгую, но богатую житейскими радостями и невзгодами жизнь.

Слушая ее, Илья все больше и больше начинал волноваться. Она отзывалась на все наболевшие в его душе вопросы с подкупающей прямотой. Ее голос звучал тихо и задушевно. Казалось, не было в мире роднее этого чудесного бархатистого голоса.

Через несколько дней в расположение партизанского отряда прилетел самолет. Он забрал с собой Кушнарева на Большую землю.

Когда самолет делал над лагерем прощальный круг, на опушке леса стояла группа партизан. Они приветливо махали руками. Среди них в зеленой фланелевой кофточке, с карабином в руке Кушнарев увидел Оксану…

— Если тебя, Илья, любит такая дивчина, як Оксана, ты счастливый человек! Больше ничего сказать не могу, — заявил Торба, когда Кушнарев закончил свой рассказ.

Часть четвертая

Глава 1

16 ноября 1941 года предполагалось третье по счету генеральное наступление немцев на Москву. На волоколамском направлении противник напрягал все усилия, чтобы пробиться к столице. Он стремился отбросить группу Доватора и дивизию Панфилова с магистрали и обеспечить захват коммуникационных линий в районе Истринского водохранилища. В боях за Москву наступил один из самых напряженных моментов.

Против далеко не полного по составу соединения Доватора и дивизии Панфилова германское командование бросило две пехотные, две танковые дивизии и другие части и соединения. Массированным ударом генерал Хюпнер предполагал отвлечь наши воинские части с флангов и тем самым ослабить их. Одновременно он хотел двумя мощными подвижными группами охватить правый фланг нашей армии с севера, а левый — с юга.

Получив данные разведки, командарм Дмитриев немедленно приступил к перегруппировке частей своей армии. На правое крыло были подтянуты армейские резервы, дивизии переформированы и получили пополнение.

За несколько дней до начала немецкого наступления в штабе армии было назначено совещание. Перед совещанием у командующего Доватор встретился с Панфиловым.

— Здравствуй, кавалерия, — Панфилов дружески протянул Доватору руку.

— Ура «царице полей» — пехоте! — весело приветствовал Панфилова Доватор и, не освобождая своей руки из его жесткой ладони, отвел генерала в сторону и начал горячо благодарить за поддержку: — Орлы у тебя люди, Иван Васильевич! Богатыри!

— А твои разве плохи?

— Ну, мои тоже ребята неплохие!

— А здорово мы немцев пошерстили, а? Хорошо-о!

Панфилов весело засмеялся и, щуря узкие глаза, продолжал:

— Генерал Хюпнер — вояка коварный. Зол на нас с тобой, очень зол! Подтянул две танковые дивизии, чуешь?

— Эх, нам танков бы побольше, танков! Тогда мы по-другому будем с Хюпнером разговаривать.

— Мы еще с ним поговорим, — твердо ответил Панфилов.

К беседующим подходил Суздалев, высокий молодой комдив, сосед Панфилова на правом фланге. Отчеканивая каждое слово, он шумно поздоровался.

— Думал, опоздаю, задержался на просеке.

Серые круглые глаза Суздалева быстро перескакивали с предмета на предмет. Он был красив, статен, гладко выбрит. Вся его фигура дышала здоровьем, силой и самоуверенностью.

— Встретил сейчас танковую колонну, — продолжал он. — Новые мощные КВ. Заполучить бы таких десятка три. Я тогда не беспокоил бы генерала Панфилова. Посматриваете, Иван Васильевич, на мой левый фланг?

— И даже очень бдительно, — подтвердил Панфилов.

— Не беспокойтесь, не подведу, — заверил Суздалев.

— Надо не Панфилова беспокоить, а противника, — с усмешкой заметил Доватор. Ему не понравилась самоуверенность Суздалева.

— Мы и противника беспокоим. Пока на мой участок не особенно нажимал, значит, побаивается. Сегодня ночью разведчики обнаружили крупное передвижение танков, пехоты. Что-то затевается.

— Ясно, что затевается. Гитлеровцы подтянули танковые соединения, разумеется, не для маневренных переездов, — заключил Панфилов и вдруг, повернувшись к Суздалеву, спросил в упор: — Значит, мне не беспокоиться?

— Абсолютно! Конечно, при условии, что я получу дополнительные резервы, — подтвердил Суздалев.

— А все-таки я беспокоюсь. Вы меня извините, но я и командарму так скажу. За вас беспокоюсь, за Доватора и за себя.

Лев Михайлович, не отрываясь, смотрел на Панфилова. Не только любовь внушал ему этот умный широкоплечий генерал с простым русским лицом, но и глубокое уважение.

На совещании присутствовали генералы, полковники, командиры и комиссары армейских корпусов, дивизий. Вокруг длинного стола, покрытого зеленым сукном, сидели военачальники, державшие в своих руках судьбы многих тысяч людей и, самое главное, судьбу советской Отчизны. Некоторые из них были еще совсем молодые, но с поседевшими висками. Самым молодым выглядел Доватор. Облокотившись левой рукой на стол, резко повернув голову, он напряженно смотрел на командарма.

Командарм Дмитриев стоял в конце стола, перед расцвеченной картой. В центре ее крупными буквами была обозначена Москва. Высокий, подтянутый и стройный генерал говорил мягким, негромким голосом. Спокойные, но строгие глаза его говорили о твердом характере и большой силе.