Сергей Курзенков - Под нами - земля и море

• Название: Под нами - земля и море
• Автор: Сергей Курзенков
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

"Не перетянет широкий Кольский залив", - подумал я и крикнул по радио:

- Садись на озеро!

- Ломать самолет? Не хочу! - отрывисто ответил Алексей и потянул на аэродром. А за ним уже стелился дым.

Над заливом мотор остановился, Алексей, видно, еще надеялся дотянуть до берега, но было уже поздно.

"Самолет ведущего садится на воду в губе Грязная. Немедленно вышлите катер!" - передал я шифром на командный пункт.

Тем временем самолет Марковича стремительно скользнул по зеркальной поверхности залива и скрылся под водой. Я вздрогнул, будто сам ощутил обжигающий холод воды.

Но вот на поверхности залива показался темный шар. Это был Маркович. Он неуклюже бил по воде руками.

- Греби! Греби! Иначе замерзнешь! - кричал я, как будто Алексей мог услышать меня.

Медлить нельзя ни секунды: Маркович к берегу не доплывет, замерзнет. Я передал уже открытым текстом:

"Маркович плавает в заливе Грязная. Немедленно вышлите катер!.. Катер!.."

А катера стояли совсем недалеко.

Чуть не задевая мачт, мой истребитель вихрем пронесся над их стоянкой. Уходя ввысь, я дал длинную пулеметную очередь, потом бросил самолет в пике, пронесся низко над Маркевичем и снова помчался к стоянке катеров.

Моряки не понимали моего сигнала. Катера стояли неподвижно у пирса. Меня душила злость.

Снова пролетел, но теперь вдоль улицы городка, заставив пригнуться от страха прохожих. В конце улицы мой истребитель с бешено ревущим мотором круто взмыл, и тут же две длинные пулеметные очереди осветили вспышками темнеющее небо, И снова я кружился над Марковичем.

Моряки поняли меня. Катер отвалил от пристани. Минуты через три мне удалось навести его на плавающего Алексея.

А часа через два я сидел возле него у госпитальной койки. Алексей лежал почерневший и сильно изменившийся. Он с трудом протянул свою горячую руку и молча пожал мою. Часто заморгал глазами.

- Упрямый дурак!.. Самолет утопил, - чуть слышно сказал он.

- Ну что ты, Алеша! Жив, и это главное... А самолет поднимут. Отлежишься и опять будешь на нем летать, - успокаивал я его.

Алексей с упреком посмотрел на меня.

- Самолет, Сергей, утонул. Ну что я без самолета? А ты говоришь, жив...

И он, повернувшись к стене, умолк. Я укрыл его одеялом и тихо вышел из палаты...

...В полк пришло радостное известие: Алеша Шведов, которого мы считали погибшим, находится в Мурманском госпитале.

Вместе с сержантом Савиным, которого спас в своем последнем бою Алеша, я немедленно поехал в Мурманск. Однако состояние нашего товарища было тяжелое, и к нему не допустили.

Только недели через две Алеше стало легче. Шведова перевезли из Мурманска в авиационный госпиталь, и мы узнали историю его спасения.

...Очередь поразила мотор истребителя. Шведову пришлось садиться в узком длинном ущелье. Фашисты сразу кинулись добивать наш самолет. Замкнув над ущельем круг, "мессершмитты", как на полигоне, один за другим падали в пике, хладнокровно, в упор расстреливали истребитель Шведова.

Три "мессершмитта" с желтыми носами прекратили свою безнаказанную штурмовку лишь после того, как кончился боезапас. Напоследок они "победителями" пронеслись вдоль ущелья, оглушив тяжелораненого Шведова гулом своих ревущих моторов, и скрылись за вершинами невысоких, заваленных снегом сопок.

Затухающим эхом таял гул улетевших самолетов, и, когда все стихло, залитый кровью Алексей с трудом оставил кабину изрешеченного истребителя.

Шведов торопливо достал из фюзеляжа лыжи, борт-паек, аптечку. Все что можно рассовал по карманам, встал на лыжи и пошел на восток. Уже первые сопки скрыли за собой ущелье, где остался изуродованный истребитель, как вдруг Алексей со страхом вспомнил, что, уходя, забыл побить уцелевшие самолетные приборы, а главное - радиостанцию.

Ноги не хотели идти назад. К месту вынужденной посадки могли уже нагрянуть фашисты. Но Алеша все же вернулся к своему самолету и выругался от досады... Все приборы оказались побитыми, а радиостанция живого места не имела...

...Было совсем темно, когда Шведов сделал привал.

Осторожно дотрагиваясь пальцами до лица, определил раны. Одна была возле оторванного уха, вторая - в щеке. Во рту не хватало передних зубов.

Из-за сильной боли в ноге с трудом снял унт. Брюки пришлось разрезать. На голени - рваная рана. Перевязал, кое-как надел унт и - в путь.

Шел всю ночь. Горела голова. Мучила жажда. Пытался утолить ее снегом, но не мог открыть распухший рот.

Временами во тьме светились зеленые парные огоньки. Это бежали волки. Алексей разряжал пистолет. Хищники с воем исчезали.

Налегая на палки, он шел все дальше, на восток.

На рассвете увидел группу лыжников. "Кто они? А вдруг фашисты? Нет, лучше молчать". - решил Шведов. Неизвестные, обогнув сопку, скрылись. Прошло два дня. Алексей медленно продвигался, часто останавливаясь и просматривая местность. По-прежнему болела голова и жгла рана на ноте.

Ночью налетела непогода. Вначале подул легкий ветер, затем усилился, и, крутясь, понеслась поземка. Потом разразилась пурга, воющая, свистящая. В лицо, как иглы, бросало колючий снег.

Идти невозможно. Шведов с трудом нашел укрытие, забрался, надеясь переждать пургу. Усталость и сон валили с ног. Хотелось лечь прямо в снег и спать, спать...

Летчик боролся как мог, даже не сел. Он стоял, прижавшись к скале, и все время повторял: "Не засыпай! Не засыпай! Глаза закрыть можно, а спать нельзя! Нельзя".

И вдруг заговорил другой голос:

"Почему нельзя? Можно! Только не садись, а спи стоя. Да, стоя... Если крепко заснешь, упадешь и проснешься..."

Алексей забылся. И вдруг острая боль словно током прошла по телу и вернула к действительности. Чудовищным напряжением воли он заставил себя встать на лыжи и пойти.

Минул день, и наступила третья ночь. Шведов все шел и шел...

В полночь до него донесся далекий неясный шум.

Неужели опять пурга? Однако ветра не было. Не вихрилась под ногами и поземка - предвестница непогоды. Шум все усиливался. Оказалось - олени. Их темные силуэты с ветвистыми рогами пронеслись вблизи и свернули за сопку. Эхо доносило сильный храп животных.

Алексей долго стоял на горе, пистолет наготове; он ждал серых хищников, от которых уходили олени. Но волки не появлялись.

Так осталась позади еще одна ночь. Мучил голод. Остатки шоколада Алексей с трудом пропихивал в рот.

Силы истощались. Он все чаще отдыхал. Спал стоя.

После четвертой ночи потерял счет времени. Шел как в тумане, как слепой. И вот однажды, когда уже совсем выбился из сил и сидел на снегу, прислонившись к скале, послышались человеческие голоса. Из-за сопки выбежала оленья упряжка. Алексей хотел крикнуть - и не смог: рот не открывался.

Выхватив пистолет, он стал стрелять...

Пришел в себя Алексей Шведов в постели. Вокруг стояли оленеводы. Они принялись его расспрашивать.

- Я ничего не чувствую, - ответил Алексей, - хочу спать...

Он не спал девять суток...

К концу марта фашисты, пополнив потери в самолетах, решили начать большое воздушное наступление. С 24 марта по 15 апреля они пытались осуществить три массированных налета на Мурманск. Каждый раз немцы бросали по шестьдесят - семьдесят самолетов-бомбардировщиков и истребителей, но к Мурманску не прорвались.

Наши истребители встречали врага еще на подступах к городу. Более тридцати изуродованных самолетов оставили фашисты только на нашей территории. Это охладило наступательный пыл немцев, активность вражеской авиации резко снизилась.

В мартовских воздушных схватках особенно отличился мой друг Павел Орлов. Овладев сафоновским стилем боя, он научился внезапной атакой разбивать строи "юнкерсов" и с малых дистанций уничтожать вражеские самолеты.

Павел одерживал одну победу за другой. За редкостное спокойствие и выдержку, которые он проявлял под проливным огнем противника, его прозвали "королем лобовых атак". Мы не раз дрались вместе, помогая друг другу, и я видел, как хладнокровен и настойчив Орлов в бою.

Как-то Павел Орлов сошелся на лобовой с одним из "мессеров". В кабине вражеского истребителя сидел, видимо, решительный летчик, коль пошел на такую атаку, хотя мог ее и избежать. У "мессера" максимальная скорость была больше и скороподъемность выше, чем у нашего истребителя. Но фашист переоценил достоинства своей пушки, надеясь открыть упреждающий огонь с такой дистанции, когда пулеметы советского истребителя будут не страшны.

Лобовая началась. Скорости максимальные. Сближение мгновенное. Несколько секунд - и трассирующие снаряды тугими струями брызнули из носовой части "мессершмитта", а Павел, форсируя мотор, несся на фашиста, не открывая ответного огня.

Восемьсот... Пятьсот... Триста метров оставалось до врага, а Павел не стрелял. Казалось, еще миг - и, если кто-нибудь из летчиков не свернет, грохот столкнувшихся машин потрясет небо.