Елена Арсеньева - Замуж за русского миллионера… (Матильда и Анатолий Демидовы, Россия)

• Название: Замуж за русского миллионера… (Матильда и Анатолий Демидовы, Россия)
• Автор: Елена Арсеньева
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-25612-9

Жажда богатства – одна из самых сильных человеческих страстей. И одна из самых опасных. Потому что чаще всего приводит того, кто встал на путь наживы, к преступлению... Да, имена многих – к примеру, конкистадора Эрнандо Кортеса, обворожительной маркизы-отравительницы Мари-Мадлен де Бренвилье, пирата Генри Моргана, любимца Петра Великого Александра Даниловича Меншикова – записаны на скрижалях истории. Но эти люди шли к своему богатству по трупам, а потому их страдания не вызывают сострадания. Что, наверное, закономерно. Наверное...

---

Немного погодя Петр приказал приписать к заводам Демидова две волости в Верхотурском уезде, потом Никита вновь построил четыре завода на Урале и один на Оке. Разбогатев изрядно, он стал одним из главных помощников Петра при основании Петербурга, щедро жертвуя деньгами, железом и т.д.

Акинфий Никитич Демидов, удавшийся в отца, с 1702 года управлял Невьянскими заводами. Для сбыта железных изделий с заводов он восстановил судоходный путь по Чусовой, открытый еще Ермаком и потом забытый, провел несколько дорог между заводами, основал несколько поселений по глухим местам вплоть до Колывани, построил девять заводов и открыл знаменитые алтайские серебряные рудники, поступившие в ведение казны. Он же принимал меры для разработки асбеста (или горного льна) и распространял вместе с отцом добывание и обработку малахита и магнита.

Акинфий Никитич хотел получить в свою собственность все солеварни в России. Он предложил передать их ему, обещая повысить и без того завышенные продажные цены на соль, а взамен брался отдавать казне всю подушную подать. Предложение было отвергнуто, несмотря на то, а может быть, именно потому, что протежировал Демидову сам всесильный Бирон: и это понятно, ведь временщик делал у него громадные денежные займы. Но императрица Анна Иоанновна все же высоко ценила щедрого заводчика, а потому без колебаний подписала в 1726 году указ, по которому Акинфий Демидов и его братья вместе с потомством настоящим и будущим были возведены в потомственное дворянское достоинство по Нижнему Новгороду «с привилегией против других дворян ни в какие службы не выбирать и не употреблять».

Именно при брате Акинфия Демидова, Никите, была на Урале, в Невьянске, построена некая башня, уже вскоре ставшая знаменитой…

Удивительная у нее была конструкция! Побывав в Италии и увидав знаменитую Пизанскую башню, Никита Никитич Демидов решил построить такую же в вотчине Демидовых, на Урале.

В то время служил у Демидовых подрядчиком каменных работ некий человек по имени Яков Иванович Колоколов, который «с честью и без архитектора в византийском стиле» построил Входо-Иерусалимскую церковь в самом центре Нижнетагильского завода. Он же стал архитектором Невьянской башни.

У Демидовых имелись и свои превосходные умельцы «каменной» кладки, способные основательно сложить стены уникальной башни из местного кирпича. Чтобы он был прочным, красную глину месили голыми ступнями, пятками, выбирая даже мельчайшие камушки, и, таким образом, получали однородную массу, которая позволяла изготовлять строительный материал без изъяна. Затем в глину добавляли яичный белок и известковую муку. После обжига каждый кирпич – он назывался «подпяточным» – проверяли на прочность следующим образом: сбрасывали с высоты, составляющей одну пятую будущей громадины. В дело шли только уцелевшие кирпичи.

До наших дней специалисты восхищаются оригинальной конструкцией балок, которые усилены железным стержнем, втопленным в тело чугуна. В то время подобного не делали нигде – только у Демидовых. Такую технологию – сочетание двух материалов – стали применять лишь в ХХ веке.

В основе Невьянской башни лежит каменный квадрат со стороной 9,5 метра, а высота его 57,5 метра. Вся башня состоит из четверика (четырехугольное основание), на котором надстроено три убывающих восьмерика, украшенных узорчатыми орнаментами и чугунными решетками. На самом верху башни стоит конусообразный шатер с флагом-флюгером. На флюгере изображен дворянский герб Демидовых. Надо сказать, что этот самый флюгер весьма тяжел, но колышется от малейшего дуновения ветерка, что лишний раз подтверждает: Невьянская башня не падающая, а наклонная, именно такой была задумана и сооружена. Если бы она была склонна к падению и накренилась хоть на миллиметр – флюгер на крыше башни перестал бы вращаться. То, что башня сразу строилась как «падающая», доказывается еще и вот как: в ее стенах и сейчас можно видеть кирпичи, стесанные с одного края. Уложенные почти у основания, они намеренно клонили башню вбок.

На первом восьмигранном ярусе расположена истинная диковина – часовой механизм типа знаменитых английских курантов (Big Ben). В 1767 году они были оценены в 5000 рублей, в то время как строительство всей башни обошлось в 4207 рублей 60 копеек. Выше курантов находятся десять колоколов, которые отбивают каждую четверть часа, а восемь раз в сутки звучит мелодия.

Толщина стен в нижней части башни достигает 178 сантиметров, а вверху – 32 сантиметров.

Но это чудо архитектуры было воздвигнуто в Невьянске отнюдь не только красы и изобретательности ради.

Почему, к примеру, внизу башни такие толстые стены? Дело в том, что они двойные: между стенами был проложен ход в заводскую лабораторию. Здесь определялось качество руды и содержание в ней различных компонентов. Но на самом деле эта лаборатория служила прежде всего для определения содержания в руде серебра. Если оно обнаруживалось, то руду в глубокой тайне переплавляли для получения драгоценного металла, из которого потом чеканили фальшивые деньги.

Ходила такая легенда: однажды Акинфий Демидов, бывший частым гостем у Бирона, проигрался в карты, и когда пришло время расплачиваться с долгом, он вынул из кармана горсть новеньких серебряных монет. Императрица Анна Иоанновна, которая также находилась там, спросила: «Так чьи же это деньги, Акинфий, твои или мои?»

Демидов дипломатично ответил: «Твои, матушка, все твое, и мы все твои, и работа наша…»

Очень может быть, такой разговор и впрямь состоялся, хотя плохо верится. Иначе зачем было Демидову перед нагрянувшей ревизией открывать однажды каналы, соединяющие башню с рекой, и пускать по ним воду, чтобы затопило секретную лабораторию, и мастерские чеканные, и самих чеканщиков вместе со станками и готовыми монетами – чтобы, не дай бог, не проболтались кому, какой размах приняло на Урале фальшивомонетничество…

Богатели Демидовы, богатели с каждым поколением. А золото глаза слепит, как известно, и душу разъедает. Но не всем!

По завещанию Акинфия Никитича значительная доля его наследства предназначалась сыну его от второго брака, Никите; старшие же сыновья возбудили процесс, и по высочайшему повелению генерал-фельдмаршал Бутурлин произвел между ними равный раздел. Старший сын Акинфия, Прокофий (1710—1786), был известен своими чудачествами. Так, в 1778 году, во время царствования Екатерины Великой, он устроил в Петербурге народный праздник, который, из-за громадного количества выпитого вина, был причиною смерти пятисот человек. Как-то он скупил в Петербурге всю пеньку, чтобы проучить англичан, заставивших его во время пребывания в Англии заплатить непомерную цену за нужные ему товары. Однако был он человеком добрым – прежде всего оттого, что владел громадным богатством, умножать которое было ему скучно, – что делать с ним, он не знал, вот и решил прославить свое имя благотворительностью. На пожертвованные им 1 107 000 рублей был основан Московский воспитательный дом. Им же учреждено Санкт-Петербургское коммерческое училище, на которое он пожертвовал 250 000 рублей. Когда стали открываться народные училища, Прокофий Демидов дал на них 100 000 рублей. С именем его связывается также учреждение ссудной казны.

Брат Прокофия, Никита Акинфиевич, отличался любовью к наукам и покровительствовал ученым и художникам. Он состоял в переписке с Вольтером; издал «Журнал путешествия в чужие края» (1786), в котором можно найти много интересных и точных замечаний, указывающих на широкую наблюдательность автора. В 1779 году Никита Акинфиевич учредил при Академии художеств премию-медаль «за успехи в механике».

Сын его, Николай Никитич, был человеком выдающимся. Он начал службу адъютантом при князе Потемкине во время Второй турецкой войны; построил на свой счет фрегат на Черном море. В 1807 году пожертвовал дом в пользу Гатчинского сиротского института. Во время Отечественной войны 1812 года выставил на свои средства целый полк солдат (он так и назывался «Демидовский»). После войны подарил восстановленному Московскому университету богатейшее собрание редкостей; построил в Петербурге четыре чугунных моста. Живя с 1815 года почти постоянно во Флоренции, где он был русским посланником, Николай Демидов, однако, много заботился о своих заводах, а также принимал меры к улучшению фабричной промышленности в России; жертвовал весьма щедро на инвалидов, помогал жертвам наводнения в Петербурге. С его легкой руки в Крыму началось разведение виноградных лоз, тутовых и оливковых деревьев. Кроме того, он составил во Флоренции богатейшую картинную галерею. Благодарные флорентийцы за основанные им детский приют и школу в 1871 году поставили ему памятник.

Его-то сыном и являлся Анатолий Демидов, который однажды женился на племяннице самого Наполеона…

Анатолий Демидов слыл (да и был) человеком непростым. С одной стороны, он весьма тщился походить на своего старшего брата Павла Николаевича, который несколько лет служил губернатором в Курске и считался благотворителем края, а также был известен как учредитель «Демидовских наград», на которые жертвовал при жизни и назначил выдавать в течение двадцати пяти лет со времени его смерти по 20 000 рублей ассигнациями. Поэтому Анатолий тоже делал крупнейшие пожертвования на благотворительность. Он основал «Демидовский дом призрения трудящихся» в Санкт-Петербурге, «Николаевскую детскую больницу», учредил ученую экспедицию в Южную Россию… Но все это делалось не от души, а как бы по обязанности, вернее, в поддержание семейной традиции. По характеру же был он поразительно безрассуден и жесток – как обдуманно, так и повинуясь своевольной натуре своей.