Павел Кузьменко - Хромая судьба человека

• Название: Хромая судьба человека
• Автор: Павел Кузьменко
• Жанр: Научная Фантастика

---

Так и нам все права прокололи, а право на труд вознаградили проколотыми талонами. И никто этого не понимал, кроме академика Сахарова, а Вите вообще было не до того, потому что показалось, что эта форма ему к лицу. Он совсем воодушевился и, имея нерастраченный за годы примерного поведения хулиганский потенциал, принялся свистеть во все стороны, тормозить и штрафовать без разбора, чем и создал аварийную ситуацию на дороге.

Что началось! Машины гудят, выхлопные газы отравляют окружающую среду, где во мраке молнии блистают и беспрерывно шофера ругаются, монтировками махают, торгуют бензином налево, составляют письмо депутату Крайко, собаки лают, лают, лают. И вот одна из них долаялась, даже охрипла. "Чего, - думает Жучка Барбосовна, - лаю? Пойду укушу Степана Михалковича за ляжку". А он стоит, двоедушный, командует, и вдруг раз!

- Ай, сука!

"На себя посмотри, козел", - с обидой подумал Витя Цубербиллер и, ловко отпрыгнув, увернулся от удара и побежал, помахивая хвостом. А во рту противный привкус старшинского сукна.

Ну и ничего себе, ну и дела! Где твои законы, просветленный Будда, и почему они не действуют в нашем каталитическом процессе, именуемом жизнь? Почему, за что урожденный Витя Цубербиллер помнил все свои перерождения, хотя и вспоминать-то было особенно нечего, - не успел он почувствовать все прелести женского существования, как тут же сам себе изменил, да и не успев толком того свершить, дал сам себе в рожу, после чего, подвергнув себя штрафу, тут же самоукусился за ляжку. И все помнит! Не постясь, не молясь, не созерцая своего пупка, даже понятия не имея из-за всех своих экзерцисов по школьной программе, кто такой Будда просветленный, но весело помахивая хвостом, не будучи, собственно, сукиным сыном. А все от нашей непросвещенности, нашей неосветленности. Темнота, увы, впереди и сзади. И страшно Жучке Барбосовне и тоскливо, и мрак собачий опускается с равнодушных небес и загоняет душу собачью в глушь, в щель, полную запахов и вражды. О, жуть и скорбные песнопения: у-у-у...

И ко всем нам это относится. И упасть бы, наконец, в раскаянии и опустошенности, и стукнуться лбом в священный барабан, и возопить на всех языках: "Ом мани падме хум!". В конце-то концов? Но не было у Вити в данном случае ни рук для должной позиции, ни барабана, ни подходящего лба, а только зубы, хвост и шерсть дыбом.

А едва в пришоссейной грязи, хляби и мрази забрезжил ерофеевский рассвет, чувство голода, стыда и невыученных уроков разбудило Витю. Он поднял клыкастую голову, огляделся, принюхался и сразу догадался (ну почему, он в собачьей шкуре-то был от силы пять часов?), что настал последний час последних времен. Тоскливый вой окружающей среды возвестил, что явился псиный дьявол - Сухмантий Одихмантьевич, человек без роду, племени, фамилии, совести - ловец собак в шкуре дикого ризеншнауцера на татуированных плечах.

Вся природа заметалась в ужасе, но Сухмантьевы слуги умело расставляли препоны. Жучка почувствовала занесенную над своей шкиркой десницу, и раз! (Вы, конечно, догадались.) И Сухмантий Одихмантьевич почувствовал, что, обретя рукою очередную бурую сучку, обрел вместе с тем впервые в жизни и сучкину фамилию - Цубербиллер, о чем с полным идиотизма выражением лица известил весь белый свет.

Крепко сжимая в шуйцах и десницах барахтующуюся добычу, к Вите тяжелой кирзовой походкой стали приближаться слуги. Сухмантий подумал, что даже в школьном туалете он не слышал столько матерных слов. Но потом напрягся и вспомнил, что слышал еще больше в тюрьме. Слуги, побросав добычу в казематы и трюмы автомобиля, встали в суровый круг у левой подножки, ибо настал час пить водку. Сухмантий Цубербиллер внутренне задрожал - как это пить водку из стакана? Но слуги сказали на матерном языке:

- Значит... вот... дела...

А Витины уста отверзлись и произнесли:

- Поскольку... то есть... однако...

Выпил - и понравилось. Э-эх, а еще отличником был. Пили они, пили и теряли образ и подобие Того, чтобы дальше работать за эквивалент стоимости, придуманный врагом Того. И все бы ничего, но не прошло и двух стаканов, как один из слуг вынул из кармана сложенный вчетверо листок и с почетом подал его Сухмантию.

- Читай, - и ткнул перстом судьбы, - в контору пришло.

Несмотря на все свои промелькнувшие низшие, высшие и среднемилицейские образования, Сухмантий с трудом разобрал, что это ему повестка в суд по обвинению его в отлове и разодрании на шапки партии специальных собак-кладоискателей, купленных в США за 100 тыс. долларов для поиска библиотеки Ивана Грозного, Ленина и Салтыкова-Щедрина и доставленных в "Шереметьево-2" специальным рейсом в специальном контейнере.

- Вот оно, - понурил буйну голову Сухмантий Одихмантьевич.

- Вот оно! - воспрял духом Витя Цубербиллер, которому не сиделось в одном с ним теле.

- Попался! - воскликнула карма в форме меня, ибо я придумал дальше. А дальше: только явился пред грозные очи отважный зверолов, только неумолимый судия Минос Радаманфович трижды стукнул посохом об пол, так что даже забил нерукотворный источник и секретарша суда поджала ножки, чтобы не промочить, как Витя, естественно, уличил во всех проделках негодяя Сухмантия Одихмантьевича.

- Горе тебе, несчастный! Не окропят слезы дождя сей усохшей виноградник, не украсится звездами тьма ночная и т. д.

Суд удалился на совещание, а подсудимый в учреждение.

Совещание было по вопросу осмысления принятого накануне Закона об уголовной ответственности за централизованное материально-техническое снабжение в условиях планово-рыночной экономики. И только все это стало укладываться в судейские головы, только Витя, поражаясь и огорчаясь своему грузному пятидесятидевятилетнему телу, хватаясь за грудь, живот и спину, полез по стремянке за справкой в Соборное уложение Алексея Михайловича, как телефон сказал "дзинь".

- Минос Радаманфович?

- На страже!

- Это Верховный Судия Эак Зевесович. Срочно прибыть и доложить об осмыслении вышеуказанного закона с учетом условия расширения пределов Министерства необходимой обороны и Комитета государственной невменяемости.

- Слава Будде, повелителю калия и натрия! - радостно запричитал Минос Радаманфович. - Никакого осмысления и толкования, - зашептал безответственный судья на ухо шоферу. - Харе Кришна! Харе Рама! закричал судья в окно черной "Волги" на всю ивановскую. И был неправ.

Вот Восток. Вот вся эта цивилизация и философия, уходящая через пупок в необыкновенные глубины и перевоплощающаяся в необыкновенные чудеса и возможности, не сулящие ничего хорошего, а не врешь ли ты? А поможешь ли ты освободить от тотальной лжи голову неизвестного перевоплощенца Вити Цубербиллера, непосредственно проистекающего из моей головы? Если весь мир вокруг - ложь лукавого, поставившего продажное Божье творение на службу своим темным целям, если все это - ложь и только ты сам и жизнь твоя и гибель - правда, а тут оказывается, что и это обман, мимолетная игра случая, - то Боже, Боже, Боже, куда мы попали? Скажите, как выбраться отсюда? Извините, мы - пришедшие, мы - пришельцы. Как выйти?!

У Эака Зевесовича, вобравшего в себя блуждающего Витю Цубербиллера, была тьма власти и обе руки - правые. Он подумал - что бы ему такое совершить, чтобы пела душа и сердцу тревожно в груди? И он позвонил министру среднешкольного образования и сказал:

- С сегодняшнего дня калий и натрий вычеркиваются из таблицы Менделеева! И потом позвонил министру конфетной торговли вразнос и навынос и сказал:

- С сегодняшнего дня детям до 18 лет жвачка раздается повсюду бесплатно!

И потом позвонил учительнице Веронике Дударовне и сказал:

- Бе-бе-бе-бе-бе-бе!

Но тут с радостным воем и уважительным трепетом вбежали сотни секретарш, референтов и помощников, перескакивая через тело поверженного Миноса Радаманфовича и вешаясь на шею Эака Зевесовича. Он из последних сил отмахивался обеими десницами. Махнет налево - улочка, махнет направо - переулочек.

- Эак Зевесович, да вас же выбрали народным депутатом от Общественной организации неподкупных!..

И Эак Зевесович из уважения ко всему сущему поцеловал прах у собственных ног.

И я думаю - что же не прах еще и не тлен в окружающем времени, непрерывно проистекающем в шестимерное пространство? Отчизна моя, тризна наша, не тлен ли ты еще окончательный? И родина, изнасилованная-переизнасилованная, встает, отряхивается, отряхивается... Интересно, что там под отряхом? О Русь, жена моя, нам совершенно неясен твой дальнейший путь. Ясно только, что с болью. И вся ты, в общем неясная. И будешь еще неяснее, когда блуждающая, мечущаяся душа Вити Цубербиллера вознесется на самый верх.

И настал третий день. Витя поднял голову Эака Зевесовича, оглядел мир квартиры дальнозоркими глазами, ну, там, увидел гадов подземных, ангелов горних, споткнулся о столик с завтраком, предусмотрительно пододвинутый секретаршами и референтами под самый нос, опрокинул, да так, не жрамши, и поехал в Кремлевскую цитадель.