Михаил Швецов - Госпожа тюрьмы, или слёзы Минервы

• Название: Госпожа тюрьмы, или слёзы Минервы
• Автор: Михаил Швецов
• Жанр: Психология

Понятие личности было введено в научный оборот как инструмент для теоретизирования о человеке.

Но что такое личность, что это за структура живого, отношения которой с природой и обществом являются типичными в такой степени, будто на неё можно навесить табличку: истероидная, шизоидная и т. д.? Что это — душа, разум, сознание или некая энергия?

К настоящему времени известно много моделей личности. Среди их создателей великие имена. Но почти каждая новая модель переставала быть живой и употребляемой, как только заканчивался земной путь её автора, или иссякал (нередко искусственно подогреваемый) энтузиазм у её сторонников.

---

Нужно ли говорить, что произошло потом: все «заграничные» кончили очень быстро; двое спились, один застрелился, трое умерли от чахотки, а остальные сошли с ума. К этому тяжёлому времени относится эпизод с Сидором Карпычем, которого отодрал Иван Семёныч. Сидор Карпыч кончил сумасшествием, и Пётр Елисеич держал его при себе, как товарища по несчастию, которому даже и деваться было некуда. Уцелел один Пётр Елисеич, да и тот слыл за человека повихнувшегося…

Главный управляющий торжествовал вполне. Жена Мухина героически переносила свои испытания, но слишком рано сделалась задумчивой, молчаливой и как-то вся ушла в себя. Её почти не видали посторонние люди. Это нелюдимство походило на сумасшествие, за исключением тех редких минут, когда мелькали проблески сознания. К этому служило поводом и то, что первые дети умирали, и оставалась одна Нюрочка. Умирая, эта «немка» умоляла мужа отправить дочь туда, на Запад, где свет, и справедливость, и счастье. Ах, как она тосковала, что даже мёртвым её тело должно оставаться в русских снегах, хотя и верила, что наступит счастливая пора и для крепостной России».

Вероятно, М. Горбачёв и отменил крепостное право, хотя эту заслугу обычно приписывали Александру II. Но может ли считаться свободным врач, если у него нет своей квартиры и нет возможности поехать в отпуск туда, куда он хочет? Могут ли считаться свободными бывшие колхозники и крестьяне, если у них в деревне нет работы, а в чужом городе не будет квартиры или денег для её оплаты? Да, и нужны ли нашему государству, вообще, свободные и здоровые люди?

Блистательна и сама по себе история, рассказанная Маминым-Сибиряком, о том, как власть относится к «выскочкам», овладевшим знаниями помимо её «воли». Точно так же властью (в том числе и научной) признаются лишь те открытия, которые делаются по её же указанию и, естественно, обязательно финансируются, а те, что рождаются по собственному почину учёного, да на личные сбережения и в свободное от службы время, — благополучно «закрываются» или замалчиваются. Иная система координат, другой ключ миропонимания, преследующие, прежде всего, постижение истины, а не интересы научно подкованной группы менеджеров, скорее будут отставлены в сторону. Как часто умели люди выбрасывать из лохани ребёнка вместо грязной воды! Итог подобной дереализации и деперсонализации — горе, пьянство и Ш. родителей. Когда-то Ленин со своим любимым «Иудушкой» предали идеи научного социализма, подменив его вооружённым бандитизмом. Что оставалось Плеханову, Кропоткину и их сторонникам? Некоторые даже не успели сойти с ума от ужаса, как очутились за решёткой или колючей проволокой, где им могли свободно устраивать «самоубийство на почве болезни».

Интересны суждения Вл. Буковского о Ленине: «У него просто не было принципов, кроме одного: всегда подвести теоретическую базу под какое-то своё конкретное решение. Эта вот беспринципность и называется ленинской диалектикой. Философия, чрезвычайно удобная для жуликов, но никогда не спасавшая их от расплаты» («И возвращается ветер». — М.: АО «Демократическая Россия», 1990. — С. 81).

Вернёмся из кровавой политической пропасти в научный «мир». Ах, как совпадает высказывание политического диссидента с заключением А.Н. Уайтхеда о науке: «Если наука не хочет деградировать, превратившись в нагромождение ad hoc гипотез, ей следует стать более философичной и заняться строгой критикой своих собственных оснований» (А.Н. Уайтхед «Наука и современный мир»/ Избранные работы по философии. — М.: Прогресс, 1990. — С. 73). И далее на стр. 555: «Ни одна наука не может быть более надёжна, нежели та неосознаваемая метафизика, на которую она неявно опирается… Всякое рассуждение, игнорирующее своё метафизическое основание, несостоятельно…Несомненность научных данных является иллюзией, ибо эти данные связаны с неисследованными ограничениями. Наши научные концепции находятся под контролем общепринятых метафизических понятий эпохи. Вот потому-то наши ожидания так часто не оправдываются. И когда появляется какой-нибудь новый способ наблюдения, наши старые концепции тонут в океане неточностей и ошибок («Приключения идей»)».

Наука не сомневается, наука повелевает

Попробуем в море научной информации разглядеть эти инвалидизирующие ad hoc (лат.: на данный случай, или, попросту, на злобу дня) концепции. Это почти всё, с чем сталкиваются граждане России в больницах и поликлиниках. Возьмём всего несколько обоснованных примеров из практики: концепции лечения дефицита гемоглобина и иммунокомпетентных клеток у беременных, преимуществ кесарева сечения перед естественными родами, концепция лечения боли фармпрепаратами, преимущества инсулинового шока в лечении шизофрении.

Некогда величина мирового масштаба Рудольф Вирхов, патологоанатом, антрополог, основатель клеточной патологии, один из создателей современной антропологии и этнологии заявил: «Дарвинизм должен быть вычеркнут из ряда научных теорий!» — с чем я бы, пожалуй, весьма охотно согласился. (Любопытствующим рекомендую отыскать книгу М.В. Швецова «Химера и антихимера». — Пермь, 1992. Сегодня она уже есть на портале «Проза. ру»: http://www.proza.ru/2011/04/04/1492). Да вот беда! Вдруг самые агрессивные из коммунистов так рьяно поддержали Дарвина, а на основании его мальтузианских теорий даже построили государство-рай для рабочих и к ним примазавшихся. (Тот же Р. Вирхов практически уничтожил «спасителя венгерских матерей» И. Земмельвейса, обладая большим влиянием на умы конформистских, традиционно мыслящих учёных и не желая вникать в суть его открытия, предвосхитившего наступление эры асептики и антисептики). Но если советские учёные, надёжно опершись на солдатские штыки, признавали существование дарвиновской эволюции, почему они желали вмешиваться в процессы биологической эволюции при беременности, материальным носителем которой и могут выступать те самые иммунокомпетентные клетки? А какое настоящее слово надо подобрать к концепции лечения анемии при беременности, приведшей к гибели не одну женщину, не говоря уже и о числе умерших внутриутробно детей? Сегодня научные грани размыты весьма сильно! Чего стоит одна только реклама на транспортных средствах, обещающая избавление от боли фармпрепаратами… В этой рекламе, прежде всего, актуальность бизнеса, а результативность — как всегда: многократно меньше, чем общепринятые ожидания «пятьдесят на пятьдесят».

Концепция преимущества кесаревых сечений перед естественными родами гораздо больше, чем иные, подходит под определение социально опасной. При условии, что кесарево сечение, согласно мнению передовых учёных, не только меняет направление эволюции человека (если она вообще существует), но и может вести к вымиранию Homo sapiens как вида (Мишель Оден. Кесарево сечение: безопасный выход или угроза будущему? Москва, 2006. — 188с.), — сегодня частота кесарева сечения у беременных в Перми приближается к 30 %, в Москве — давно больше 30 %, а в Мексике достигает 80 %.

Концепция лечения шизофрении инсулиновым шоком, если и устраивала в прошлом научных политиков (им нравились и гипотезы о необходимости тотального удаления здорового червеобразного отростка, миндалин и крайней плоти — у мальчиков), то едва ли от неё умилялись больные. Подобное действо вполне соответствует эффективности стрельбы из пушки по воробьям, но… «рекомендовано учёными». Шоковая терапия отражает скорее беспомощность, чем учёность, касается это политических или прочих наук. Да и результаты, мягко говоря, весьма сомнительные (для кого-то — гибельные). На этом фоне едва ли хуже будет выглядеть концепция о пользе чтения Библии при шизофрении.

Есть сообщения психиатров, что это лучшая терапия (Josh McDowell. More than a carpenter. Tyndale House Publishers, Inc.: Slavic Gospel Press, 1990. — 128p.). Но ведь у наших психиатров сегодня мало времени на общение с больными, «вкалывают» на две ставки и более. Откуда ещё берутся силы на проведение платных приёмов вне служебного времени? Это их тайна… Каждый психиатр читал И. Ялома, (Ялом И. Мамочка и смысл жизни: психотерапевтические истории. — М.: ЭКСМО, 2005. — 384с.) и помнит его наставления: «Почему врачи не понимают важности своего присутствия? Они представить себе не могут, как они нужны именно в тот момент, когда им больше нечего предложить».

Однако применять на практике то, что положено делать согласно призванию или клятве Гиппократа…? По-прежнему остаётся актуальной концепция Б. Шоу: «Никто так не опасен, как нищий врач».

Примеров, подобных этим, предостаточно. Смена одной теории на другую — естественный процесс в науке. А.Л. Никифоров писал: «Ценность философского результата определяется не соответствием его фактам и научным данным, а его потенциальной способностью придавать новый смысл понятиям, вещам, явлениям и показывать их в новом, необычном свете. Очень значительный результат даёт возможность по-новому взглянуть на всё, на весь мир» (А.Л. Никифоров. Философия как личный опыт/Заблуждающийся разум?. — М.:ИПЛ, 1990. — С. 317).