Михаил Иманов - Звезда Ирода Великого.Ирод Великий

• Название: Звезда Ирода Великого.Ирод Великий
• Автор: Михаил Иманов
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-7632-0713-0

Будущий царь Иудеи Ирод I Великий начал бороться за царство с ранней юности. Его отец, знаменитый в Иудее полководец Антипатр, пробудил в нем жажду власти и указал путь к ее достижению. Ирод был современником римлян Гнея Помпея и Гая Цезаря и быстро понял, что дорога к власти в Иудее лежит через Рим. Громкая римская история и юность Ирода сплелись воедино, будущий иудейский царь творил историю собственными руками, руками своего отца и мечами своих воинов — ведь он уже родился тираном.

---

Аристовул умер лишь к вечеру следующего, дня, не приходя в сознание, когда войско было уже в походе. Цезий Флак приказал Антипатру, опередив войско, доставить тело умершего царя в Дамаск.

— Сделай все, что у вас положено, чтобы сохранить его нетленным. Смотри, чтобы слух о его смерти не распространился до тех пор, пока я сам не явлюсь в Дамаск. Ты все понял?

— Да, — кивнул Антипатр, — и сделаю, как ты сказал.

— Я скорблю о внезапной смерти царя Иудеи, — за-чем-то добавил Флак.

Антипатр кивнул опять. Флак хотел еще что-то сказать, шагнув к Антипатру и вглядываясь в его лицо, но только вздохнул и отвернулся.

Антипатр, торопя своих людей, через день прибыл в Дамаск. Он выслал вперед гонца с письмом к прокуратору Метеллу Сципиону, где сообщал ему о смерти Аристовула и о приближении легионов Флака. О настроениях Цезия Флака он не сообщил, желая держать прокуратора в неведении о его дальнейшей судьбе. Во-первых, он не хотел вмешиваться в дела римлян, во-вторых, полагал, что напуганный Сципион будет сговорчивее относительно дела Александра.

В самом деле, прокуратор встретил его в страшном волнении.

— Они убьют меня? — бросился он к Антипатру.

Антипатр изобразил на лице крайнюю степень озабоченности.

— Надеюсь, что этого не случится, — ответил он, — Я страстно молю об этом Бога.

— Что мне до твоего Бога! — вскричал Метелл Сципион. — Скажи, что говорил обо мне Цезий Флак?

— Флак сказал, что хочет мира, только… — Антипатр сделал паузу, и Сципион нетерпеливо дернул его за рукав:

— Ну? Да говори же!

— Я хотел сказать, что все складывается для тебя благоприятно, если только твои враги не станут говорить о тебе дурное.

— Враги? — испуганно вскинулся Сципион, — Какие враги? У меня здесь нет врагов!

— Враги твоего зятя, Помпея Магна, они и твои враги. Один умер своей смертью, и его тело я доставил тебе. Но другой жив, и если он заговорит…

— Александр?

— Да, Александр. Он будет кричать на каждом углу, что его отец, Аристовул, умер не своей смертью, а был убит по твоему приказу. Он найдет много доводов, чтобы очернить перед Флаком и Помпея и тебя. Он скажет, что ты приказал лишить жизни царя Иудеи, союзника Цезаря, и тем самым…

— Довольно! — воскликнул Сципион, — Я понял. Ты хочешь, чтобы я казнил Александра. Но как я могу сделать это? Если Аристовул был союзником Цезаря, то его сын… — Сципион развел руки в стороны. — Его казнь сочтут враждебным актом в отношении Цезаря. Что ты на это скажешь?

— Прости меня, — Антипатр почтительно поклонился прокуратору, — что осмеливаюсь возражать тебе, но ты ошибаешься.

— Ошибаюсь? — переспросил Сципион, нахмурившись.

— Позволь мне сказать, — мягко проговорил Антипатр и после нетерпеливого кивка прокуратора продолжил: — Для Цезаря не имеет значения, кто царь в Иудее — Аристовул, Александр или кто-то еще, ему важно спокойствие провинции и ее преданность Риму. Александр дважды поднимал народ на борьбу с римлянами. В Иерусалиме опять неспокойно — почему же нельзя предположить, что Александр возбудил народ и в третий раз? Твоя обязанность как прокуратора провинции — пресекать всякую возможность мятежей и бунтов и безжалостно наказывать их предводителей и вождей. Римский сенат великодушно помиловал Александра, но он взбунтовался опять. Когда был жив Помпей, он бунтовал против Помпея, но сейчас, когда власть у Цезаря, он бунтует против него. Разве не так? Казнив его, то есть задушив мятеж в зародыше, ты окажешь Цезарю услугу — передашь ему успокоенную, подчиняющуюся Риму провинцию. Ты казнишь Александра не как сына Аристовула, а как злостного мятежника.

В глазах Сципиона мелькнула надежда, а Антипатр добавил:

— Казнить его необходимо до прибытия Флака, чтобы он не смог приписать это деяние себе. А я, лишь только все будет кончено, отправлюсь в Иерусалим и приведу город к полному повиновению, по твоему приказу казнив особенно рьяных крикунов.

Метеллу Сципиону ничего не оставалось, как только согласиться с такими доводами Антипатра.

Пока Сципион и Антипатр решали судьбу Александра, Ирод по поручению отца занялся телом Аристовула. В его присутствии тело обмыли и опустили в ванну, выдолбленную в стволе огромного дерева и наполненную медом. Мед был прозрачным, только чуть желтоватого оттенка, и лицо Аристовула хорошо просматривалось сквозь него. Ироду показалось, что ненависть проступила в выражении его лица еще отчетливее. Он приказал слугам прикрыть ванну крышкой.

Вскоре Ирода позвали к отцу. Антипатр сказал:

— Ты пойдешь к Александру вместе со мной.

— Отец, — неожиданно для Антипатра попросил Ирод, — позволь мне остаться. Я не могу… — добавил он, опуская глаза.

— Не можешь? — переспросил Антипатр скорее удивленно, чем недовольно. — Не хочешь ли ты сказать, что боишься?

Ирод отрицательно покачал головой, быстро взглянул на отца, но тут же снова опустил глаза.

— Я не боюсь, — вздохнул он, — у меня другая причина.

— Какая еще причина? Мы должны покончить с ним как можно быстрее.

— Не могу тебе сказать, — едва слышно ответил Ирод, — пока…

Антипатр шагнул к сыну, взял его за плечи:

— Ты что-то скрываешь от меня?

Ирод снова вздохнул, сказал, не поднимая головы:

— Да, отец, но это… Нет, я не могу.

— Скажи, — проговорил Антипатр так ласково, как не говорил никогда. В голосе его не было притворства, но чувствовалось неожиданное сочувствие. Столь неожиданное, будто это произнес не он, известный своей суровостью воин, а совсем другой человек. Так говорила с Иродом мать, когда он был маленьким. И Ирод, удивленно посмотрев на отца и не вполне сознавая, что он такое говорит, прошептал:

— Мариам.

Он думал, что отец не поймет, и никогда не сумел бы заставить себя повторить это имя снова. Но Антипатр понял. Едва заметная улыбка раздвинула углы его губ. Он сказал:

— Пусть будет по-твоему, оставайся.

…Антипатр спустился в подвал в сопровождении раба, несущего факел. Лежавший на полу Александр поднял голову. Увидев Антипатра, он задрожал:

— Ты?.. Ты?..

Антипатр молча вытащил меч.

— Ты не посмеешь! — сдавленно воскликнул Александр, выставляя перед собой руки.

— Убери, — указывая глазами на руки Александра, сказал Антипатр, — так тебе труднее будет умирать.

Александр опустил руки, повернулся и лег на живот, упершись лицом в пол и вытянув шею. Антипатр медленно поднял и резко опустил меч. Голова Александра отскочила, прокатилась по полу и остановилась, ткнувшись в стену. Антипатр пригнулся, осторожно взял ее за волосы и бросил в мешок, подставленный рабом.

15. Мариам

Прошло уже более десяти дней с тех пор, как Мариам испугал страшный крик Юдифи, а она все никак не могла успокоиться и вздрагивала при каждом звуке голоса, раздававшемся в доме. Хотя в доме теперь редко были слышны голоса, все старались говорить шепотом.

В тот день Мариам находилась в соседней комнате. Сначала с улицы донесся топот копыт нескольких всадников, потом она услышала возбужденные голоса во дворе, у парадного входа, потом шаги на лестнице. Потом голос слуги произнес громко у самой бабушкиной двери:

— Гонцы из Дамаска!

Бабушка ответила:

— Пусть войдут.

Судя по звуку, вошли сразу несколько человек, но заговорил один — негромко, невнятно. Мариам так хотелось войти и послушать, какие вести привезли гонцы. Она осторожно, неслышно ступая, подошла к двери (бабушка Юдифь не любила и сердилась, если Мариам входила к ней во время разговора с чужими) и, прислонив ухо к гладкому дереву, прислушалась. Но ничего не услышала — за дверью было так тихо, словно там не было никого. Тогда Мариам осторожно надавила на створку, желая хотя бы чуть-чуть приоткрыть дверь и посмотреть, что же делается внутри. Створка еще не стронулась с места, когда бабушка Юдифь закричала.

Она закричала так громко и протяжно, что Мариам показалось, будто задрожали стены, так страшно, как кричат только дикие звери, раненные охотниками, так протяжно, что это не походило на звук человеческого голоса. Мариам отшатнулась от двери и побежала в противоположную сторону, с размаху ударилась в стену, упала, тут же поднялась и ткнулась снова. Снова упала и осталась лежать на полу, прикрыв лицо ладонями и подтянув ноги к коленям. Вся дрожа, она слышала крики и топот, наполнившие дом, поняла, что случилось страшное, но не хотела узнать что. Она ничего не хотела знать, а боялась лишь одного — повторения нечеловеческого крика Юдифи. Но он не повторился.

К Мариам подошли, ее подняли и понесли. Она услышала голос матери:

— Что с ней? — и ответ слуги, прозвучавший у самого уха:

— Она, наверное, испугалась. Она дышит, госпожа.

Мариам положили на мягкое, и руки матери (не открывая глаз, она узнала ее руки) схватили ее за плечи и потрясли.