Георгий Попов - Первое лето

• Название: Первое лето
• Автор: Георгий Попов
• Издательство: Юнацтва
• Жанр: Детские приключения
• Год: 1985

В повести рассказывается о том, как на исходе лета 1941 года двое подростков пошли в тайгу за кедровыми орехами, заблудились, случайно встретили старателя, добывающего золото, сами на какое-то время стали золотоискателями, даже нашли крупный самородок… Но здесь был еще один человек, который, как узнали мальчики, бежал из заключения и скрывался в тайге. Между этим беглецом, опасным преступником, с одной стороны, и золотоискателем и мальчиками-подростками, с другой, начинается борьба…

Рецензент: В. Н. Шитик

Художник: В. М. Боровко

---

Но зверь и птица жались поближе к ручьям, рекам и озерам. А дальние, в глубинке, можно было пройти день, два и неделю и не встретить никого, кроме разве дятла и кедровки. Сначала обращаешь внимание на все подряд, немного спустя взгляд выхватывает лишь что-то редкое — сорвавшийся с горы камень или причудливо разросшееся дерево… А к концу дня и на это уже не хватает сил. Идешь и идешь, с трудом переставляя ноги, ни на что не смотришь и думаешь только о том, когда же все это кончится.

Дядя Коля был на что уж неутомимым ходоком и тот в конце концов сдал. Когда мы поднялись на перевал — не очень крутой, но долгий, — он сиплым голосом проговорил:

— Все, ребятки! Спустимся во-он к тому ельничку-сосенничку и на боковую. Не знаю, как вы, а я устал, ноги гудят, спасу нет.

У облюбованного дядей Колей ельничка-сосенничка было сухо и лапок навалом. Скинув, казалось, потяжелевшие за день рюкзаки, мы наломали тех лапок, сколько надо было, натаскали хвороста и хотели развести костер, как вдруг Димка насторожился:

— Смотрите…

Дядя Коля отошел в сторонку, где деревья росли реже, и весь превратился в слух и зрение.

— Кажись, мы с вами наступили ворюге на пятки…

Тучки на западе заслонили порядочный лоскут неба. Кругом потемнело. Вблизи еще можно было различить очертания деревьев. А дальше все слилось в сплошную мглу. И в этой плотной мгле время от времени вспыхивали неяркие огоньки.

Теперь нечего было и думать о том, чтобы разжечь костер и обогреться. Нам выдавать себя было никак нельзя.

— Вот что, ребятки, — шепотком сказал дядя Коля, — отдохнем мало-мало, силенок подкопим, да и схватим Федьку, пока он спит. Стели плащ, Митрий, ты, Василий Гаврилыч, ложись в середке, мы — по бокам. Сверху накроемся моим плащом и твоим пальтецом. Жалко, что Федька, гад, ватничек спер. Ватничек нам сейчас как раз бы пригодился.

Мы улеглись и довольно скоро согрелись. Мне, во всяком случае, в середине было тепло. Я испытывал лишь одно неудобство: спать привык, поджав ноги, здесь же поневоле пришлось вытягиваться хлыстом. Димка — тот мог как придется. Он повернулся ко мне спиной, поджал ноги и сразу заснул. Дядя Коля тоже скоро затих. Я слышал, как они посапывают во сне.

Наверное, у каждого человека бывает в жизни что-то такое, о чем после он вспоминает с досадой, а то и со стыдом. У меня это связано со сном, который мне приснился в ту ночь на перевале. Будто бы неизвестно откуда появляется Федька. Он садится передо мной на корточки, протягивает завернутый в платок золотой самородок и говорит шепотом: «На возьми, спрячь подальше, тебе с матерью пригодится, ох, как пригодится… Только уведи этих, — он показывает на спящих дядю Колю и Димку, — во-он туда, влево, через болото… А еще лучше — притворись больным, они тебя не бросят. А я тем временем уйду далеко-далеко…» Я отчаянно отбиваюсь, мотаю головой, но Федька знай себе нашептывает и нашептывает мне на ухо, пихает самородок, почти силком, мне в карман и опять что-то нашептывает, все о матери и сестрах. Слушать Федьку противно, однако я слушаю и думаю, что да, конечно пригодится. Я понимаю, что это измена, но ничего не могу с собой поделать. Испытывая мучительный стыд и страх, я в то же время с радостью ощущаю приятную тяжесть в кармане. Я сую руку в карман, чтобы убедиться, что Федька не надул меня, рука не лезет, я нервничаю и… просыпаюсь. Какое-то время ничего не соображаю, даже не могу толком понять, где я. В сознание меня приводит Димка:

— Ты чего не спишь?

Оказывается, я толкал Димку в бок. Он тоже толкнул меня пару раз. От этих-то толчков я и проснулся. До меня не сразу доходит, что Федька и самородок — сон, а значит и мое предательство тоже сон. Мои друзья — вот они, рядом, я их не предавал и не предам никогда, сколько бы золота мне ни сулили. И я радуюсь этому и стараюсь заглушить в себе чувство стыда.

Проснулся и дядя Коля.

— Что ж, ребятки, вперед? — сказал он, ощупью одеваясь и беря рюкзак.

Мы не знали, как далеко до места, где вчера горел костер. Дядя Коля сказал, что километра два. Но могло быть и дальше — ночные расстояния обманчивы… Поэтому, идя цепочкой, след в след, ухо держали востро. Я говорю — ухо, потому что зрение в данном случае было для нас слабым подспорьем. В долине стоял такой туман, что из него торчали верхушки лишь самых высоких деревьев.

— Тихо, ребятки, тихо, — шепотом наставлял дядя Коля. — 'Федька наверняка еще дрыхнет без задних ног. Он всегда продирает глаза с трудом. Мы должны подкрасться незаметно и застать его врасплох. Не то он, подлец, мой «Заур» пустит в ход.

Примерно минут через сорок мы почувствовали запах дыма. В костер подбрасывали пихту — она далеко пахнет… Дядя Коля потянул в себя и предупредил, что осталось немного. Теперь через каждые пятьдесят — сто шагов он останавливался, подавал нам знак: «Тихо, ребятки!» — и замирал, прислушивался.

Наконец мы вышли к какой-то неширокой речонке, ласково журчавшей на перекатах.

— Большая Китатка, — сказал дядя Коля.

До костра оставалось совсем немного, мы уже слышали хриплое покашливанье: «Кхе-кхе!» Дядя Коля кивнул: «Айда!» — и, слегка наклоняясь, перебежал дальше. Послышались голоса людей. Судя по голосам, у костра было человека три-четыре, может быть, и пять.

Мы постояли-постояли в кустах, потом вышли на открытую, почти совсем голую поляну и не таясь направились вдоль берега. Через минуту в поредевших сумерках мы увидели троих рослых мужчин. Один из них умывался, намыливая лицо и шею. Другой сидел на малахитовом от мха камне-валуне и чинил рубаху. Третий возился у костра, то шуруя, то помешивая в котелке. Глянув на котелок, из которого во все стороны распространялся приятный запах, я вспомнил, что вчера мы легли спать, не поужинав, а сегодня отправились в путь-дорогу, не позавтракав… Под ложечкой у меня засосало.

— Здорово ночевали! — проговорил дядя Коля, подходя к костру и снимая кепчонку.

Тот, что умывался, нехотя распрямил спину и глянул на нас сквозь щелку в мыльной пене. Второй, занятый починкой рубахи, тоже посмотрел на нас и кивнул слегка. И только третий, кашевар, худощавый и белозубый, ловко перекинул ложку из правой руки в левую и шагнул к нам:

— Здорово! А нам что-то начало везти! Все лето никого, кроме медведей, и вдруг — вчера один, сегодня трое!

— Непрошеный гость — что в горле кость, ты это хочешь сказать? — переходя на шутливый тон, продолжал дядя Коля. — А вы кто же будете, охотники?

— Не угадал, батя, — засмеялся кашевар. — Пардон! — Он наклонился над висевшим на таганке котелком, снял ложкой пену и снова распрямил спину. — А вы, судя по экипировке, шишкарите? Что ж, лето нынче урожайное, знай не ленись!

— Тогда геологи, не иначе, — догадался наконец дядя Коля, приглядываясь к обстановке.

Недалеко, под соснами, виднелась палатка с провисшим верхом. Возле палатки стояли полные рюкзаки, рядом — молоток на длинной рукоятке, с какими обычно работают геологи. Здесь же, у палатки, висела некогда синяя, а теперь совсем выцветшая рубаха. Кто-то из этих троих постирал ее и повесил сушить.

— Вот это в точку! — подтвердил кашевар. — Что, уже встречались с нашим братом?

— Доводилось, — кивнул дядя Коля.

Мы скинули свои рюкзаки с плеч, сложили их кучкой отдельно, недалеко от костра.

«Где же Федька? Может, он и есть тот, вчерашний?»— подумал я. Эта мысль, наверное, пришла в голову также дяде Коле и Димке. Во всяком случае, они глянули на геологов, потом перевели взгляд на палатку с провисшим верхом. Если тот вчерашний здесь, то он наверняка дрыхнет сейчас в этой палатке.

— А вы кто такие? — спросил геолог, утираясь льняным полотенцем и подходя к костру. Лицо его было смугло от загара, глаза большие, выпуклые. Можно было подумать, что эти глаза с чужого лица.

— Мы так, отчасти шишкари, отчасти золотоискатели, — ответил дядя Коля.

— Где же ваши шишки? — недоверчиво глянул на него человек с выпуклыми глазами. Он не спеша подошел к палатке, повесил полотенце на колышек и вернулся к костру.

— Тайга… — развел руками дядя Коля.

— А что тайга! Шишек в тайге хватает, была бы охота.

— А нам вот и не хватило, — улыбнулся дядя Коля. — Ходили-ходили и ничего не выходили.

Третий, бородач, между тем кончил латать рубаху, надел ее, заправив в брюки, и тоже подсел к нам. Волосы у него были черные, с легкой курчавинкой, брови тоже черные. Обращаясь к своим дружкам, он простодушно пожурил:

— Люди, поди, есть хотят, а вы — тары-бары… Вы что ж, так всю ночь и топали?

— Нет, почему же, ночью мы спали. И недалеко отсюда спали, в часе ходьбы. Утречком глядим — дымок через туман сеется… Быстренько собрались и айда!

— Так садитесь поближе, что ж вы… Медвежатиной не брезгуете? Ну и прекрасно! — пригласил кашевар, снимая котелок с таганка. — Попался тут один, не захотел уступать дороги, вот и пришлось отправить его в котел…