Роберт Ладлэм - Мозаика Парсифаля

• Название: Мозаика Парсифаля
• Автор: Роберт Ладлэм
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 1996
• ISBN: 5-218-00166-X

Сознание человека — загадочный лабиринт, там в укромных уголках можно иногда обнаружить жутковатые тайны... Майкл Хейвелок, вышедший в отставку агент разведки, собирается начать новую, спокойную жизнь. На самом деле он уже приговорен. Приговорен из-за тех полустертых в памяти событий, которые происходили в его другой жизни.

Где-то в мозгу Хейвелока спрятан ключ, кодовая последовательность слов и знаков, прочно связывающая его с невидимым манипулятором судьбами человечества — зловещим Парсифалем. И если Хейвелок сумеет сложить мозаику из разрозненных смутных обрывков памяти, он вычислит своего тайного Господина и смертельного врага. Тогда он наконец получит долгожданный покой и безопасность.

Но Парсифаль расставил на этом пути психологические обманки, вживленные в мозг Хейвелока, и главная из них — воспоминание о том, как когда-то на солнечном пляже в Коста-Брава была убита светловолосая девушка ... А ведь она так похожа на Дженну, на женщину, которую любит Хейвелок, которая рядом с ним... Так кто же он, невидимый Парсифаль — уж не сам ли Хейвелок?..

---

Он мог различить серую шляпу, пальто с бархатным воротником, сверкающие штиблеты из патентованной кожи. Вполне достаточно. Воплощение блеска и элегантности Парижа. Внимания этого человека добивались во всех салонах Европы. Это был Граве, по всеобщему мнению крупнейший знаток классического искусства в Париже и, таким образом, на всем континенте. Лишь те, кому положено, знали, что он торгует не только обширными познаниями в области изящных искусств.

Он остановился у парапета футах в семи от Хейвелока, поправил бархатный воротник пальто.

— Я вас сразу узнал. И иду за вами от Дю-Бернар. — Он говорил тихо, но очень отчетливо, так, чтобы можно было расслышать.

— Знаю. Чего вы хотите?

— Вопрос в том, чего хотите вы? Почему вы в Париже? Нам дали понять, что вы отошли от активной деятельности. А если честно, рекомендовали вас избегать.

— И немедленно сообщить, если я попытаюсь вступить в контакт, не так ли?

— Естественно.

— Но вы совершили обратное действие, подошли ко мне первым. Не кажется ли вам, что это не очень мудро?

— Небольшой риск иногда вполне оправдан, — ответил Граве. Он выпрямился, огляделся по сторонам и продолжил. — Мы давно знаем друг друга, Майкл. Ни за что не поверю, что вы явились в Париж с целью своего культурного возрождения.

— И я не поверил бы. Кто вам такое сказал?

— Вы провели в Лувре ровно двадцать семь минут. Слишком мало, чтобы насладиться искусством, слишком много для того, чтобы просто воспользоваться туалетом, но вполне достаточно для встречи с кем надо в темноватом и к тому же переполненном посетителями зале, скажем, в дальнем конце третьего этажа.

Хейвелок не смог удержаться от смеха:

— Послушайте, Граве...

— Пожалуйста, не смотрите в мою сторону. Продолжайте любоваться водой.

— Я был в мезонине, где хранится коллекция древнеримского искусства. Но там оказалась группа туристов из Прованса. Пришлось ретироваться.

— Меня всегда восхищала быстрота вашей реакции. И вот теперь весь этот шум: «Он отошел от активной работы! Избегайте его!»

— Но шум соответствует действительности.

— Не знаю, каким новым прикрытием вы решили воспользоваться, — быстро продолжал Граве, стряхивая пылинки с рукавов пальто, — но, судя по всему, вы находитесь в данный момент в весьма достойной компании. Вам известно, что я брокер, торгующий информацией по весьма широкому кругу вопросов, и чем достойнее мои клиенты, тем больше они мне нравятся.

— Извините, но я ничего не покупаю. Следуйте директиве и избегайте меня.

— Не глупите. Вы же пока не знаете, что я могу предложить. Невероятные события происходят в совершенно неожиданных местах. Союзники становятся врагами, враги — друзьями. Персидский залив полыхает пламенем, а вся Африка бродит по кругу, причем — в противоположных направлениях, между странами Варшавского Договора существуют противоречия, о которых вы даже не догадываетесь. Вашингтон же тем временем разрабатывает десятки стратегических комбинаций, приносящих лишь вред. Эти комбинации по своей тупости сравнимы лишь с идиотскими интригами Советов. Я могу без конца приводить примеры глупости обеих сторон. Не сбрасывайте меня со счетов, Майкл. Платите мне и вы еще выше взберетесь, по служебной лестнице.

— Зачем мне взбираться выше, если я выбрался из игры?

— Опять та же высокомерная глупость. Вы же сравнительно молодой человек, и вас просто так не отпустят.

— Они могут следить за мной, но удержать силой не способны. Единственно, чем мне пришлось пожертвовать уходя, так это пенсией.

— Примитивно, Майкл. Все знают, что у каждого из вас имеется банковский счет в удаленном, но вполне доступном месте — секретный специальный фонд, из которого вы оплачиваете услуги несуществующих агентов, покрываете расходы на несостоявшиеся поездки или на приобретение несуществующих документов. Уверен, что уже к тридцати пяти годам вы сумели обеспечить себе безбедную жизнь в отставке.

— Вы приукрашиваете как мои таланты, так и финансовое положение, — улыбнулся Хейвелок.

— Или вы, и это вероятнее всего, оставили весьма пространные записки, — продолжал француз, пропустив слова Майкла мимо ушей, — в которых излагаете некоторые секретные действия, или, если хотите, решения — проливающие свет на определенные события или характеризующие отдельные личности. И эти записки, без сомнения, вне досягаемости тех, кто в них больше всего заинтересован.

Хейвелок перестал улыбаться, но Граве продолжал гнуть свое:

— Разумеется, мы не можем рассматривать эти записки, как гарантию финансовой стабильности, но согласитесь — они повышают то, что называется «качеством жизни».

— Вы зря тратите время. Я действительно ушел с рынка. Если у вас есть по-настоящему Ценные сведения, вы получите за них просимую сумму. Вам известно, к кому следует обращаться.

— Эти вечно напуганные неудачники, люди второго сорта. Ни один из них не имеет прямого доступа к... ну, скажем, местам, где принимаются решения.

— Теперь и я лишен доступа.

— Не верю. Вы единственный человек в Европе, который говорит напрямую с Энтони Мэттиасом.

— Оставьте его в покое. Да будет вам известно, я не беседовал с ним уже несколько месяцев. — Хейвелок неожиданно выпрямился и взглянул на француза. — Давайте поймаем такси и поедем в посольство. Я знаю там кое-кого. Могу представить вас атташе, работающему по высшему классу; скажу, что у вас есть товар, который я не могу приобрести за неимением средств и интереса. Заметано?

— Вы же прекрасно знаете, что я не могу этого сделать! И умоляю... — Граве не успел высказать просьбу.

— Хорошо, хорошо. — Майкл повернулся к парапету и стал смотреть на воду. — В таком случае сообщите мне либо номер телефона, либо место для будущего контакта с нужным человеком. Я позвоню, и вы выслушаете мое предложение.

— Какую цель вы преследуете? К чему все эти шарады?

— Здесь нет никакой шарады. Как вы изволили заметить, мы давным-давно знаем друг друга. Я окажу вам услугу и тем самым, возможно, смогу убедить вас в своей искренности. Надеюсь, при случае вы сумеете убедить в ней и других. А может быть, сами проявите инициативу в этом направлении. Как вы относитесь к такому варианту?

Француз чуть перегнулся через парапет, слегка повернул голову и уставился на Хейвелока.

— Благодарю вас, Майкл, но я вынужден отказаться. Зная, на какие выходки способен сатана, я предпочитаю работать со знакомыми мне деятелями второго разбора и не водиться с новыми людьми, пусть даже самыми блестящими. Мне кажется, я вам верю. Продолжай вы работать, не стали бы передавать такой источник информации, даже первоклассному атташе. Я великолепно законспирирован, у меня безупречная репутация. Вам могли бы потребоваться мои услуги. Да, я верю вам.

— Теперь моя жизнь станет легче. Не храните ваши убеждения в тайне.

— А как насчет ваших оппонентов из КГБ? Будут ли они убеждены в вашей искренности?

— Вне всякого сомнения. Их агенты, полагаю, послали донесение на площадь Дзержинского еще до того, как я поставил последнюю подпись на бумагах об отставке.

— А если они решат, что это какая-то комбинация?

— Тогда тем более у них будут все резоны оставить меня в покое. Какой же идиот станет заглатывать отравленную приманку.

— В их распоряжении будет химия. Ведь все вы пользуетесь химикатами.

— Ничего нового я не могу им сообщить. Они все знают. То, что мне известно, претерпело изменения. Меньше всего меня должны опасаться мои враги, что самое забавное в этой истории. Из-за нескольких имен, которые я мог бы назвать, не стоит заваривать кашу. Тем более что не исключено возмездие.

— Но вы нанесли противнику существенный урон. Как насчет их уязвленного самолюбия? Жажда мщения, как вам известно, чувство вполне естественное.

— В данном случае максима не применима. В части нанесенного урона мы равны. И опять же отмщение не принесет им практической пользы. Никто не станет убивать без цели и причины. Никто не примет на себя ответственность за возможные последствия. Звучит нелепо? Не так ли? Почти в духе викторианских времен. Поймите, мы полностью выходим из игры, когда перестаем работать. В этом, Граве, ирония нашей жизни и ее, если хотите, конечная бесполезность. Когда мы выходим из игры, нам становится безразлично. И нет причин кого-то ненавидеть. Тем более убивать.

— Прекрасно сказано, мой друг. Вы, видимо, неоднократно размышляли над этими проблемами.

— С недавнего времени у меня появилась масса свободного времени.

— Есть люди, очень заинтересованные в ваших наблюдениях и выводах, в той роли, которую вы играли в жизни — я имею в виду в вашей прошлой жизни. И тут нет ничего удивительного. Эти люди поражены депрессивно-маниакальным психозом. Угрюмые, а через секунду сияющие; готовые на любое насилие, а через минуту распевающие псалмы о земных бедствиях и печалях. У них частенько проявляются параноидальные черты: я нахожу их в некоторых мрачных аспектах искусства классицизма. Вижу секущие диагонали полотен Делакруа в психике многонациональных государств. В психике столь активной и столь противоречивой. Такой исполненной подозрений... такой советской.