Эдуард Буйновский - Повседневная жизнь первых российских ракетчиков и космонавтов

• Название: Повседневная жизнь первых российских ракетчиков и космонавтов
• Автор: Эдуард Буйновский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-235-02749-3

В любом деле быть первым — трудно, но интересно. И вдвойне интересно, если это дело связано с испытаниями и пусками ракет, началом освоения космоса, первыми пилотируемыми полетами.

Эдуард Буйновский — непосредственный участник этих событий, один из первых дипломированных лейтенантов-ракетчиков, участвовал в формировании первой боевой части Ракетных войск стратегического назначения, в составе второго отряда космонавтов готовился к космическому полету, он — среди участников запусков космического корабля Юрия Гагарина и многоразового космического корабля «Буран» — апофеоза советской космонавтики. Эта книга о молодых ракетчиках, создателях отечественных образцов ракетной и космической техники, ее испытателях, первых космонавтах — жителях Звездного городка. В книге приводятся малоизвестные факты, рассказывающие об их повседневном труде, успехах и неудачах, чувствах и переживаниях, радостях и огорчениях. Юмор, тонкая ирония, шутливые ремарки и комментарии отдельных событий помогают читателю легко разобраться в сугубо технических терминах и определениях, тем более что в кропотливой и нелегкой повседневной жизни первых российских ракетчиков и космонавтов всегда было место шутке и юмору.

---

Освоение азов науки шло своим чередом. Уже с конца третьего курса, когда мы побывали на заводской практике в Днепропетровске, Харькове, Саратове, войсковой стажировке и своими глазами увидели, а руками пощупали ту технику, которую заочно изучали в аудиториях и ангарах, стали подходить к учебному процессу «творчески» и даже с некоторыми элементами авантюризма. Например, в училище широко практиковалась и даже поощрялась нашими преподавателями и воспитателями досрочная сдача экзаменов до наступления очередной экзаменационной сессии. Я, например, широко пользовался такой возможностью. Но каждый раз очередной сдаче экзамена экстерном предшествовала большая творческая подготовительная работа, соучастником, а в последующем и соисполнителем которой был мой друг и однокурсник Анатолий Батюня. Стратегия была простая: накануне очередной сессии мы обращались к преподавателю с просьбой разрешить нам его экзамен сдать досрочно. Как правило, он соглашался, будучи полностью уверенным в нашем сверхвысоком уровне знаний предмета. А причину для досрочной сдачи можно было придумать любую, вплоть до того, что я, мол, возможно, в сессию планирую жениться. Получив принципиальное согласие, мы с Батюней в течение нескольких дней изучали повадки и линию поведения нашего преподавателя и находили нужный для нас момент — как правило, после обеда, когда на кафедре практически никого не было. Остальное — дело техники. Пара вопросов (экзаменационные билеты преподаватель еще не успел подготовить. Мы это тоже учитывали!), на которые мы готовили пространные, туманные ответы, по ходу — разговорчики про то про се, иногда анекдотец к месту вставишь — и «пятерка» в кармане! Наш расчет был прост: у преподавателя в голове не укладывалось, что так нахально можно прийти на досрочную сдачу, имея в голове лишь поверхностное представление о предмете. Здесь пальма первенства была за Анатолием. Он умел красиво, если надо, долго и нудно говорить и, как Сирена, заговаривать слушателя, причем не очень отступая от предмета и сути разговора. Я у него был на подхвате. Он иногда так «запудривал» мозги преподавателю, что я, выступая вторым голосом, зачастую путался и не успевал понять — а по какому же предмету мы получили свою законную «пятерку»? Ну, а если честно, то все было не так уж комично и не так просто. Мы, естественно, готовились, добросовестно учили предмет, волновались, переживали, шли со страхом, но все же с тайной надеждой в душе, что наша авантюра удастся. Кстати, сбоев не было.

В последней, преддипломной экзаменационной сессии мы с Толей умудрились почти все экзамены сдать досрочно, и этот факт имел для нас неожиданные последствия. Последний год мы, слушатели выпускных курсов, уже несколько вольготно себя чувствовали, поэтому после досрочной сдачи экзаменов последней сессии, имея в запасе две-три недели свободного времени, мы с другом почти нелегально отправились в Москву на заслуженный отдых. Живем у меня дома, гуляем, блаженствуем, ходим на танцы в ЦЦСА. И вот однажды мы забрели в ГУМ (кто не знает — огромный магазин на Красной площади), слышим по трансляции — приглашают в демонстрационный зал на показ мод. Ну, мода нас особо не волновала, а вот на тех, кто ее демонстрирует, нам очень захотелось полюбоваться. Заходим (мы, естественно, в гражданском платье), садимся, оглядываемся вокруг и — ба! — кого мы видим: полковник Григорьев собственной персоной и при полном параде! Михаил Григорьевич был у нас заместителем начальника училища, затем его направили формировать первые части будущих Ракетных войск стратегического назначения. Мы, будущие выпускники училища, слышали о его миссии, и каждый из нас при распределении хотел попасть под его начало, хотя ходили слухи, что к нему будут направлены только выпускники офицерских отделений. И вот этот самый полковник Григорьев, не подозревая, что мы сидим рядом, жадным взором изучает образцы моды весны — лета 1958 года. После небольшого замешательства мы с Толей быстро пришли в себя и между выходами моделей браво представились своему бывшему (а может, и будущему?) командиру. Небольшой шок уже со стороны Михаила Григорьевича (вот, мол, зашел в перерыве между заседаниями в Генштабе чуть отдохнуть, глаз порадовать). Мы деликатно дали ему время прийти в себя и уже через пару минут оживленно, на равных, с элементами профессионализма обсуждали и образцы моделей весенне-летнего сезона, и объекты, которые демонстрировали эти модели. Результат: из тридцати выпускников нашего слушательского отделения только мы с Батюней были распределены во вновь формируемое соединение к тому времени уже генерала Григорьева. Вот что значит вовремя подсуетиться с экзаменами и хорошо разбираться в сезонной моде! Правда, если уж быть объективным до конца, то какую-то роль в распределении сыграли и наши с Толей отцы. Но это, по нашему глубокому убеждению, вторично. Все же первопричина — встреча профессионалов женской красоты в демонстрационном зале ГУМа. Здесь наша с Анатолием совесть чиста. Мы не просили наших отцов (у Толи — начальник штаба Северо-Кавказского военного округа, мой — в те времена полковник Генштаба) направить нас после окончания училища в Москву (такие прыткие среди нашего выпуска были), а попросились в строевую часть, которая только формируется, да еще и непонятно — где.

Четыре года жизни в Ростове это, конечно, не только познавательный, учебный процесс, но и время нашего возмужания, формирования нас как личностей, расширения жизненного кругозора и накопления житейского опыта.

Из воспитанников нашей 3-й батареи МАПУ в Ростов были распределены человек семь-восемь (Юра Проклов, Юра Тарелкин, Саша Кулаков, Женя Гайван, Виталий Дождев), из которых только я и Виталий попали вместе на один факультет, остальные были распределены по другим факультетам, хотя на первых порах, пока мы жили в казарме, это нас особо не отягощало. Первое время мы старались кучковаться вместе, нас как бы дух и традиции МАПУ оберегали от сложностей и неожиданностей нашей новой жизни. В последующем, по мере втягивания в учебу, стали формироваться уже группки и компании по факультетским интересам. Но это потом. А на первом курсе, когда учебные дисциплины для всех факультетов были практически одинаковыми и при этом первые курсы всех факультетов жили в одной огромной и неуютной казарме, мы частенько собирались и вспоминали с грустинкой о нашем МАПУ, о наших офицерах и преподавателях, о нашей милой, беззаботной школьной жизни. Но и в нашей теперешней ростовской действительности все чаще и чаще появлялись новые аспекты, которые со временем не оставляли места для грусти и воспоминаний о прошлом. Ну действительно, когда же здесь грустить, когда некая загадочная личность ходит по казарме, собирает с каждого из нас по рублю, обещая вечером показать фильм из серии «Взято в качестве трофея…» И верно, где-то уже после отбоя появляется передвижная киноустановка, мы, в нижнем белье и завернутые в одеяла (в казарме жуткий холод!), тесной кучкой рассаживаемся между рядами наших двухъярусных коек в ожидании чего-то прекрасного и волнующего. Как правило, предчувствие нас не обманывало. «Серенада Солнечной долины», «Сестра его дворецкого», «Большой вальс» — вот далеко не полный перечень фильмов, которые мы с восторгом смотрели в холодной казарме после отбоя. Не дремали и политработники. Как уличные зазывалы, они старались нас чем-то увлечь, агитируя за разнообразные кружки и секции. Поддавшись их агитации, а также учитывая, что нас поначалу вообще долго не пускали в увольнение, многие из нас, и я в том числе, решили от нечего делать записаться в хор (мужской, естественно). Руководила этим хором молодая, очень энергичная и увлеченная своим делом девушка. На первые занятия хора мы шли чуть ли не в приказном порядке под контролем курсового офицера. Но потом как-то незаметно и, в общем-то, к нашему всеобщему удивлению, мы не только стали с энтузиазмом посещать спевки, но и задерживались сверх отведенного времени. Эта маленькая девчушка сумела заразить нас своей любовью к музыке, заставила нас учить ноты и даже петь по ним! Когда мы уже достаточно хорошо спелись и выступали как единый музыкальный коллектив, подчиняющийся беспрекословно дирижерской палочке нашего кумира, нас стали выпускать в эфир. Местный, конечно. Вершина нашего мастерства — «Ноченька» Даргомыжского. Достаточно сложное сочинение на несколько голосов. До сих пор испытываю чувство почти профессиональной гордости, вспоминая, как с умилением слушал трансляцию Ростовского радио с записью нашей «Ноченьки». Для многих это было первое приобщение к музыкальной культуре. Но как-то со временем хор почему-то распался, и мы, его участники, демонстрировали свои вокальные возможности уже частным порядком, в основном за праздничным или дружеским застольем. Все последующие годы, когда мне приходилось попадать в общество любителей музыки, я всегда находил возможность небрежно вставить фразу о том, что мне, мол, приходилось исполнять сложные произведения Даргомыжского, а если было к месту, то и демонстрировал пару «ля» все из той же «Ноченьки >. И сразу становился среди музыкантов своим человеком.