Сол Беллоу - Приключения Оги Марча

• Название: Приключения Оги Марча
• Автор: Сол Беллоу
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-985-16-9573-3

ВПЕРВЫЕ НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ!!!«Приключения Оги Марча» - один из лучших романов Сола Беллоу, удостоенный Национальной книжной премии.Захватывающая, трогательная, многоплановая, полная философского смысла история мальчика, которому выпала судьба взрослеть, совершать открытия, любить и искать свое место в мире в самые драматические моменты истории.

---

С финансовой точки зрения дела у нас обстояли более чем хорошо: Саймон получал пятнадцать долларов в неделю без комиссионных, я зарабатывал тринадцать с половиной. На утрату благотворительной опеки мы и внимания не обратили. Практически слепая Мама не могла больше вести хозяйство, и Саймон нанял мулатку по имени Молли Симмс, крепкую поджарую женщину лет тридцати пяти; она спала на кухне - на бывшей кровати Джорджи, и, когда мы возвращались домой поздно, что-то шептала или выкрикивала. Еще Бабуля отучила нас от привычки входить через парадную дверь.

- Это она тебя зовет, малыш, - говорил Саймон.

- Как же! А на кого она все время смотрит?

На Новый год она не появилась, так что я сам все организовал и приготовил еду. Саймона тоже не было - он уехал справлять новогодний праздник в компанию, надев все самое лучшее: котелок, теплый шарф в горошек, гетры, двухцветные туфли, кожаные перчатки. Вернулся он только вечером следующего дня, когда на улице падал и искрился снег, - грязный, мрачный, с красными глазами и царапинами на лице, которые не скрывала светлая щетина. Этот вспыльчивый и необузданный человек, придя в дом через задний ход, скинул ботинки и щеткой смел с них снег, затем стал рассматривать лицо, словно исхлестанное ветками ежевики, и наконец снял порванный котелок и положил на стул. Счастье, что Мама не могла его видеть; она что-то заподозрила и громко спросила, в чем дело.

- Ничего особенного, Ма, - хором ответили мы.

Чтобы она не поняла, Саймон на жаргоне поведал мне

совершенно неправдоподобную историю, будто подрался на платформе Уэллс-стрит с двумя пьяными свирепыми ирландцами, один из которых схватил его за рукав пальто и за воротник, а другой толкнул лицом прямо на проволочные ограждения и сбросил с лестницы. Его рассказ меня не убедил. Оставалось неясным, где он провел день и ночь.

- А Молли Симмс так и не появилась, хотя обещала прийти, - сказал я.

Саймон не отрицал, что провел время с ней, просто сидел совершенно измочаленный на стуле в парадной - а теперь мокрой и грязной - одежде. Он попросил нагреть воды для ванны, а когда снял рубашку, на спине открылись царапины пострашнее тех, что были на лице. Его не волновала моя реакция. Бесстрастно - не хвастаясь и не жалуясь - он поведал, что рано утром был у Молли Симмс. Драка с ирландцами действительно случилась, когда он пьяный возвращался с вечеринки, но исцарапала его Молли. Более того, она не отпускала его дотемна, и ему пришлось ковылять по негритянскому гетто, утопая в снегу. Забираясь в постель, Саймон сказал, что нам нужно расстаться с Молли Симмс.

- А почему ты говоришь «нам»?

- Она почувствует себя хозяйкой положения, а эта женщина - дикая кошка.

Мы находились в нашей бывшей детской; обои, многократно наклеенные поверх старых, вздулись кое-где пузырями; от летящего за окном снега комната казалась почти уютной.

- Она хочет развития отношений. Так мне и заявила.

- Что именно?

- Что любит меня. - Он безрадостно улыбнулся. - Заводная сука.

- Да ей почти сорок.

- Что с того? Она женщина. И я пошел к ней. И не спрашивал, сколько ей лет, когда на нее полез.

Саймон уволил ее на той же неделе. Я видел, как внимательно всматривалась она за завтраком в его исцарапанное лицо. Молли была худая, похожая на цыганку неглупая женщина; при желании она могла держаться достойно, но, если не хотела, ей было плевать на мнение окружающих, она только ухмылялась, сверкая зелеными глазами. Саймона она не удержала, он видел в ее присутствии одни неудобства, и Молли сразу смекнула, что ее постараются выставить. Опыта у нее хватало - и все больше отрицательного, отсюда и грубость; ее кидало из города в город, из Вашингтона в Бруклин, оттуда в Детройт, а по пути и в другие Богом забытые места: здесь приласкают, там дадут по шее - всякое бывало. Но гордая Молли ни от кого не ждала жалости, да никто и не пытался ее пожалеть. Саймон ее вышвырнул и нанял Саблонку, старую полячку - вдову, которая нас невзлюбила; эта медлительная, ворчливая, тучная, злобная ханжа еще и плохо готовила. Но мы редко бывали дома. Через несколько недель после ее появления я вообще переехал - бросил колледж и стал жить и работать в Эванстоне. Какое-то время я подвизался в специфических местах - на окраинах, где проживают миллионеры: в Хайленд-парке, Кенилуорте и Уиннетке, - и как продавец, специализирующийся на предметах роскоши, имел дело с аристократами. И все благодаря управляющему, назвавшему мое имя, когда деловой партнер попросил рекомендовать кого-то на это место; он сам привез меня к мистеру Ренлингу, торговцу спортивными товарами в Эванстоне.

- Откуда он? - задал вопрос седой, бесстрашный, длинноногий, изысканно одетый человек, по виду похожий на шотландца.

- С северо-запада, - ответил управляющий. - Его брат работает наверху. Хваткие ребята.

- Иудей? - спросил мистер Ренлинг; устремленный на управляющего взгляд по-прежнему ничего не выражал.

- Ты еврей? - повернулся ко мне управляющий. Он знал ответ - просто переадресовывал вопрос.

- Полагаю, да.

- Ага. - Теперь Ренлинг обращался ко мне. - Здесь, на северном берегу, не любят евреев. Впрочем, - улыбнулся он сухо, - кого они вообще любят? Пожалуй, никого. Да они ни о чем и не узнают. - И, снова повернувшись к управляющему: - Как ты думаешь, он может стильно выглядеть?

- У нас он хорошо смотрелся.

- Здесь, на северном берегу, требования выше.

Наверное, только набираемые в услужение рабы проходили подобную проверку или девушки, которых приводили к мадам их матери для обучения искусству обольщения. Он заставил меня снять пиджак, чтобы лучше рассмотреть плечи и ягодицы, и я уже собирался сказать ему, куда он может катиться со своей работой, когда он объявил, что мое безупречное сложение как нельзя лучше подходит для предлагаемой деятельности, и мое тщеславие перевесило самоуважение. Ренлинг тогда произнес:

- Я хочу определить тебя в свой магазин товаров для верховой езды: ну там амазонки, сапоги - все, что нужно для этого вида спорта, разные модные штучки. В период обучения буду платить двадцать баксов в неделю, а когда освоишься - двадцать пять плюс комиссионные.

Естественно, я согласился. Жалованье больше, чем у Саймона.

Я переехал в Эванстон и поселился в студенческом общежитии, где вскоре главной достопримечательностью стал мой гардероб. Возможно, стоило бы сказать «ливрея»: мистер и миссис Ренлинг следили, чтобы я был одет надлежащим образом, - словом, сделали из меня картинку и не жалели денег, выбирая пиджаки из твида, фланелевые брюки и шейные платки, спортивные и плетеные туфли в мексиканском стиле, рубашки - все в соответствии с обслуживанием клиентов, предпочитающих английские товары. Если бы я навел подробные справки об этом месте, то не пошел бы сюда, но теперь меня переполняли любопытство и энтузиазм. Я был прекрасно одет и работал на тенистой улице, за умопомрачительным зеркальным стеклом в модном салоне, в трех шагах от главного магазина Ренлинга, где продавали все для рыбной ловли, охоты, кемпингов, гольфа, тенниса, а также каноэ и бортовые моторы. Теперь понятно, что я имел в виду, говоря, как был изумлен своим продвижением по социальной лестнице и тем, насколько уверенно и эффективно справлялся с обязанностями, обстоятельно, со знанием дела беседуя с богатыми юными девушками, молодыми людьми из загородных клубов и университетскими студентами; в одной руке я держал предлагаемый товар, а в другой - длинный мундштук с сигаретой. И Ренлинг признал, что я преодолел все препятствия. Пришлось взять несколько уроков верховой езды - не много, они слишком дороги. Ренлингу не требовалось делать из меня первоклассного наездника.

- А зачем? - сказал он. - Вот я продаю коллекционное оружие, а сам не убил за свою жизнь ни одного зверя.

Зато миссис Ренлинг мечтала, чтобы я стал наездником, постоянно чему-нибудь учила и старалась привить хорошие манеры. Она предлагала мне не бросать колледж, а перейти на вечернее обучение. Из четырех работавших со мной мужчин - я был самым молодым - двое окончили колледж.

- А ты, - говорила она, - с твоей внешностью, твоим обаянием, если бы у тебя был диплом… - И рисовала обольстительные картины будущего, словно диплом уже красовался в моих руках.

Миссис Ренлинг умело играла на моем тщеславии.

- Я сделаю из тебя настоящего джентльмена, - обещала она. - Настоящего.

Миссис Ренлинг было около пятидесяти пяти; невысокая, в светлых волосах слегка поблескивала седина, кожа на шее белее, чем на лице, на щеках мелкие красноватые веснушки, глаза ясные, но не кроткие. Легкий акцент - она родом из Люксембурга; предмет особой гордости - знакомство с некоторыми людьми, внесенными в Готский альманах[119]. Иногда она уверяла меня:

- Все это чушь. Я демократка, гражданка этой страны. Я голосовала за Кокса, за Смита и Рузвельта. Не люблю аристократов. Они хотели присвоить отцовскую землю. Герцогиня Шарлотта молилась в церкви по соседству с нами; она так и не смогла простить французам Наполеона Третьего. Я училась в Брюсселе, когда она умерла.