Георгий Попов - Первое лето

• Название: Первое лето
• Автор: Георгий Попов
• Издательство: Юнацтва
• Жанр: Детские приключения
• Год: 1985

В повести рассказывается о том, как на исходе лета 1941 года двое подростков пошли в тайгу за кедровыми орехами, заблудились, случайно встретили старателя, добывающего золото, сами на какое-то время стали золотоискателями, даже нашли крупный самородок… Но здесь был еще один человек, который, как узнали мальчики, бежал из заключения и скрывался в тайге. Между этим беглецом, опасным преступником, с одной стороны, и золотоискателем и мальчиками-подростками, с другой, начинается борьба…

Рецензент: В. Н. Шитик

Художник: В. М. Боровко

---

И мы отправились на гумно, где стоял сарай, а рядом с сараем — неисправная молотилка, о которой говорила Евдокия Андреевна. Именно сюда женщины днем свозили хлеб.

Со стороны деревни к гумну подступали огороды, еще не убранные. С другой стороны, противоположной, начинался неглубокий ложок, заросший мелколесьем. Когда мы подходили, женщины как раз на двух телегах привезли снопы, сложили их и снова уехали. Навстречу нам попался Пашка. Пока мы обедали, он успел слетать за кедровыми шишками. Дядя Коля поманил Пашку и, показывая на удаляющиеся порожние телеги, спросил:

— Куда это они спешат?

Я ожидал, что тот затянет свое «ну». Однако на этот раз Пашка заговорил нормальным, человеческим языком:

— А я знаю…

— Кто же знает?

Пашка смущенно опустил глаза и переступил с ноги на ногу.

Тогда дядя Коля спросил:

— Ты, парень, не видал здесь чужого мужика, здорового такого, черного?

— Не видал…

— А может, все-таки видал? Ты подумай, вспомни!

— Не видал… — Пашка снова переступил с ноги на ногу. Стало ясно, что больше от него ничего не добьешься. Если и видал, то все равно будет твердить, что не видал.

Дядя Коля вздохнул:

— Ладно, иди!

Пашка пошел своей дорогой. Я крикнул ему вдогонку:

— А шишек у вас много?

— Ну!

— А далеко за ними идти?

— А чтоб сказать очень, так нельзя. На гриве, за вторым логом. Там кедрачи.

Вот это выдал — целых три фразы за раз… Ну и Пашка!

Мы обошли молотилку со всех сторон.

— Ну, поглядим-посмотрим, что с этим агрегатом… — Дядя Коля потянул на себя привод, куда обычно впрягают коней. Шестерни застучали, передаточный вал завертелся, а барабан с блестящими зубьями как был, так и остался мертвым. — Понятно… Немного подтянуть, подвинтить и полный порядок… Что одни бабы могут, тут техника, ее понимать надо… Только, слышь, без гаечного ключа или хотя бы плоскогубцев, голыми руками и мужики здесь ничего не сделают… Глянь-ка, может, в сарае какие железяки найдутся, чалдоны народ такой, они все в сараях да амбарах держат…

Я шмыгнул в сарай. Здесь было темно, пахло дегтем и мышами. Я какое-то время стоял, привыкая к темноте, и вдруг, совсем неожиданно, увидел перед собой Федьку. Он стоял в двух шагах, за плечами у него был тяжелый рюкзак, а в руках — двустволка. Я хотел крикнуть: «Дядя Ко-оля-я!» Но Федька надвинулся на меня черной тучей, прижал к стене и зажал мне рот.

— А-м-м… — только и успел промычать я из-под жесткой Федькиной ладони.

— Вась, где ты?

Дядя Коля вбежал в сарай и остановился как вкопанный. Этим и воспользовался Федька. Отшвырнув меня в угол, он рванулся к золотоискателю и, не дав ему опомниться, свалил на землю и его. Как он это сделал, я не видел, только слышал возню, сдавленные хрипы и нечленораздельное бормотанье. А когда приподнялся, Федька уже сидел верхом на дяде Коле и заламывал ему руки.

— Ты, Николай Степаныч, у меня вроде хвоста…

— Слушай, Федор, отдай золото, добром тебя прошу. А не то ведь худо будет. Все равно тебя схватят, — задыхаясь от боли и обиды, проговорил дядя Коля.

— Разъяснил, спасибо, — ухмыльнулся Федька. — А ну сдай назад, — вдруг зарычал он, глядя в мою сторону. Видно, услыхал, что я начинаю подниматься. — Сдай, сдай, а не то задушу и тебя, мне терять нечего.

— Всех не передушишь. Да и поймают тебя скоро, гад ты ползучий. Обложат, как волка, и никуда тогда не уйдешь. Придется за все держать ответ.

— Уйду!

— Куда, подумай? Завтра сюда явится милиция… Ну что ты против милиции, один-то? И в тайге ты еще слепой щенок. Схватят и снова туда, откуда сбежал.

— Ну, схватят или не схватят — это мы еще посмотрим! — презрительно сплюнул Федька.

Он стоял, расставив длинные ноги на ширину плеч, и держал двустволку наизготовке. Казалось, еще слово и он разрядит в дядю Колю оба ствола.

— Ты ружье-то… ружье-то отведи, дура!.. Заряжено, поди, может и выстрелить, — растягивая слова, проговорил дядя Коля и тоже начал приподниматься.

— Не шевелись, — взвился Федька, — а не то, даю слово, я оставлю твою жену вдовой, а детей сиротами. За добро, которое ты сделал мне, я тебя до смерти помнить буду. А за то, что ты привязался, как хвост, и махорки на цигарку не дам, если попросишь. — Он мельком глянул за ворота, где уже сгущались сумерки, и вдруг сменил гнев на милость: — А сейчас иди. Иди и не оглядывайся. И этого щенка бери с собой. Не хочу о вас руки марать.

Я подошел к дяде Коле и остановился в нерешительности.

Дядя Коля встал, но с места не сдвинулся.

— Нет, Федя, друг сердечный, слишком долго я за тобой гонялся, чтобы так просто… Бросай ружье, гад! — вдруг крикнул он, потрясая кулаками. Голос его зазвенел от ярости.

Федька, конечно, в один момент мог продырявить нас обоих. Почему он этого не сделал, я тогда не понимал и сейчас не понимаю. Скорее всего, был уверен, что сладит с нами и так. Все преимущества были на его стороне.

— Ну, раз так, тогда… Я к тебе по-хорошему, а ты…

— Бросай ружье, гад! — звенел голос дяди Коли.

Он лез прямо на Федьку. Тот пятился, сохраняя, однако, короткую дистанцию. Я бестолково метался сзади дяди Коли, не зная, что делать, как ему помочь. И в это время Федька сделал неожиданный выпад и резким, мгновенным ударом приклада свалил дядю Колю с ног. Свалил и снова заломил ему руки за спину.

— А ну-ка ты… подай! — показал мне на висевшие при входе в сарай вожжи.

И я… подал. Почему и зачем я это сделал, я и сам не знаю. Я до сих пор не могу простить себе этого. Не настолько же я тогда перепугался, чтобы потерять рассудок. Но факт остается фактом: я снял вожжи с крючка, на котором они висели, и подал их Федьке. Тот связал дяде Коле руки этими вожжами, проверил, крепок ли узел. После таким же манером связал и ноги.

— Спасибо, Вась… Ты умный парень, понимаешь свой интерес, — похлопал меня по спине и противно осклабился.

Вот когда он сбылся, тот сон.

— Вор! Гад! Бандит! — заорал я что было мочи и набросился на Федьку.

— А это, Вась, ни к чему. Я с тобой по-хорошему а ты… За такие слова можно ведь и по морде схлопотать. — Он вразвалочку подошел ко мне, взял меня за шиворот и с силой швырнул на дядю Колю. — Вот та-ак… Теперь полный порядок… И у меня не орать и не визжать, не то придушу как миленького и ойкнуть не успеешь.

— Бандит… бандит проклятый…

— Не надо, — попытался успокоить меня дядя Коля. Потом, обращаясь уже к Федьке, выдавил из себя с презрением и ненавистью, на какие только был способен: — Ты, Федор, загубил в себе человека. Что ты теперь? Кожа да кости, набитые всяким дерьмом, вот и все. Поэтому тебе нет и не будет никогда прощения. Ты можешь изгаляться над нами, как тебе вздумается, даже кокнуть нас, чего проще. Но и после этого далеко не уйдешь, помяни мое слово. Схватят тебя и заставят держать ответ.

Федька делал вид, что не слушает и слушать не желает, и смотрел куда-то в пустое пространство.

— Мне, конечно, надо бы укокошить вас обоих, как злостных врагов, — издевательски ухмыльнулся он, закуривая цигарку, — да жалко кровь проливать. Ее и без того много льется, крови-то. Я тут на досуге подумал и пришел к заключению, что Гитлера вам не одолеть, кишка тонка. Пока вы то да сё, он вон куда пропер!

И дядя Коля вдруг заплакал. Наверное, от бессилия заплакал, оттого, что, вот, он лежит, связанный, а этот гад стоит над ним и еще измывается.

— Приютила здесь меня одна солдатка… Изба с краю, и перина пуховая, теплая… Хотел отдохнуть, отоспаться, силенок набраться для дальнейшего броска к полной свободе… Ну да ладно, как-нибудь… А тебе, Николай Степаныч, фартовый ты человек, мой совет: не гонись — не догонишь. Когда появляется волк, у зайца отрастают ноги, понял? Прощевайте, друзья-приятели! Больше, надеюсь, мы с вами не встретимся.

Федька поправил за плечами набитый до отказа рюкзак, легко подкинул двустволку в воздух, подхватил ее правой рукой, демонстрируя свою ловкость, и подался к выходу. Только мы его и видели. Дядя Коля лежал, связанный по рукам и ногам, и плакал почти навзрыд. Меня Федька хотя и швырнул наземь, но связать не успел. А может, ему это было ни к чему. Я встал на корточки и принялся развязывать тугие узлы. Но руки у меня дрожали, да и темно было хоть глаз выколи, и я ничего не мог поделать.

Не знаю, как долго пришлось бы мне возиться с этими проклятыми узлами, если бы не Евдокия Андреевна. Узнав от Сереги, что мы еще не вернулись, она взяла фонарь «летучая мышь» и подалась с тем фонарем на ток.

— Ой, мамочка, да кто же вас так? И связал-то, черт окаянный, крепко, не развяжешь, — запричитала она по-бабьи. — Неужели тот, беглый? Ну хват! И как вы поддались, двое-то? А еще по тайге ходят, зверя промышляют!

— Ты попридержи язык-то, — смущенно пробормотал дядя Коля.