Тоби Грин - Инквизиция: царство страха

• Название: Инквизиция: царство страха
• Автор: Тоби Грин
• Издательство: ООО «Изд-во ACT»; ООО Изд-во «ACT МОСКВА»
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-061074-7; 978-5-403-01989-7

Святейшая католическая инквизиция. Словосочетание, на века ставшее символом подавления свободной мысли, ужаса, тотальной слежки, безжалостных пыток…

Но сколько правды за этими чудовищными мифами?

Почему современники — особенно вначале — вовсе не считали инквизицию ни пугающей, ни несправедливой?

Почему именно инквизиция всемерно поддерживала путешествие Колумба?

И правда ли, что в действительности инквизиторы сплошь и рядом выполняли обычные полицейские функции?

Против кого и чего сражались инквизиторы? По какому принципу строилась их сложная, разветвленная организация?

И как удалось инквизиции продержаться столь долго?

Об этом рассказывает Тоби Грин в своей оригинальной и удивительно интересной книге!

---

В 1578 г. Франсиско Пенья отметил, что пытку инквизиторы зачастую использовали с самого начала, не ожидая получения других доказательств, хотя ее традиционно полагалась применять иначе (см. введение)[313]. В других документах отмечалось: если для средневековой инквизиции перед переходом к пыткам были необходимы два доказательства, то в Испании «пытки стали совершенно произвольными. Судьи могли приказать применять их в любое удобное для них время»[314].

Более того, физическое воздействие отличалось в испанской инквизиции не только философией применения. Гражданского судью наказывали, если в результате пыток заключенный умирал, терял конечность или другой орган. С инквизиторами дела обстояли по-другому[315]. Существующее правило объясняет, почему гражданские судьи иногда не решались налагать самые суровые виды наказаний на обвиняемых[316]. Зато инквизиторам предоставлялось большее количество форм пыток[317].

Пытки с самых различных точек зрения стали важным оружием в арсенале инквизиции. Так обстояло, по меньшей мере, еще и в первой половине XVII века.

При использовании в соответствии с правилами инквизиции (но не произвольно, в манере Лусеро), пытку применяли к жертве в точно обусловленных обстоятельствах. Когда доказательство казалось веским, но не решающим, имелись основания подозревать, что признание не стало полным, заключенным давался шанс «очистить от греха» показания.

Поэтому пытки часто применяли к тем, кто уже сделал признание в своих «грехах», но оставались подозрения, что утаены имена подельников. После того как удавалось услышать одно имя, его использовали в качестве доказательства того, что, вероятно, утаиваются и другие имена. А значит, пытки могли продолжаться очень долго.

Существовало два главных инструмента пыток — дыба и вода. Имелось большое количество их вариантов. Для пытки на дыбе заключенному связывали руки на спине. Пытаемые, поднятые с пола, оставались в подвешенном положении на радость инквизиторам, словно зарезанные кролики, подвешенные, чтобы вытекала кровь. Время от времени их бросали на пол с небольшого расстояния.

Если заключенные не давали «правильных» ответов, то к ним иногда прикрепляли грузы, чтобы боль в суставах стала еще сильнее, а веревки на вывернутых запястьях врезались болезненнее и глубже.

Применение воды нашло более широкое распространение. Заключенного помещали на жесткое ложе (потро), помещая голову ниже ног. Горло и лоб надежно закрепляли металлической лентой. Конечности привязывали к потро веревками, которые врезались в плоть, а остальные веревки обвивали жгутами вокруг тела. Рот принудительно открывали, в горло вливали воду.

Не имея возможности дышать из-за воды в горле и чрезмерно раздутого живота, жертва задыхалась, ловила воздух ртом. А инквизиторы терпеливо требовали, чтобы была произнесена «правда».

Со временем методы пыток совершенствовались. К началу XVII века к пытке с помощью потро добавили трампа — отверстия в столе, куда просовывали ноги заключенного, крепко привязывая к столу. Деревянный стержень с намотанной веревкой помещали внизу под отверстием. Ноги пропускали через крошечные отверстия с помощью этой веревки, прикрепленной к пальцам и к щиколотке.

Каждый раз, когда веревку обматывали вокруг щиколотки, сделав один виток, она натягивалась, а ноги заключенного протаскивали дальше через отверстие.

Пять витков веревки вокруг щиколотки считали суровым наказанием. Но в Латинской Америке часто применяли эту пытку, делая семь и даже восемь витков. Некоторых морисков пытали, делая десять и более витков[318].

Пабло Гарсиа, секретарь высшего совета (Супремы) в Мадриде, детально описал инструкции в 1591 г., давая советы, как инквизиторам следует выполнять процесс пытки какого-либо заключенного. Такой человек, как писал Гарсиа, должен получить предупреждение, в котором ему сообщают: он подозревается в том, что не сказал всю правду, а улики по этому делу показали ученым людям, находящимся в ясном сознании, что следует применять пытки.

Пытка, как полагали, сможет вызвать покаяние.

Затем Гарсиа сообщает, что инквизиторы должны читать следующую формулу перед началом пытки:

«Во имя Иисуса Христа!

Внимательно рассмотрев улики и аспекты данного дела, мы получили основания подозревать заключенного и установили, что можем назначить ему допрос с пристрастием, а значит, с пытками, которым заключенный будет подвергаться в течение такого времени, которое мы сочтем необходимым, чтобы он сказал нам правду относительно обвинений, выдвинутых против него. И в дополнение мы заявляем, что если заключенный умрет, получит травмы, пострадает от сильного кровотечения или во время пытки лишится конечности, это его вина и ответственность, а не наша, потому что это он отказывается говорить правду».

Очистив этим свою совесть, инквизиторы приказывали доставить заключенного в пыточную камеру. Здесь палач, на лице которого была маска, оставляющая открытыми только глаза, назначал инструмент пытки. Как правило, для освещения использовали фонари. Инквизиторы занимали места и готовились к допросу. Вновь требовали, чтобы арестованный сказал правду.

Гарсия утверждал, что инквизиторы должны были напомнить: они не хотят видеть ужасные страдания, хотя по обыкновению к ним и необходимо приступить.

Гарсия предписывал инквизиторам обратить особое внимание на то, чтобы все записывалось по возможности с наибольшей точностью: как заключенного полностью раздели, как ему связали руки, как его обмотали веревками, как потребовали положить его на потро со связанными ногами, головой и руками, как приказали наложить на него жгуты, как затягивали их, указывая в каком месте — на ноге, на мышце, на позвоночнике, на руках и т. д. Следовало фиксировать, что ему говорили на каждом из этих этапов, «дабы все происходящее было записано подробно и без всяких пропусков»[319].

Такое внимание к деталям в представлении инквизиторов обеспечивало полную прозрачность перед Господом Богом, а одновременно раскрывало неупомянутую истину: пытка должна была фиксироваться с такой предельной точностью, чтобы произвести соответствующее впечатление на официальных представителей и на самих преступников. Безусловно, в том и была одна из причин стремления властей обеспечить подробное описание любого аспекта каждого процесса пытки. В религии, где иконография пытки видна ежедневно по изображениям на кресте, страдания от боли могут воплотиться в реальность.

Страшно подумать, насколько быстро эти ужасающие процедуры стали частью «цивилизованного общества». Стоит лишь вспомнить об огромном аутодафе 1649 г. в городе Мехико и панегирики летописца Боканегра «милосердным» расследованиям инквизитора Маньоски (см. введение). Боканегра рассматривал эти события как нормальные. После более 150 лет, прошедших с того времени, они стали казаться именно такими.

И действительно, инквизиторские пытки давно стали рутинными для Мексики. Когда Франсиске де Карвахал, племяннице Альвару де Лэана из города Могадору[320], в 1589 г. приказали пройти в пыточную камеру, она крикнула: «Убейте меня, казните с помощью гарроты по возможности быстрее, но не раздевайте меня совсем, не срамите!» Затем она добавила: «Я честная женщина и вдова, я не смогу жить с этим дальше в мире и в месте, наполненном святостью!»

Но инквизиторы, разумеется, не обратили никакого внимания на это, сорвали с нее одежды так, что Франсиска Карвахал пыталась прикрывать свою грудь руками. «Все порочно! Порочно все! — рыдала она. — Этот ужас следует считать отпущением моих грехов»[321].

Инквизиторы, обученные не поддаваться на подобные просьбы, вопреки взглядам Боканегра, были далеко не миролюбивыми людьми. Пытая своих заключенных, чтобы те признались в своих идеалах, а также для победы над воображаемыми врагами, они выказывали отсутствие гуманности у них самих. Применение пыток, чтобы обезопасить фантазии о желательном для них посмертии, превратилось в зеркало, куда следовало бы посмотреться всему обществу, чтобы понять масштабы разрастающегося заболевания.

Канарские острова, 1587 г.

Посреди Атлантического океана из воды выступают пыльные скалы, открывающие перед Европой совершенно иной мир. В конце XVI века дикие склоны вулкана Тенерифе предлагали обзорное место, чтобы взглянуть за океан. Ниже гор, на пустынных склонах, земля позволяла возделывать поля пшеницы, виноградники и сахарный тростник. На плантациях сахарного тростника работали рабы-берберы и волоф, привезенные из Сахары и Сенегала. Они своими мачете рубили сахарный тростник и складывали его стебли, готовые для обработки и отправки в Испанию.

Испанцы завоевали острова у туземного населения в период между 1478 и 1496 гг. Последним пал вулканический остров Тенерифе. К 1500 г. на Канарских островах установился испанский образ жизни — возможно, лишь едва пристойный. Проституция процветала повсюду. Сначала на острове Гран-Канария, а затем и на Тенерифе решили организовать публичные дома. Доходы от них поступали испанскому сообществу на островах[322]. Атмосфера вполне соответствовала этому.