Алек Экзалтер - Коромысло Дьявола

• Название: Коромысло Дьявола
• Автор: Алек Экзалтер
• Жанр: Фэнтези

Религиозная сайнс фэнтези для верующих и не очень верующих в XXI веке от нашей христианской эры.

---

Намедни изреченную мудрость наставника Филипп дословно вспомнил и добросовестно внес в мобильный рабочий файл собственных дневников-комментариев. Он не преминул сопоставить ее с тем, что первозванные одиннадцать апостолов не имели учеников в строгом смысле философского ученичества. Ведь по тогдашнему эллинскому обычаю ученикам полагалось записывать за философами-учителями.

"Таким образом, надо полагать, синоптические евангелия, нам биографически повествующие о самопожертвовании Сына человеческого, единосущного Богу-отцу и Духу Святому, перед нами предстают не на обиходном арамейском наречии Мессии и его многозванных да мало избранных для действительного апостольского служения иудеев в законе Моисеевом. Отнюдь, коль скоро благая весть в рукописных оригиналах распространялась в основном на всеобщем греческом койне."

На нескольких версиях евангельских апокрифов на арамейском языке Филипп не захотел подробно останавливаться. Все эти опусы, включая аутентичный экземпляр безымянного, в противоположность прочим, никем не подписанного Евангелия евреев, обнаруживали явные признаки малограмотного перевода с простонародного койне. Они словно небо и земля разнились с теми сакральными текстами, какие имелись в религиозном обиходе сравнительно образованных иудейских книжников и фарисеев.

"Между прочим, арамейский язык двух подлинных посланий Святого апостола Павла, фарисея из фарисеев из колена Вениаминова, значительно и существенно отличается от переводных еврейских поделок. Хотя у него тоже вышло далеко не Септуагинта. На всеобщем койне у Павла Тирсянина получалось не в пример лучше.

Наверняка, лично сам по-эллински переводил и кто-то грамотный ему редактировал, правил… Ну да, рукоположенные им самим ученики из греков у него в наличии имелись… С потомственного римского гражданина Павла из Тирса и началось, так скажем, письменное экклезиастическое благовестие…"

В том, что большинство безвестных авторов апокрифических евангелий были отлично знакомы с апостолическими писаниями Святого Павла, у инквизитора Филиппа не имелось каких-либо сомнений.

Между делом он обратил на это внимание, так как скрупулезно исследовал, искал и безукоснительно находил в новозаветных текстах характерные черты использования харизмы. Той самой Благодати, обретенной анонимными евангелистами в силу правопреемной хиротонии от тех, кого в христианской церковной традиции принято называть апостольскими мужами и делегатами.

"Ага, судари мои… Дарования-то вам были воистину делегированы от рукоположенных пресвитеров церквей-экклезий. В рассеянии и в диаспоре, где несть ни эллина, ни иудея, а токмо братья и сестры во Христе…

Вот он взрывной масс-коммуникативный эффект благовестничества! О нем, помнится, мне еще на первой седмице неофита Пал Семеныч толковал.

Как в банальности говориться, знаковым событием обернулось разрушение римлянами храма царя Соломона.

Тогда-то и погнал неизреченный Промысл Божий того самого эллинского иудея евангелиста Псевдо-Марка из Эфеса навстречу харизматикам из эраны Бизантиума… Во благовремении и значимости эпигнозиса…

Жаль, от оригинального благовествования Марка Эпигона мало что сохранилось в церковном эктометрическом каноне. Пускай общую сюжетную канву первый благовеститель во веки веков обеспечил всем прочим евангелистам, переписчикам, переводчикам, толковникам… Кому завет, кому свидетельство…

В смиренномудрии ученичком Петра-Кифы сказался… Не разбери-поймешь, где у него уничижение псевдонима, а где неописуемая гордыня авторская…"

Обращение Савла в Павла он вроде бы неплохо расписал. Понятное дело, там не обошлось без правки и редактуры ноогностиков из Бизантиума.

Может статься, и к самому сверхъестественному действу по дороге в Дамаск руку приложил некто из квиетистов-харизматиков?..

Богохульствуете вы, однако, милсударь. Этого и Пал Семенычу прорицать не дадено в деяниях апостольских…"

Почувствовав, что устал, зарапортовался, Филипп отодвинул компьютер.

"Задницу на обе корки отсидел, отлить бы не мешало, из рака ноги…"

За окнами убежища светало. Где-то начиналась, занималась летняя заря, отчетливо раздавались шаги редких прохожих на тротуаре, по асфальту проезжей полосы шуршали шины автомобилей…

Очевидно, асилум доброжелательно намекал напарнику и подопечному: мол, лучше глупое естественное утро, чем сверхъестественно мудреные вечер и ночь.

Пусть себе ни тому, ни другому, ни каким-либо им сотворенным предметам быта и приметам бытия его "Убежище для разумных" не придавало существенного значения.

Когда Филипп вернулся из сверкающего стерильностью туалета, стол, за каким он просидел ночь напролет, был чист, пуст и застлан свежей скатертью…

На подъеме из Долины соленого озера Филипп Ирнеев пустил лошадь вскачь, крупной рысью.

"Эх-ха, застоялась сивка-бурка."

— Ар-р-ре, Р-русья!

Случилось это мало чем примечательное зауряднейшее событие спустя два с половиной часа, после того как неспешной трусцой они сюда подъехали с Павлом Булавиным.

"Хотелось бы знать, кто из них, мое почтение, мне файлики учебные на компе и в модуле обновил? Сам Пал Семеныч так запрограммировал или, может быть, асилум по существу моих вопросов расстарался?"

Почтительно дожидаться наставника рыцарю-неофиту было ни к чему и незачем. Его прецептор вполне может объявиться лишь под утро.

Или где он там обретается, в то время как в Техасе наступил поздний вечер?

— 2 —

В большом доме заботливый воспитатель Филипп, не мешкая, заглянул в детскую спальню. Определенно порядка ради и соблюдения требований аноптического образа жизни. От постоянных мирских обязанностей его никто не освобождал.

"Чай, не в монастырской келье метанойя. И не в асилуме вне мира сего в покаянии спасаюсь…"

В мальчишечьем дортуаре, куда определили втроем важничающего юного джентльмена Тимоти, плаксу Бобби и крутого парня Джонни-фром-Бьелораша, царили ночь, покой и душеспасительная тишина. Без индейских воплей, револьверной стрельбы и топота копыт, частенько оглашавших днем асьенду Пасагуа.

Сей же час Тим и Боб беспокойно спят, кулачки сжимают, брыкаются… Видимо, во сне продолжают воевать.

Но вот притихший Ванька спать-то не собирается, сопит, дышит… притворяется негодник…

Это Филипп тотчас рационально и естественно выяснил при свете ночника.

"Вон и шнур от блока питания планшетки из-под одеяла свисает. Ага, читает наш мелкий на сон грядущий. Пускай его… В сиесту поспит, если сон сморит…

"Дюна" старика Херберта — это вещь. Слыхали, читали…"

Неслышно притворив за собой дверь, Филипп вышел из спальни, не очень-то подумав принять нет ли, какие-нибудь глупейшие воспитательные меры. Он предосудительно полагал, что через силу заставлять спать отнюдь не маленьких детей является таким же дурацким антипедагогическим злодеянием, как и насильственное кормление в младшем школьном возрасте с ложечки.

"Родители-идиоты насильно потчуют за маму, за папу, за бабушку и дедушку всякой дрянью, какую детям и взрослым и в рот брать-то не след. Как младенцев травят манной кашей-размазней с комками несъедобными…

Так суеверные лохи ужасно дорогих гостей сивушным спиртным спаивают, чтоб до дна и до капли, до упаду, кабы некое зло на дне стакана не уцелело… Ни дна им, ни покрышки, козлам…"

Ване были невдомек педагогические рассуждения Филиппа, коль скоро он перехитрил умного воспитателя. Он о другом подумал.

"Конечно, Фил Олегыч, порядочный зануда, но без его уроков как-то скучно и непривычно. Зато, что ни говори, каникулы, большой американский отдых… Из рака ноги, кутерьма и чехарда…"

Для педантичного Вани естественный и привычный порядок вещей сразу же восстанавливался, едва он брался за компьютер, чтобы почитать. В остальном же он вторую неделю подряд вдумчиво и всемерно пытался разобраться: нравится ему или нет так свободно, "без поводьев и уздечки" отдыхать на техасском ранчо.

Например, по отцу он, оказывается, скучает. Пускай дома они мало времени проводили вместе, редко разговаривали как отец с сыном, так ни о чем, не для воспитания…

Зато без материнских скрипучих нравоучений он прекрасно обходится. И ему превосходно живется без визгливых одергиваний придурочной бонны Снежаны: так не ходи, так не скажи, локти на стол нельзя, чистую рубашку одень, пыль с ушей стряхни…

С грэнди Гореванычем все-таки проще жить на ранчо у грэнди Бармица. Да и с Фил Олегычем. Если старичье, взрослые не занудствуют, уму-разуму не учат.

Ваня тут же вспомнил, как с подачи Филиппа, только-только начавшего с ним заниматься английским, в его распоряжении оказался удобный эргономичный субноутбук для чтения и записей. На дважды два новый наставник растолковал матери насчет отстоя в мозгах и безвредности компьютерного железа, если к нему подходить с умом и не фанатеть с играми.