Сэм Льювеллин - Кровавый удар

• Название: Кровавый удар
• Автор: Сэм Льювеллин
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Детектив

---

Нет, на велосипеде лучше.

Я повернул голову в сторону фасада здания. Там был свет, бледное сверкание прожекторов под дождем. Я уперся руками в кучу гнилых очистков и встал на ноги.

Велосипед мой стоит у стены дома, на углу переулка. Полицейских будет больше волновать, что происходит на главной улице.

Я вытер рукавом рубашки окровавленное лицо, получше задрапировал наручники дождевиком и прогулочным шагом направился на свет прожекторов, при этом у меня болел живот и отчаянно колотилось сердце.

Час назад, когда я приехал, проспект казался бетонной пустыней, где гулял только резкий ветер с песком. Теперь у дома 1267 бурлила толпа. Кто-то быстро говорил в рупор. На землю падали камни. Я услышал звон разбитой бутылки.

Я схватил руль посредине, около перекладины, и выкатил велик. Не спеши, говорил я себе. Дождевик обмотался вокруг наружных вилок руля. Я пытался исправить положение. Он запутался в спицах колес. Освобождая его, я выпустил руль. Велосипед с грохотом упал. Что-то треснуло. Дождевик высвободился. Я выбросил его на обочину. Я весь вспотел. Вот так привлекают к себе внимание, думал я. Несколько фигур в полицейской форме обернулись и посмотрели на меня. Они были в двадцати ярдах. Свет прожекторов отражался в их ботинках.

Я забросил ногу на велосипед. Внезапно в руках полицейского вспыхнул яркий свет. Фонарик. Он полыхнул мне в глаза, потом прошелся по велосипеду. Высветил металл наручников. Я поставил ногу на верхнюю педаль. Когда я нажал на нее, послышались крики.

Велосипед был старый, с высоким рулем. Очень неудобно править, когда у тебя скованы руки. У поворота в переулок я завихлял, стараясь обрести равновесие. Крики прекратились. По спине у меня побежали мурашки в ожидании выстрелов. Выстрелов не было. Но позади послышался стук подбитых гвоздями башмаков по бетону. Я наконец смог вырулить. Топот преследователей оставался на том же расстоянии. Я набирал скорость. Три сотни ярдов — и переулок кончится, начнется широкая улица. Сердце у меня стучало, как отбойный молоток. Но теперь я ехал, и мужчины в тяжелых башмаках не могли меня догнать. Доехать до конца, повернуть налево. Четыре мили, потом набережная, мастерская на "Лисице", и я избавлюсь от наручников.

В конце переулка появился автомобиль. Белый свет его фар залил мне мозги. Я слышал свист собственного дыхания, шелест велосипедных шин по мокрому бетону, стук подков сзади. И вой автомобильного двигателя, набирающего скорость. Потом я увидел другой свет. Синий свет на крыше автомобиля, который приближался ко мне. Полицейская машина. Я стиснул зубы. Топот позади меня стих. Я ехал дальше.

Дождь брызгал мне в лицо. Справа была высокая стена, слева — здания. Я изо всех сил жал на педали, сжимая руль скованными руками до боли в запястьях. Поворотов не было. Когда я обернулся, двое полицейских вырисовывались в свете прожекторов. С правой стороны переулка был тротуар.

Что ж, этого достаточно. Автомобиль был так близко, что я видел рифление на стеклах его фар. Я потянул руль вверх и вбок. Переднее колесо ударилось о край тротуара с громким "бум". Я почувствовал, что руки соскальзывают. Открыл рот, чтобы выругаться. Колесо оторвалось. Где-то визжали шины. Я летел как на крыльях. Было тихо, не считая рева толпы, воя сирен и визга шин. Чертов подонок, подумал я. Все из-за тебя.

Потом я шлепнулся о землю и перестал думать.

Сначала ударилось о землю плечо, потом ухо, потом все остальное, без строгого порядка. Если бы я был парашютистом, я бы умел падать. Но я был всего лишь бывшим журналистом. Я шлепнулся, как уроненный омлет, покатился по земле и вмазался в стену.

Боль была адская. То, что случилось потом, было похуже боли. Дверца автомобиля открылась. Я услышал шаги по мокрому бетону. Меня потянули за шиворот. Я открыл глаза. Но ничего не увидел. Ослеп, подумал я. Вот блядство, ослеп. Панический страх схватил меня за горло. Буду гнить в тюряге, да еще и слепым.

Снова меня потянули за шиворот, на этот раз сильнее. Что-то текло по волосам. Во рту был соленый металлический вкус. Кровь. Залилась в глаза. Я не ослеп. Снова рывок. Я поднялся на четвереньки. Ободранные ладони саднило. Я оттолкнулся ногами, принял вертикальное положение — как это делает двухлетний ребенок, с растопыренными ногами, без всякого достоинства. Все части тела действовали, кроме глаз.

Дверца автомобиля открылась. Что-то толкнуло меня в грудь. Подножка автомобиля уперлась мне в икры. Я упал на сиденье, подпрыгнул на нем. Еще один толчок в грудь — и я оказался на полу позади переднего сиденья. Я лежал на полу, на зубах скрипел песок. Я подумал о клубах слезоточивого газа, о резких прожекторах, о полицейских сапогах и идиотских белых касках, о черных, похожих на ящики фургонах, которые увозят тебя в бетонные мешки, откуда о тебе не будет ни слуху ни духу.

Внезапно я затрясся от ужаса.

Глава 28

Водитель нажал акселератор. Я с трудом повернул голову, чтобы увидеть отражения прожекторов в салоне автомобиля. Я ожидал, что машина поедет на их свет. Но ничего подобного. Она поехала задом. Поехала задом, причем очень быстро. Я видел, как фары скользили по серым бетонным фасадам зданий, слышал визг коробки передач. Потом водитель нажал на тормоза. Машина с ревом вынеслась на проспект, колеса затормозили, раздался лязг — машина протаранила шлагбаум. Фары погасли. Колеса с воем катились по бетону.

Я кое-как приподнялся, и моя голова оказалась на уровне сиденья. Я увидел плечи водителя, фуражку с твердым козырьком. Мы ехали по широкому пустому проспекту с двумя рядами жилых домов.

— Опусти голову, — сказал водитель.

Сердце у меня оборвалось. Я лег на пол машины.

— Ты идиот, — сказал водитель. — Когда-нибудь ты допрыгаешься, что тебя убьют.

Он говорил по-английски. Женским голосом. Это был голос Нади Вуорайнен.

— И меня заодно, — добавила она. — Не высовывайся.

Я лежал, закрыв голову руками. Это не ловушка, думал я. Не ловушка. Какой-то миг я не мог думать ни о чем другом. Потом до меня стало что-то доходить. У нее будут из-за меня неприятности. Крупные неприятности. Я сказал:

— Откуда твои друзья узнали, что я тут?

— Это не друзья, — ответила она. Радио в автомобиле залопотало. Она умолкла, прислушалась. Потом проговорила: — Пойми, у нас тут идет война. Тихая маленькая война внутри полиции. Некоторые, и я в том числе, считают, что Эстония — самостоятельная республика, и мы должны укреплять правопорядок в стране. Но есть и другие — то ли русские, то ли остатки номенклатуры, которые хотят сохранить старые порядки, когда полицейским закон не писан.

— Тайная полиция?

— Гораздо проще. Мы строим новое государство. Как полицейская, я служу народу. Те, другие, не служат ни народу, ни государству, а только самим себе. Боже! — Автомобиль замедлил ход. — Не поднимай головы. Полицейская машина.

Она посигналила встречной машине, помахала рукой.

— Все в порядке. По радио пока молчат. Едем.

Она ехала очень быстро, так же как в ту ночь в Саутгемптоне, только сегодня дорога была пустынна. Минут через десять она сказала:

— Можешь сесть. А браслеты оставим, на всякий случай.

Я выбрался на сиденье. Проспект кончился. По обеим сторонам дороги были деревья — старые ели, чернеющие при серебристом свете фар. То и дело встречались поляны, на которых белели валуны, похожие на китов.

Она в первый раз повернула голову. Под козырьком фуражки — профиль греческой статуи. Она улыбнулась мне. Улыбка была натянутая, машинальная. Надя была встревожена.

Я снова спросил:

— Как твои друзья меня нашли?

— Неужели ты думаешь, что мы совсем сосунки и что человек, которым интересуется полиция, может выехать из гавани на велосипеде без слежки?

Она говорила сердитым голосом: ее гордость была задета.

— Понятно. — Моя гордость тоже была задета. — Что за чертовщина тут случилась?

— Тебе повезло, — сказала она. — Это все Велло, чокнутый мальчишка. Он член антиобщественной группы. Они против русских. Но и против всего остального тоже. Они не утруждают себя мыслями. Считают, что думать не обязательно. Зато развивают бешеную деятельность. Энергия как у цыпленка, которому отрубили голову. Все молодежные группы в больших городах одинаковы. Они кричат: мы революционеры, мы то, мы се. На самом деле они анархисты. А некоторые — просто бандиты и занимаются вымогательством. Другие любят драться с полицейскими. Они напали на кагэбэшников, которые хотели тебя арестовать. А те вызвали себе на помощь городскую полицию. Но городская полиция не любит КГБ. Так что теперь там бьют моих друзей, потому что ты устроил дебош.

Эта Надя отличалась от Нади, которую я встретил в Англии: более деловая, более компетентная — как-никак, она у себя дома, на родине. Я сказал:

— Мне жаль, если я причинил тебе неудобства.

Она засмеялась. Смеялась она дольше, чем позволяли обстоятельства, с иронией, которой я до конца не понял. Радио захрипело и снова залопотало. Я услышал собственное имя, несколько раз прозвучавшее в потоке эстонских слов. Она перестала смеяться.