Елена Ржевская - Берлин, май 1945

• Название: Берлин, май 1945
• Автор: Елена Ржевская
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1986

В повествовании «Берлин, май 1945» рассказывается о штурме Берлина, о мужестве и самоотверженности советских воинов в боях за овладение имперской канцелярией — последним убежищем фашистских главарей. Воспоминания писательницы (в годы войны — переводчика штаба одной из наших армий) в сочетании с опубликованными актами, показаниями, страницами дневников и другими документами достоверно воссоздают события последних дней Великой Отечественной войны. Книга неоднократно издавалась в нашей стране, переведена на иностранные языки и выходила более чем в 20 странах.

---

Италия и Япония получат теперь сообщения, что мы намереваемся в начале июля предъявить России определенные ультимативные требования. Об этом заговорят повсюду. Тогда опять в нашем распоряжении окажется несколько дней. О всей широте намеченной операции дуче еще полностью не информирован. Антонеску знает немного больше. Румыния и Финляндия выступают вместе с нами. Итак, вперед! Богатые поля Украины манят. Наши полководцы, которые в субботу были у фюрера, подготовили все наилучшим образом. Наш аппарат пропаганды находится наготове и ждет…

…Я должен теперь подготовить все самым тщательным образом. Необходимо, невзирая ни на что, дальше распространять слухи: мир с Москвой, Сталин едет в Берлин, вторжение в Англию предстоит в ближайшее время, чтобы завуалировать всю обстановку, какова она есть на самом деле. Надо надеяться, что это некоторое время еще продержится…

…Проехал через парк, через задний портал, где люди беззаботно гуляют под дождем. Счастливые люди, которые ничего не знают о всех наших заботах и живут лишь одним днем. Ради всех них работаем и боремся мы и берем на себя любой риск. Дабы здравствовал наш народ».

«Я обязываю всех ничего не говорить о моем тайном посещении фюрера».

Под завесой летнего дождя и легкой веселой музыки, льющейся по радио, заговорщики тайно обсудили зловещий план.

А немцы в это последнее воскресенье «беззаботно гуляют под дождем», не ведая о той катастрофе, в которую они будут ввергнуты через несколько дней теми, кому так безрассудно доверили управлять своей судьбой.

Последние дни…

17 июня.

«Все приготовления закончены. В ночь с субботы на воскресенье должно начаться. В 3 ч. 30 м. Русские все еще стоят на границе густомассированным строем. Со своими крохотными транспортными возможностями они не смогут в несколько дней изменить это положение… В вопросе о России румыны маскируются плохо. Они пишут в своих газетах о предстоящей войне, провозглашают требования о воссоединении с отнятыми у них областями и исходят в громких мистических заявлениях.

…США потребовали от наших консульств до 10 июля ликвидироваться и покинуть страну. Ликвидируется также информационная библиотека нашего министерства в Нью-Йорке. Все это мелкие булавочные уколы, но не удар ножом. Мы всегда сумеем с этим справиться». По поводу «замораживания» германских вкладов в США Геббельс записывает: «Он (Рузвельт) может нас только щекотать».

18 июня.

«Маскировка в отношении России достигла кульминационного пункта. Мы наполнили мир потоком слухов, так что самому трудно разобраться… Наш новейший трюк: мы намечаем мирную конференцию с участием России. Приятная жратва для мировой общественности, но некоторые газеты чуют запах жареного и почти догадываются, в чем дело.

…Испытывал новые фанфары. Все еще не нашел нужного. При этом следует все маскировать».

«Слухи — наш хлеб насущный», —

записывает накануне Геббельс.

Кроме специальных «распространителей», мир наводняет слухами пресса германских союзников, в первую очередь итальянская.

«Они болтают обо всем, что знают и чего не знают. Их пресса ужасно несерьезна, — приводит Геббельс высказанные Гитлером в разговоре с ним соображения. — Они уже сыграли с нами в известной мере злую шутку. Благодаря своей болтливости они нанесли также серьезный ущерб всей операции на о. Крит. Поэтому их нельзя посвящать в тайны, по крайней мере в такие, разглашение которых нежелательно».

«Работал до позднего вечера. Вопрос о России становится все более непроницаемым. Наши распространители слухов работают отлично. Со всей этой путаницей получается почти как с белкой, которая так хорошо замаскировала свое гнездо, что под конец не может его найти».

И тут же, через несколько абзацев, с нервической непоследовательностью:

«Наши замыслы в отношении России постепенно раскрывают. Угадывают. Время не терпит. Фюрер звонит мне еще поздно вечером: когда мы начнем печатать и как долго сможем использовать три миллиона листовок. Приступить немедленно, срок — одна ночь. Мы начинаем сегодня».

Записи этих дней заканчиваются вздохами:

«Время до наступления драматического часа тянется так медленно»; «Ожидаю с тоской конца недели. Это действует на нервы. Когда начнется, тогда почувствуешь, как всегда, что у тебя точно гора с плеч свалилась».

19 июня.

«Нужно на первый случай отпечатать 20 000 листовок для наших солдат. Я приказываю сделать это с соблюдением всех правил предосторожности. Типография будет опечатана гестапо, и рабочие до определенного дня из типографии не выйдут. Там они получат питание и постели. Отпечатанные и упакованные листовки будут переданы представителям немецкой армии и под попечением офицеров отправлены на фронт. Там утром к началу операции каждая рота получит по одной листовке.

…Вопрос о России теперь постепенно разъясняется. Да этого и невозможно было избежать. В самой России готовятся ко Дню Морского Флота. Вот будет неудача».

20 июня.

«Вчера: ужасно много дел. Сумасшедшая спешка… Обращение фюрера к солдатам восточной армии отпечатано, упаковано и разослано. Но подлежит переделке из-за неточного объяснения сути германо-русского пакта. На врага! Блестящее изложение дела. Приняв величайшие меры предосторожности, мы разрешаем упаковщикам отправиться на фронт».

«У фюрера: дело с Россией совершенно ясно. Машина приходит постепенно в движение. Все идет как по маслу. Фюрер восхваляет преимущество нашего режима… Мы сохраняем народ в едином мировоззрении. Для этого служат кино, радио и печать, которые фюрер характеризовал как самые значительные средства для воспитания народа. От них государство никогда не должно отказываться. Фюрер хвалит также хорошую тактику нашей журналистики…»

21 июня.

«Вчера: драматический час приближается. Напряженный день. Еще требуется разрешить массу мелочей. От работы трещит голова.

…Вопрос о России с часу на час все более драматизируется. Молотов просил разрешения приехать в Берлин, но в просьбе было отказано. Это следовало бы ему сделать на полгода раньше. Все наши противники гибнут из-за опозданий…

…Испытывал новые фанфары. Теперь нашел нужные.

После обеда работал в Шваненвердере. Там я более спокоен и сосредоточен.

…В Лондоне теперь правильно понимают в отношении Москвы. Войну ожидают каждый день.

…Фюрер очень доволен нашими фанфарами, он приказывает еще кое-что добавить. Из песни «Хорст Вессель».

22 июня…

С несокрушимой методичностью Геббельс описывает, как всегда, истекший день. И хотя в те часы, когда он это пишет, мир уже потрясен известием о нападении на Россию и поступают новые сведения с Восточного фронта, он долго болтает в дневнике о том о сем — о прослушивании новых фанфар, о беседе с актрисой, приглашенной сниматься в новом военном фильме, о завтраке в честь итальянского министра Паволини, об обеде, устроенном им для итальянцев у себя в Шваненвердере, — прежде чем подойти к главному:

«В 3 ч. 30 м. начнется наступление. 160 укомплектованных дивизий. Фронт в 3 тысячи километров. Много дебатов о погоде. Самый большой поход в мировой истории. Чем ближе удар, тем быстрее исправляется настроение фюрера. С ним так всегда бывает. Он просто оттаивает. У него сразу пропала вся усталость.

…Наша подготовка закончена. Он[23]работал над ней с июля прошлого года, и вот наступил решающий момент. Сделано все, что вообще было возможно. Теперь должно решать военное счастье.

…3 часа 30 минут. Загремели орудия.

Господь, благослови наше оружие!

За окном на Вильгельмплац все тихо и пусто. Спит Берлин, спит империя. У меня есть полчаса времени, но не могу заснуть. Я хожу беспокойно по комнате. Слышно дыхание истории.

Великое, чудесное время рождения новой империи. Преодолевая боли, она увидит свет.

Прозвучала новая фанфара. Мощно, звучно, величественно. Я провозглашаю по всем германским станциям воззвание фюрера к германскому народу. Торжественный момент также для меня.

…Еще некоторые срочные дела. Затем еду в Шваненвердер. Чудесное солнце поднялось высоко в небе.

В саду щебечут птицы.

Я упал на кровать и проспал два часа.

Глубокий, здоровый сон».

Геббельс вступает в войну, уповая на то, что «для германского солдата нет ничего невозможного», и на инстинкт фюрера

«У фюрера снова инстинкт оказался верным».

Пресловутый инстинкт Гитлера — он был последним доводом для его приближенных в подземелье имперской канцелярии в роковые дни, когда Берлин был окружен советскими войсками и катастрофа надвинулась неминуемо.