Алек Экзалтер - Коромысло Дьявола

• Название: Коромысло Дьявола
• Автор: Алек Экзалтер
• Жанр: Фэнтези

Религиозная сайнс фэнтези для верующих и не очень верующих в XXI веке от нашей христианской эры.

---

Вероятны оздоровительные эффекты различной положительной этиологии. Какие и как это происходит конкретно, могу сказать только после лабораторных исследований.

То, что эта зажигалка действует успокаивающе, а иногда бодрит, Филипп и раньше был осведомлен. К тому же ее вполне настоящее пламя, — он сам от нее пару раз прикуривал, — не способно обжечь живую плоть.

"Иже пасхальный огонь благодатный в иерусалимском храме Гроба Господня…"

Несколько иначе оздоровительный подарок повел себя в руках Павла Семеновича. Вместо симпатичного желто-зеленого огонька из зажигалки со свистом рванула невидимая струя сжатого газа и совсем уж не благодатно превратила раскуренную сигару прецептора в абсолютно негорючий материал.

От собственной зажигалки озадаченному Павлу Семеновичу также прикурить не удалось. Сигарный табак, словно асбест, наотрез отказывался возгораться.

Филипп огорченно крякнул:

"Подарил фуфло, называется! Тушите свет огнетушителем…"

Зато Вероника от души расхохоталась, потешаясь над несколько приунывшими коллегами:

— Тут он, прямо скажем, и затух… Я же вам сказала, мои достохвальные господа: сей артефакт бдительно следит за здоровьем носителя.

Филька! Ты ведь, наверняка, пожелал долгих лет Пал Семенычу, оставляя эту зажигалочку в своем убежище?

— Кажется, пожелал. Ну да, точняк. Я еще тогда махнул рюмашку шартреза во здравие Пал Семенычу.

— Вот видите! Я же говорила: артефакт заботится о санитарно-физическом благополучии носителя и нейтрализует яды.

Господа почтенные! Когда б зажженную гавану Павла Семеновича прокачать через насос древнего прибора войсковой химической разведки, то индикация непременно укажет на смертельную дозу синильной кислоты. Что нам показал и доказал сей артефакт, зловредительные яды умиротворяющий, — Вероника явно, этак каустически по-арматорски издевалась над туго соображающими коллегами.

Тут-то Филипп и обиделся. И за себя, и за свой подарок, и за наставника, которого он поставил в неловкое положение.

— Как же, как же! Слыхали: капля никотина убивает лошадь…

— Дурак ты, рыцарь. Человеческий организм способен раскассировать малые дозы растительных ядов в довольно широком кислотно-щелочном диапазоне. Например…

Приводить научные доказательства арматор Вероника и не пыталась, потому как растроганный прецептор Павел прочувственно пожал руку и обнял смутившегося Филиппа.

— Я не в силах выразить вам свою благодарность, друг мой. С прошлого века я паки и паки пытаюсь бросить курить. Или же хотя бы перестать дымить, будто рельсовый пароход на затяжном подъеме.

— Может, паровоз, Пал Семеныч?

— На заре эры железнодорожного транспорта, друг мой, по рельсам ходили токмо пароходы. Тогда как по морям, по волнам плыли пироскафы, ежели вспомнить русский лексикон тех лет.

Что там ни говори, дорогие коллеги, отныне и присно я ограничиваю себя в неумеренном табакокурении. После, глядишь, и совсем его, к Дьяволу, брошу, коль мне рыцарь Филипп любезно подарил такую замечательную зажигалку-огнетушитель.

Как вы думаете, Вероника Афанасьевна, она способна прекратить горение напалма?

— Можно проверить, Павел Семенович. Хотя напалм разводить муторно, и загуститель надобно еще поискать в закромах…

Знаете, у меня тут под рукой имитационные термические шашки. Температура горения 2500 градусов, полковник Булав, сэр.

— Действуйте, лейтенант Нич, мэм. Прошу вас…

Остаться у нее на поздний ужин Вероника никого не упрашивала. Все трое понимали и чувствовали: каждому сегодня хотя бы на несколько минут необходимо заехать в свое убежище. Уж очень насыщенным теургией выдался нынешний субботний денек.

К тому же у Филиппа Ирнеева имелась дополнительная причина ночевать в городе. С утра ему предстоял завтрак у Насти Заварзиной, чтобы потом вместе отправиться на воскресную обедню в монастырскую церковь Утоли моя печали. Как-никак завтра Троица-пятидесятница.

Отказать в такой религиозной просьбе любимой девушке Филипп как-то не решился. Пусть он привык ездить в Петропавловский монастырь один, да и в Настином православии не очень-то был уверен, если она в последний раз побывала в доме Божьем в беспамятном младенческом возрасте, когда ее неизвестно где крестили украинские Заварзины.

"Говорит: то ли в Кривом Роге, то ли в Кременчуге. И откуда ей это знать при родителях-безбожниках?"

Но ведь рано или поздно у многих православных, сподобившихся таинства крещения, возникает желание стать воцерквленными.

"Бысть по сему. Чего хочет женщина, то и Богу угодно."

С ранним воскресным завтраком Настя заодно с тетей Агнессой весьма и весьма угодили своему возлюбленному Филиппу. Он даже почувствовал себя несколько отяжелевшим, садясь за руль и пристегивая болонке Мими шлейки безопасности.

К присутствию собачки на переднем сиденье "лендровер" отнесся холодно и безразлично.

"Ага, собаки для него — не коты. Надо полагать, на стоянке у монастыря они подобающе поладят между собой и дружно примутся охранять друг друга."

К обедне подруга Настя оделась как подобает: скромная юбка-миди с желтым пояском, опять же черного цвета свитер и желтенький платочек в черный горошек на груди, чтобы голову повязать, прежде чем заходить в храм Божий.

"Годится… Пускай можно было и по-праздничному принарядиться, но ее гардеробом в экстерьере мы займемся немного погодя. Перво-наперво домашний интерьер…"

По дороге Филипп экстрактивно посвятил Настю в обрядовые правила поведения для прилежных прихожан во время богослужения:

— Значится так. Там монастырь и порядки в нем уставные. Стоять тебе, Настенька, только слева, там, где хоругвь Богоматери в золотом окладе. Мое законное место справа, у Вседержителя. В церкви будешь делать как я…

Филипп Ирнеев строго придерживался уставного русского православия. Он неприязненно отвергал местные подражательные обычаи, свойственные там и сям дурному посткоммунистическому простонародью, не наученному как след крестным знамением себя осенить, главу сколько нужно преклоненной держать или благостно земной поклон святым дарам отдать.

"То же мне верующие! Кланяются одной рукой… Автокефалия простодырая, из рака ноги… Помилуй их, Господи!"

В качестве литургического языка истово православный Филипп признавал исключительно церковнославянский. Шпыней-обновленцев, насаждавших чудовищно ернические богослужебные словеса на тутошнем разговорном диалекте, он от себя отлучал. И в митрополичьем соборе, где театрально скоморошествовали перед телекамерами церковно безграмотные националисты, ноги его ни разу не было.

"Вона где анафема собралась! Рождество Христово именем языческого божка обзывают. Каляда, из рака ноги…"

Никакой-такой благости в адаптированных под современную национально-политическую обстановку филологически невежественных молениях самопального автокефального обновленчества он не испытывал.

"У козлища обновленческие! Шпыни ненадобные, ерники-скоморохи. Сволочь предержащая… Вместо агнца Божия у них какие-то баранки анафемские…"

Излишне крепко за баранку руля Филипп Ирнеев не держался. Вел джип раскованно и непринужденно, чувствуя свое единение с мощным двигателем и кузовом, усиленным арматорской защитой. Тогда как рефлексивным дорожным мыслям по поводу малоприятностей отечественной политики и ненавистного родного государства он неизменно оставался верен.

"Членовозы поганские! Опять козлы проспект перекрыли…

Будьте бдительны за рулем, многоуважаемые сограждане!

Правила цивилизованного дорожного движения ни для президента, ни для его окружения не писаны. Ездят они грубо и бесстыдно со своими предупредительными мигалками, как хотят и где себе позволяют…"

С позволения сказать, во время церковной службы скромница Настя вела себя так, словно с первого причастия ни разу в жизни не пропустила ни одной воскресной обедни. Тем паче необходимо отмечала богомольным присутствием паки и паки всякий двунадесятый праздник.

Чего уж тут рассуждать о праздничном благочинии во время нынешней поздней Троицы, если Настя краем глаза следит за Филиппом и предугадывает любое его движение, повторяет каждый жест. Даже, когда у него сердечно зачесалась левая бровь.

"На иконостас бы лучше смотрела…"

Не совсем благочестивые мысли рыцарь Филипп от себя решительно отмел. Потом он за дамой своего сердца Настей не наблюдал и полностью отдался торжественной службе.

Горе имамы сердца, братия!

"Со святыми упокой! Помилуй мя, Господи, и отпусти нам грехи необходимого смертоубийства. Тебе, Пресвятая Троица, в единородствии отмщение и воздаяние…"

После обедни Филипп, как было им обещано тете Агнессе, благочестно повез Настю и Мими на природу. Миру — мирское. И его молитвенное возвышенное настроение очень быстро съехало на нет в никуда.