Михаил Швецов - Госпожа тюрьмы, или слёзы Минервы

• Название: Госпожа тюрьмы, или слёзы Минервы
• Автор: Михаил Швецов
• Жанр: Психология

Понятие личности было введено в научный оборот как инструмент для теоретизирования о человеке.

Но что такое личность, что это за структура живого, отношения которой с природой и обществом являются типичными в такой степени, будто на неё можно навесить табличку: истероидная, шизоидная и т. д.? Что это — душа, разум, сознание или некая энергия?

К настоящему времени известно много моделей личности. Среди их создателей великие имена. Но почти каждая новая модель переставала быть живой и употребляемой, как только заканчивался земной путь её автора, или иссякал (нередко искусственно подогреваемый) энтузиазм у её сторонников.

---

«С. 203. Глазастая Фроська в раннем детстве была уморительно хорошеньким ребёнком. Льняные кудряшки, пухленькие щёчки — ангелочек, а не дитя!

Кончила своё «образование» в детдоме в ранге профессиональной воровки. Дело, между прочим, обычное…

С. 205. Воровские дела были после бегов самым тяжёлым наследием прошлого. Очень часто бега сопрягались с кражами».

(Сегодня и неспециалистам становится ясно, что бомжевание — это одна из масок шизофрении. Но ведь и склонность к воровству — не исключение, как и другие черты поведения, определяемые обществом как аморальные или антисоциальные).

Ещё более поражает то, что детский дом выполняет функции филиала психиатрической больницы. Основная идея моего повествования, была гениально предусмотрена Ларисой Мироновой:

«С. 157. Если кто-либо из детей жаловался на плохое самочувствие, директор, как врач по совместительству, назначала: принять таблетки и полежать. Все без исключения получали в больших дозах аспирин и аминазин (или его аналоги), кое-кого отправляли в медпункт на укол магнезии — чтоб не шалил… Я тогда ещё не представляла, сколько «хроников» в нашем детдоме! Больных, ни разу не получавших полноценного лечения».

«С. 165. У детдомовцев рано появляется желание обзавестись семьёй, надёжной половиной». Но вместо подлинных отношений они чаще попадают впросак и в главный офис психиатрической больницы.

«С. 166. — Аборты в пятом-шестом классе — это катастрофа! — возразила я. — Нора говорила, что в прошлом году делали трём девочкам. Это же преступление!

Матрона: — У них должен быть рефлекс на страх наказания, ясно?

— Ну хорошо, до пятнадцати лет мы стоим над ними с кнутом. А потом, когда они выходят в самостоятельную жизнь, первое, чем начинают в охотку заниматься — как раз тем, что раньше было запрещено. И плодятся детишки без роду-племени…Это дело?»

Все страницы книги Мироновой исписаны сценами неукротимой детской жестокости. Но ведь безрассудная агрессивность служит докторам указанием на скрытую или явную шизофрению…

Вместе с тем деятельность честного передового педагога в детском доме (а в обычной школе?) — это не только движение по тонкому льду. Он чувствует себя инородным телом, агентом или шпионом, которого будут рано или поздно «обезвреживать»…

«С. 220. Дошла до редакции журнала «Человек и закон». Меня долго посылали из одной комнаты в другую, наконец я встретила как раз того, кто занимался детскими домами и детьми, лишёнными родительского попечения… После разговора с этим типом, откровенно циничным и безоглядно самоуверенным в расчёте на полную безнаказанность. Я шла, как помоями облитая. Как это? Я тут из кожи лезу вон, стараюсь воспитать в них, с раннего детства отделённых жестокими условностями от «нормального» общества непреодолимой преградой, гордость, стойкость и совестливость, чтобы помочь выкарабкаться из социальной пропасти, а оказывается — всего этого не надо? Надо «воспитывать» либо трутней, готовых вести полуживотный образ жизни и плодить себе подобных, либо «формировать» безгласную рабсилу, тупо и бездумно выполняющих всё, что от них потребуют «благодетели». Будущий контингент ЛТП и психушек…

Когда пришла на дежурство Нора, я ей всё рассказала, и она, тоже почему-то схватившись за носовой платок, долго сморкалась, откашливалась. А потом сказала:

— К сожалению, он был прав. Нет у этих детей другого пути. И никто не позволит, чтобы он был. Поймите, это действительно так!

Я просто взбесилась от этих слов, но промолчала. Нора зря говорить не станет.

С. 223. Я неожиданно для себя поняла, что чем больше я надрываюсь, чем больше делаю для детей, вытаскивая их из социального болота, в которое они должны были с каждым днём погружаться всё глубже, тем больше раздражения и даже откровенной злобы я встречаю со стороны тех, кто, казалось бы, в первую очередь должен быть заинтересован в моём подвижничестве. Я всё чаще припоминала рассказы о том, как и кого выжили до меня, и складывалась довольно удручающая картина: активные, самостоятельные люди не ко двору! Ни взрослые, ни дети!.. Теперь про всё говорят: не знали! Ложь это! Прекрасно знали чиновные и сановные «охранители детства», что творится на школьном подворье, в том числе — и на детдомовском. Ведь ходили воспитатели и шефы в роно, в исполком, в горком, в ЦК писали… А что там говорили? Разберёмся, не волнуйтесь! И «разбирались». Месяц спустя приходила копия акта проверки: всё в порядке, тревожные сигналы оказались ложными. Только мне кажется, что с некоторых пор у некоторых ответственных деятелей понятия «ложь» и «правда» поменялись местами (шизофрения власти). И они эту мену провернули сознательно. Ах, как складно лгут и сегодня «самые правдивые»!

Лариса Миронова придумывала всё новые и новые способы противостояния шизофрении у подростков, оживляла педагогическую работу и существование в детдоме. Но и власть уже давно замыслила …расправу.

Поводом может служить абсолютно всё. Даже героическое поведение воспитателя по спасению детей… во время пребывания на отдыхе в Сочи. Разгулявшиеся детдомовки раскачивали побережье не хуже 9-балльного шторма, во всём обвиняя своих воспитателей.

«С. 400. Какое право имели они, эти дети, быть такими после всего? После всего, что было с нами? С нашим отрядом? Какое право?! А?»

(Лариса Миронова далее описывает, как на фоне недосыпания передозировала снотворное и едва не погибла от интоксикации. Была реанимация. О суициде она сознательно и не помышляла, но позже коллеги стали подозревать и у неё шизофрению).

«С. 404. У психиатра тоже побывала. Он меня попросил заполнить две анкеты: в одной с помощью трёх десятков вопросов анонимные авторы пытались выяснить наличие сексопатологии, в другой — паранойи. Судя по недовольному и разочарованному лицу врача, я поняла: экзамен выдержан. А он-то обрадовался — какая рыбина в сети идёт! — куча пороков и букет предрасположенностей!

— Всё-таки меня смущает ваша ригидность… — неохотно отпуская меня, сказал он. — Упёртые люди — это потенциальные шизофреники. Ваша фанатичная вера…

— Почему фанатичная? Моя вера зиждется на прочном фундаменте убеждения, а убеждения — на знаниях.

— И во что же верите больше всего?

— В человека, простите за банальность. И за это готова драться».

«С. 411. Татьяна Степановна:

— Да к психиатру её надо, Людмила Семёновна! Без разговоров…Вот точно в психушку, как этих хануриков. И память отшибить (выделено мною). Чтоб не портила общий вид…».

Возвращение после отдыха на море детей в родные стены детдома

«С. 414. — Хотели на вас списать смерть Ринейской. Ваше счастье, что это случилось до вашего приезда. А то бы закатали в тюрьму ни за понюх табака.

— О! Валера, что за ужасы?

— Так уже было здесь, мне мастер по труду рассказывал. Всех, кто не вписывается в их систему, запихивают или в психушку, или за колючую проволоку (Вот она истина! Начальство и без учёных светил чувствует, как ввергнуть человека в шизофрению — и никаких видимых следов насилия). Они надёжно снюхались с самым верхним начальством. Одна контора. Вор на воре и вором погоняет! Разве им нужны люди с принципами? Они вас за них и ненавидят (опять шизофрения во власти). И ищут, к чему бы придраться».

«С. 415. Ирина Дмитриевна:

— Сегодня была на исполкоме, в комиссии по делам несовершеннолетних…от парторганизации школы. Всех этих девиц…Надежду и компанию… уже допросили, пригрозили колонией, несколько дней назад. Они дали показания против вас. После чего их отпустили, и они тут же отправились в бега.

— Что за показания?

— Что это ваша личная месть — отправить их из Сочи.

…

— Сказать по совести, я не верю в вашу победу. И вообще — в успех вашего дела. Думаете, вы такая первая?… Ну и где они теперь? Как вы думаете?

— Судьбе их не позавидуешь, — согласилась я. — Мне рассказывали.

— Вот. А Людмила Семёновна живёт и здравствует. И знаки отличия получает за боевую деятельность на ниве просвещения….Бросьте детдом! Выживут ведь, поймите. И в душу наплюют. И никому ничего не докажете.

— Как это — «бросьте»? А смерть Лены. Это тоже — «бросить»?

— Смерти не было. Её списали. Ясно? И нигде ни при каких обстоятельствах о Лене даже не заикайтесь!…

(Тайной власть способна покрыть не какую-то мистическую шизофрению, но даже смерть. Однако Лариса продолжает бороться за будущее детей, как некогда врачи-гуманисты жертвовали собой ради победы над болезнью.)

«С. 419. Эти дети не имеют права расслабляться! Они с младых ногтей должны научиться драться за себя, за своё право быть такими, как нормальные, «домашние»…Не позволять делать из себя «сырьё». А для этого в первую очередь они должны быть самоорганизованными, образованными людьми. Хватит баек про «дефектный интеллект»! Про «отягощённую наследственность», которая «ставит крест» на всей последующей жизни. Хватит!