Антонин Ладинский - Когда пал Херсонес

• Название: Когда пал Херсонес
• Автор: Антонин Ладинский
• Жанр: Историческая проза

В романе «Когда пал Херсонес» повествование ведется от лица византийского патрикия, просвещенного грека Ираклия Метафраста — свидетеля событий тех дней, когда начали развиваться отношения Византии с ее пышностью, роскошью одеяний, великолепными императорскими «выходами», но застывшей на достигнутом, скованной нерушимыми традициями, с внезапно выросшей в причерноморских степях молодой, дерзкой, одетой в овчины Киевской Русью.

---

Она сидела на берегу и точно на поле битвы, точно над милым телом сына причитала:

Темный лес к земле клонится, Никнут травы от жалости…

Но здесь магистр приблизился ко мне и со вздохом сказал:

— Скоро расстанемся с нашей голубкой навеки…

В порыве любви и радости женщины и быстроногие дети обогнали старцев, которые с медлительной торжественностью спускались с горы с посохами в руках, чтобы приветствовать князя по случаю его возвращения. Это были те из княжеских советников, которые из-за преклонного возраста не могли уйти в поход. Они были в чистых белых одеяниях, поверх которых некоторые накинули синие или красные плащи, застегнутые на правом плече запоной. У некоторых были серебряные бороды, у других длинные усы. С большим достоинством старцы приблизились к Владимиру, обнимали и целовали его, как сына, с отеческой любовью. Потом с улыбкой смотрели на сестру василевса. Но не падали перед нею ниц, так как этот народ полон гордости и ни перед кем не склоняет выю.

Киев, представившийся накануне нашему зрению в такой красоте, при ближайшем ознакомлении оказался обыкновенным варварским городом с бедными хижинами, наполовину вырытыми в земле и покрытыми тростником или соломой, так как руссы усердно занимаются земледелием. Впрочем, дома богатых людей построены здесь из дерева, и особенно искусными плотниками у руссов считаются жители Новгорода. Окошки в таких строениях скудны, небольших размеров и обычно затянуты бычьим пузырем, пропускающим мало света, но украшены наличниками, на которых резец изобразил птиц и зверей и всевозможные узоры. Как во всех северных городах, в Киеве не знают камнестроения, потому что дерево в этой богатой лесами стране самый удобный и дешевый строительный материал и жилища, построенные таким способом, хорошо держат тепло, что очень важно, принимая во внимание суровый русский климат. Здесь все делают из дерева — посуду и ложки, а также возводят мосты и даже прокладывают мостовые и трубы для воды и стока нечистот. Однако на площади, которую называют Бабиным торжищем, стоит посреди обширного двора кирпичное здание, с большой роскошью построенное еще княгиней Ольгой, той самой архонтиссой, о которой писал Константин Багрянородный в книге о церемониях. Но, кажется, пока это единственное каменное строение в городе, и даже христианская церковь, стоящая под горой, где мы помолились с Леонтием по приезде, построена из бревен, с красивыми надстройками.

На холмистых улицах Киева дома построены в беспорядке, и каждый житель селился так, как ему вздумалось, без общего плана. Некоторые жилища имеют дымоходы, в других дым выходит наружу сквозь щели в соломенной крыше, превращая жилище в своего рода огромную курильницу. Таким образом руссы коптят подвешенные под стрехами куски говядины или медвежатины, жирных гусей и пойманную в Днепре рыбу. Рядом с жилищем за плетнем или загородкой помещаются домашние животные. На заре пастухи звонко играют на свирелях, собирая скот, и выгоняют коров и овец за городские ворота, где начинаются превосходные луга.

По приезде в Киев мы поселились с магистром Леонтием у Добрыни, в одном из тех бревенчатых больших домов, которые руссы называют палатами, то есть дворцами. Нам отвели пахнущую деревом, опрятную горницу с зеленоватыми стеклами в виде кружков в свинцовой оправе, с низенькой, обитой железом дверью. Все убранство ее состояло из низкого, но широкого ложа с пышным пуховиком и сшитым из беличьих шкурок покрывалом и деревянного стола на четырех ножках. В соседней светелке была приготовлена большая чаша для умывания, и во время мытья воду лила нам на руки из кувшина молодая рабыня с печальными глазами. На спине у нее лежали две тугие черные косички.

Сам хозяин обитал в другом помещении, обставленном более богато и увешанном дорогими персидскими коврами, с золотой и серебряной посудой на столах. По всему было видно, что знатные руссы уже приобрели привычку к роскоши и ценным вещам. В доме Добрыни я видел тяжелые серебряные подсвечники с восковыми свечами и в горницах часто курились аравийские благовония. Еда у нашего хозяина отличалась обилием. Но к пище подавали не вино, которое здесь пьют только на пирах, а русский хлебный напиток, сладковатый на вкус и приятно пощипывающий ноздри при питье. Жена Добрыни была дородная, румяная и светловолосая женщина с золотым ожерельем на очень белой шее. Оба были рады, что я изъясняюсь на их языке, и непрестанно расспрашивали меня о том, как живут люди в других странах. Хозяйку особенно интересовали одеяниях наших лоратных патрикианок и различные женские украшения, а Добрыня больше любопытствовал относительно торговли и военного дела, но тут я остерегался сказать лишнее.

Однако мне пришлось побывать и в бедных хижинах, и я имел неоднократно случай наблюдать здесь бедность и недостаток пищи. Свое жилище небогатые люди выкапывают прямо в земле, вынимая также почву для ступенек и скамей у стены, и вырывают глубокие ямы для хранения зерна и других продуктов. Верх своей хижины они строят из дерева или прутьев, обмазанных глиной, а крышу покрывают соломой.

На другое же утро, разбуженный свирелями пастухов, я вышел из дому, чтобы побродить по городу, и люди с любопытством смотрели на чужестранца, и некоторые радушно приветствовали меня и желали доброго утра. Предварительно я умылся. Опустив длинные ресницы, все та же молодая рабыня лила мне воду на руки, и я освежил лицо. Потом девушка протянула мне расшитое узорами полотенце. Края его были украшены красными и синими Птицами по бокам широкого дерева. Я заметил, что у здешних людей есть желание все свои вещи украсить узором или краской.

— Как тебя зовут? — спросил я рабыню.

— Азара.

Я понял, что так прозвали девушку хозяева, когда ее привезли сюда после какого-нибудь удачного похода в степи. Я сказал, что хочу есть, и она принесла глиняную чашу с молоком и кусок еще теплого пшеничного хлеба, приятно пахнувшего подгоревшей мукой, и я съел все это с большим удовольствием.

Леонтий еще спал, так как вчера налег на свинину за столом и всю ночь страдал желудком, стонал и охал, а я отправился в город, сгорая от нетерпения поскорее познакомиться со здешней жизнью.

Отправляя нас с Леонтием в далекое путешествие, василевс напомнил, что нам надлежит не упускать никакого удобного случая для того, чтобы разведать силы варваров, количество и способ изготовления у них оружия и получить прочие важные с военной точки зрения сведения. Поэтому, очутившись в городе, я немедленно направился разыскивать кузницы и домницы, в которых плавят металл. В трактате «О проводниках и лазутчиках» подробно описывается, как надо собирать такие данные.

Многое я уже услышал от спутников во время путешествия по Борисфену, поэтому мне нетрудно было найти то, что меня интересовало. Подобного рода мастерские находятся обычно у городских ворот, где в город въезжают возы и конные путники и часто требуется кузнец, чтобы подковать коня или починить повозку.

Вскоре я действительно обнаружил около крепостного вала одну домницу. Она была построена в закрытом помещении и, очевидно, принадлежала сравнительно богатому человеку, потому что в его распоряжении находилось два помощника, из которых один, судя по всему, был рабского состояния.

Я спустился по земляным ступенькам в литейную и вежливо поздоровался. Хозяин, занятый работой, повернул ко мне лицо и ответил:

— Будь здоров и ты!

Один из молодых помощников с любопытством рассматривал меня, а тот, которого приходилось считать рабом по его жалкой одежде, все с тем же ожесточением продолжал свой труд, беспрестанно и мерно разводя и сжимая рукоятки кузнечного меха. Домница была сделана из обожженной глины, в виде закругленного наверху конуса, со стоками внизу для отекания жидкого шлака. Как и везде это делается, в такую печку закладывают слоями руду и древесный уголь и силой мехов раздувают внутри большой огонь.

Кузнецам было не до меня. Я понял, что металл уже выплавлен и что сейчас они приступят к выниманию железной крицы, и решил присутствовать при этой операции. Хозяин взломал железным шестом верх печки и достал оттуда клещами довольно большой кусок сплава, величиной с баранью голову, а подручный не мешкая положил эту крицу на наковальню, укрепленную на огромном обрубке дерева, и стал бить по ней тяжким молотом, наполнив небольшое помещение железным грохотом и звоном.

Я все-таки спросил:

— Где же вы добываете руду?

Хозяин отер тыльной стороной руки пот со лба и неопределенно ответил:

— На болоте, в папоротниках.

Широко улыбаясь, подручный добавил, оставив на минуту молот:

— Там, где медвежьи следы.

— Где зайцы и лисы бегают, — так же весело пояснил хозяин.

— А правда ли, — спросил я опять, — что руссы примешивают маленькие куски металла в пищу для гусей, и домашние птицы поглощают это месиво, и якобы в птичьих зобах металл обрабатывается таким образом, что приобретает особую крепость и превращается в чрезвычайно прочную сталь, из которой вы куете свои знаменитые мечи?