Титта Руффо - Парабола моей жизни

• Название: Парабола моей жизни
• Автор: Титта Руффо
• Жанр: Биографии и Мемуары

Книга воспоминаний Титта Руффо, названная им «Парабола моей жизни»,— правдивое описание нелегкого жизненного и творческого пути одного из величайших вокалистов-баритонов первой половины XX века. Мемуары эти, занимательные и поучительные, привлекательны своей искренностью, прямотой и бесхитростной откровенностью.

Жизнь знаменитого артиста с самого начала и до конца складывалась не гладко.. На его долю выпали жизненные и творческие конфликты, требовавшие от него активного участия и немедленного разрешения. Такой уж он был человек и такая была у него судьба.

---

После Палермо я отправился в театр Ла Фениче в Венецию, где выступил в «Трубадуре». Успех был огромный, и после «Трубадура» мне предложили партию Люцифера в опере «Святой» венецианского композитора Франческо Гина, являвшегося учеником Смарельи и одним из самых сильных музыкантов Венеции. Автором либретто был граф Сугана. Что касается исполнения музыки, то я прошел свою партию с Гином, и он остался мной чрезвычайно доволен. Утверждал даже, что никто другой не смог бы так выразительно воплотить музыкальный образ, как это сделал я. Что же касается воплощения актерского, то Сугана находил, что для Люцифера я слишком молод, слишком сухощав и недостаточно богат опытом. Кроме того, он подозревал — и высказал мне это совершенно откровенно,— что я недостаточно знаком с мифологией. Я ответил ему, что, по правде говоря, не могу особенно похвалиться своими знаниями в этой области, но в том, что касается Люцифера, я осведомлен достаточно и потому прошу его отнестись ко мне с полным доверием.

Я должен был появляться в первом действии в образе и костюме римского гладиатора, несомого на большом щите четырьмя центурионами, и партия моя начиналась вакхической песнью, очень эффектной по музыке и драматическому воздействию. И хотя Сугана подтверждал на репетициях, что голос мой как раз тот, о котором он мечтал для выражения дьявольской мощи своего героя, но внешний вид - и он настаивал на этом, вопреки восторгам Гина,— моя сухощавость — никак не соответствует задуманному им образу. Он был, конечно, прав, этот граф Сугана, но он не знал, что я заказал в Милане бутафорскую кольчугу, придававшую моей груди и всему туловищу могучие очертания классического гладиатора и подлинного властелина преисподней. На генеральную репетицию все явились в костюмах и гриме.

Я с нетерпением ждал четырех центурионов, чтобы сесть на щит, как вдруг, сопровождаемый маэстро Гином, передо мной вырос в высшей степени раздраженный граф Сугана. По своей близорукости он меня не узнал и, указывая на меня маэстро Гину: «Вот,— закричал он,— каким должен был быть Титта Руффо!». Но Гин, успевший узнать меня и пришедший в необыкновенное возбуждение, в свою очередь набросился на графа: «Неужели вы не видите? Да это же он и есть собственной персоной!» Сугана буквально остолбенел. Ему казалось невозможным, чтобы моя мальчишеская фигура могла мгновенно принять размеры фигуры атлета, чуть ли не великана! Успех мой был огромным, особенно в монологе, исполняемом в великолепной декорации, изображавшей Египет. Этот монолог был кульминационным моментом оперы и, когда я закончил его крайней для баритона высокой нотой, вся публика, как один человек, разразилась шумной овацией. После спектакля авторы оперы говорили повсюду, что исполнение мое везде и во всем соответствовало тому, о чем они мечтали.

Глава 15. В ЛОНДОНЕ И ПЕРВЫЕ КАНИКУЛЫ НА РОДИНЕ

Выступление в Лондоне в «Севильском цирюльнике». Инцидент между мной и дивой Мельба. Мое бегство из Лондона. Как я отомстил Мельба. Отдых в Брунате. Одиночество. Занимаюсь самообразованием. Восхищаюсь Толстым и Достоевским. Высокое духовное общение с Бенедеттой

Моя артистическая деятельность продолжалась без перерыва.

Через несколько недель я выступил в Лондоне на сцене театра Ковент-Гарден в «Севильском цирюльнике». Партнерами моими были Мария Бариентос, Алессандро Бончи и Антонио Пиникорси. Дирижировал Луиджи Манчинелли. Я пел партию Фигаро первый раз и мне очень помог Антонио Пиникорси, хорошо знавший все традиции исполнения этой роли. Второй оперой, в которой я выступал с теми же артистами, была «Лючия ди Ламмермур». Однажды дирекция предложила мне взять на себя исполнение партии Риголетто. Петь должен был Антонио Скотти, но он внезапно заболел, и роль предложили мне, хотя она и не была обусловлена в моем контракте. Я тотчас же согласился, очень довольный этим предложением, так как оно предоставляло мне возможность выступить перед лондонской публикой в первоклассной роли, в которую я уже отлично вжился.

Вердиевская опера была поставлена в честь мадам Мельба, артистки особенно любимой в то время английской публикой. Я был ей представлен, но на репетиции с оркестром мне пришлось исполнять свою партию в дуэтах в виде соло, потому что хотя певица и пришла в театр, но не пожелала затруднять себя выходом на сцену и осталась невидимой, скрывшись в ложе на авансцене в обществе директора. После того как я спел свой монолог, маэстро Манчинелли, весьма раздраженный, стал настаивать на участии в репетиции мадам Мельба, но та категорически отказалась выйти из ложи. Началась репетиция третьего действия, где я пел почти все полным голосом. После ариозо «Куртизаны» мне аплодировал весь оркестр, а в финале к оркестру присоединился и хор. Таким образом получилась настоящая, ярко выраженная овация. Кое-кто из старых хористов Ковент-Гардена утверждал, что ни разу за много лет роль Риголетто на сцене этого театра не была исполнена с такой легкостью и щедрой отдачей голоса и чувства. Я вернулся домой, радуясь тому, что смогу исполнить на сцене большого английского театра любимую роль моего репертуара. Имя мое было уже опубликовано в газетах и объявлено на афишах, расклеенных на улицах.

Никак не мог я предвидеть ожидавшего меня скверного сюрприза! Когда я на другой день пришел в театр, то увидел, что имя мое снято с программы и вместо него поставлено имя Антонио Скотти. Сильно переживая нанесенную мне ничем не заслуженную обиду, я ринулся в дирекцию. Меня принял маэстро Мессаже, который в ответ на мой энергичный протест стал уверять, что ему неизвестна причина этой замены. Но, прибавил он, ему кажется, что это произошло с согласия директора театра по желанию дивы Мельба. Я рассвирепел. Те полчаса или немного более, которые прошли в ожидании директора, показались мне вечностью. Но он, наконец, пришел, и я смог излить свое возмущение. То, как поступили со мной, сказал я, было несолидно, непорядочно и незаконно. Ведь я пошел навстречу дирекции из желания помочь ей сохранить объявленное расписание спектаклей. На это директор, как истый англичанин, ответил с обычной британской флегматичностью, что мадам Мельба не пожелала петь со мной по той причине, что нашла меня слишком молодым для исполнения роли Риголетто. Она сама, собственной персоной просила Скотти пересилить недомогание и спеть хотя бы так, как позволят ему силы. И Скотти, жертвуя собой, согласился на это. И вот, несмотря на то, что я находился у директора в его служебном кабинете, я не мог удержаться, чтобы не наговорить ему страшных дерзостей. Так как он не понимал итальянского языка, то заставил перевести все сказанное мной, и слова мои показались ему до того оскорбительными, что он решил применить против меня английские законы. Только я вернулся в пансион, где я жил, как меня догнал добрый товарищ Пиникорси и стал уговаривать как можно скорее покинуть Лондон, иначе меня ждет беда: некрасивое дело с директором, которого я изругал в его собственном служебном кабинете. Я уехал в полдень. Пиникорси, провожавший меня на вокзал, дал мне понять, что причиной всего этого скандала была ошибка, совершенная мной: не надо было петь на репетиции партию Риголетто полным голосом. За овацию, устроенную мне оркестром и хором, меня заставили заплатить тем, что сняли мое имя с программы и афиш. Горько переживал я эту обиду. Но судьба, всегда ко мне благосклонная, довольно скоро дала мне возможность отомстить за обиду и, чтобы не прерывать нить моего повествования, я расскажу об этом не откладывая.

Через несколько лет, когда я уже завоевал свое место в мире искусства, я был приглашен импресарио Десанна в театр Сан Карло в Неаполе. Я пел там в разных сезонах в очень значительных операх. Однажды утром партенопейская газета сообщила, что здесь находится проездом знаменитая артистка Нелли Мельба, посетившая острова Амальфи, Сорренто и Капри и собиравшаяся отплыть из Неаполя в родную Австралию. И вот как-то вечером, когда шла «Африканка», дива, приглашенная на спектакль Десанна, который в летние месяцы совмещал работу в двух театрах — Сан Карло и Ковент Гарден, выразила беспредельное восхищение моим исполнением роли Нелюско. Снова приглашенная Десанна, дива и второй раз пришла в театр, когда я выступал в роли Гамлета.

После третьего акта входит ко мне в уборную Десанна, приветствует и говорит, что Мельба в его ложе неистово аплодирует и просит его устроить ей выступление в роли Офелии в опере «Гамлет» вместе со мной. Разумеется, Десанна был в восторге от этой перспективы. Тогда я, всем своим видом изобразив чопорную холодность англосакса в его служебном кабинете в Лондоне, ответил Десанна: «Скажите Мельба, что она слишком стара, чтобы петь со мной». Думаю, что Мельба, не слишком напрягая память, должна была вспомнить то время, когда она не захотела снизойти до того, чтобы петь со мной в «Риголетто» потому, что'я слишком молод. По правде говоря, я не люблю ни отместки, ни пикировки. Но, мне кажется, что в данном случае на лондонский выпад Мельбы партенопейский ответный удар Титта Руффо пришелся весьма кстати. И сам Десанна, который был сначала ошеломлен моей грубостью, нашел, что ц прав и, обязавшись дословно передать диве мой ответ, как будто бы честно выполнил это поручение.